Юрий ДАНИЛИН
Друзья и ученики выдающегося пианиста народного артиста СССР Виктора Мержанова издали любопытную книгу под названием «Музыка должна разговаривать» со статьями своего замечательного педагога и собственными воспоминаниями о нём. Поучительно и интересно. Сам Виктор Карпович вряд ли отважился бы на такой шаг. Потому что необыкновенно скромен. И как всякий требовательный к себе человек, всегда впадает в раздумья, а надо ли припоминать те или иные детали и обстоятельства… Ведь это его жизнь. Как читатель утверждаю: надо. И выход книги – важное событие для всех, кто ценит и любит русскую пианистическую школу, заметным представителем (а главное – здравствующим и работающим) которой он и является.
В дни своего восьмидесятипятилетия Мержанов в Большом зале Консерватории играл Шопена. Один из активно концертирующих способных молодых пианистов, приглашённый мною на этот концерт, всё волновался о потерянном времени, о том, что произойдёт что-то мемориальное и маломузыкальное. Какое удовольствие было наблюдать его лицо буквально с первых тактов Шопена! Он забыл обо всём. Слушал давно знакомые произведения как будто впервые. А как замечательно ругал сам себя потом за то, что мог бы пропустить это редкое событие. Одна из норвежских газет (цитирую книгу) так отозвалась однажды о выступлении Мержанова: «Нужно ли много писать? Становишься просто немым после такого фантастического исполнения». Лучше не скажешь и о его концерте в тот вечер в БЗК.
Мержанов – памятливый и благодарный человек. Как трогательно и просто говорил он о Марии Вениаминовне Юдиной на вечере её памяти! Без этих слов и вечер бы не состоялся. Юдина, собственно, и заставила его заняться фортепиано. Он никогда об этом не забывал. В последние годы часто играет концерты памяти друзей – Анатолия Ведерникова и Святослава Рихтера, с которыми в студенческое время жил в одной комнате, Эмиля Гилельса, чьё мнение всегда было для него важным и интересным, Васи Павлова и Нины Емельяновой. И конечно же, в любом разговоре, интервью, просто домашней беседе обязательно присутствует имя его учителя профессора Московской государственной консерватории Самуила Евгеньевича Фейнберга. В книге о нём отдельная статья.
Тамбов для нынешнего обывателя – это родина бандита Кумарина. Телевидение формирует близкое его деятелям представление о российских городах и людях. Но этот город родной Сергею Васильевичу Рахманинову. И Виктору Мержанову тоже. Рахманинов – самое дорогое ему имя. Он часто бывал в Ивановке – родовом гнезде композитора. После войны трудно было возвращаться к инструменту даже выпускнику консерватории с золотой медалью. Готовился первый Всесоюзный конкурс музыкантов. Пропустить его было невозможно. Фейнберг дал прекрасный совет: как можно больше играть Рахманинова. Можно смело утверждать, что они вместе на этом конкурсе и победили. А с ними и Святослав Рихтер. Без Виктора Мержанова и современное Рахманиновское общество, и международный конкурс пианистов имени композитора просто не мыслятся. Он объясняет в книге: «Я думаю, что строение рахманиновских мелодий, особенность их динамики совпадает с характером фортепианного звука вообще – он тоже всегда как бы «затухает», «исчезает». Не могу назвать ни одного другого стиля фортепианной музыки, который обладал бы такой слитностью с природой фортепиано».
Одним словом, друзья и ученики Мержанова – безусловные молодцы. Книга, несомненно, будет интересна ещё не зазнавшимся исполнителям, любознательным студентам и всем, кто ценит творчество выдающегося российского пианиста Виктора Мержанова.
Одно из событий января – концерт Даниэля Баренбойма и его оркестра «Западно-Восточный диван» в БЗК. Блестящий израильский пианист и дирижёр давно уже утёр нос политикам и дипломатам: в его коллективе прекрасно сотрудничают молодые талантливые люди из Израиля, Палестинской автономии, Сирии, Иордании, Египта и Европы. В этот раз я заметил на сцене скрипачей лет 12–13. А как играли! Баренбойм закончил «Санта-Чечилию» в Риме, десять лет назад ему стало не хватать пианистической карьеры, и вместе с писателем Эдвардом Саидом он и создал этот интернациональный коллектив. Впечатление – потрясающее. Понятно, когда за роялем сам Баренбойм, его молодые партнёры Яэль Карет и Карим Сайд в концерте ‹ 7 Моцарта для трёх фортепиано с оркестром фа мажор не имеют выбора: надо соответствовать мэтру. Представляю, сколь нелегка задача. Но они справляются. Моцарт воздушен, поэтичен, необыкновенен.
Баренбойму, что заметно, интересно с молодыми музыкантами, он, чувствуется, умеет с ними общаться более широко, чем требует разучиваемое произведение. Иначе справиться с такими сложными сочинениями, как симфония ‹ 4 Брамса, невозможно. А дирижёрские требования даже не подразумевают аккуратности в следовании тексту, они требуют понимания, и незаурядного понимания. Баренбойм серьёзно воспринимает своих молодых партнёров. И по максимуму их возможностей. Поэтому в оркестре талантливы все. И звучание редкое. Как один очень мощный с богатейшими возможностями инструмент. Всё как бы отмыто, сияет, сверкает, поражает первозданностью, богатством интонаций и красок. Всё вдохновенно и заразительно. Как бывает только в молодости. Баренбойм это точно знает. Вот чего не хватает нашим дирижёрам – одни и те же имена на афишах при таком-то богатстве молодых замечательных мастеров. Потому что перекормлены этим богатством и ленивы. Учиться надо у Баренбойма!
Каждый год Москву навещает интереснейший английский пианист Фредерик Кемпф. Лучшая часть нынешней программы – «Гольдберг-вариации» Баха. Непостижимый Бах. Неизвестно, как играл сам Гольдберг, но Кемпф созерцателен, философичен, очень убедителен. Человековедение по Баху надо преподавать в школе. Просто сидеть и слушать. Никакая Российская академия наук, тем более изрядно протухшая академия отечественного образования, никогда не придумает более внятного постижения жизни и человека. Надо этим пользоваться. И даже каннибалов, киллеров и дураков заставлять слушать Баха. Он может нам всем помочь больше, чем Госдума с её ораторами, партия «Единая Россия» и московский милиционер генерал Пронин.