После одного из выступлений в посольстве Сербии по поводу годовщины освобождения Белграда ко мне подошёл неприметный с виду пожилой человек:
– Спасибо вам за песни и стихи о войне, спасибо за память о нас…
Я насторожился – не совсем походил на ветерана тех далёких боёв этот стеснительный невысокий мужичок: с чистым голосом и ясными глазами.
– Я в прошлом сын полка, Гришанов Иван Иванович, 1932 года рождения, мне 86, воевал с 10 лет, после войны учился в Суворовском, потом в военном училище… Вот приглашают иногда на такие мероприятия как ветерана. Давно пишу стихи для себя, чтобы не забыть. Вы не могли бы их посмотреть? Мне это очень важно…
Всё встало на свои места: ветеран-пенсионер, пишущий стихи, как многие, если не все.
Сославшись на занятость, но с врождённым чувством преклонения перед фронтовиками, дал ему визитку: пришлите, мол, по «электронке», я обязательно посмотрю...
– Да нет у меня такой почты… Может, дочку попрошу…
Через месяц он позвонил, напомнил о себе и попросил встретиться:
– Мне очень важно ваше мнение, стоит ли мне продолжать… Я пишу о том же, что и вы.
На следующий день он пришёл на моё выступление в Университете землепользования, передал стопку стихов, в основном рукописную, оставил номер своего телефона, прослушал весь фронтовой цикл и ушёл, не переждав моей послеконцертной «автограф-сессии».
А на следующее утро я открыл его рукопись и оторваться от чтения не мог до конца последней странички. Было такое ощущение, что я, как изредка бывало на моём драгоценно-каменном Урале, поднял с земли долгожданную, но случайную находку – друзу редкой породы: то ли аметистовую, то ли горно-хрустальную, а может, и того дороже...
Позвонил ему:
– Иван Иванович, вы где-то печатали эти стихи?
– Да было разок, в военной многотиражке, лет 50–60 назад.
– А показывали кому-то в издательствах, поэтам, писателям?..
– Тоже лет 60 назад, в Одессе показал стихи о репрессированных офицерах-фронтовиках. Посмотрели да сказали: хочешь спокойно жить – не показывай больше никому, вот и не показывал, а послушал ваше выступление – не утерпел… А про репрессии не мог не писать: отца в 1937-м расстреляли, потом реабилитировали, я за-за этого на войну и сбежал...
…Я не нашёл его литературных публикаций или фото в интернете. Через сайт «Бессмертного полка» отыскались скупые строчки о боевом пути маленького солдата: 1942–1943 гг. – связной партизанского отряда, далее – сын полка, на Орловско-Курской дуге – разведчик, наблюдатель Отдельного истребительного противотанкового батальона, далее – взвод топоразведки 15 ОТ МБР 19, Венская артдивизия 3-го Украинского фронта, много раз по заданию переходил линию фронта, корректировал ДОНы – дальние огневые налёты нашей артиллерии (только спецам знаком этот термин, ставший художественным образом в одном из его стихов)…
И ни слова о стихотворчестве.
Это стихи высокого природного художественного уровня – поэта, ушедшего на войну в 10 лет и знающего все её страшные детали. Без единого фальшивого слова... Это живущий среди нас поэт из знаменитой фронтовой шеренги: от Константина Симонова и Алексея Суркова до Юлии Друниной и Николая Старшинова... Правда, так и не вышедший своевременно на их поэтическую перекличку.
Слава богу, что всё-таки объявился.
Анатолий Пшеничный
Русь, бойца от обид защити
Иван Гришанов
* * *
Жизнь моя на ласки не богата,
Не имел я их и не искал.
То детдом, то воровская хата,
А потом войны крутой оскал.
В жизни той милей дневного неба
Был блиндаж с накатом в пять слоёв.
И в каком аду я только не был!
В круговерти гибельных боёв.
Я забыл, откуда вышел родом,
Мир войны – мой первый детский класс.
Ну а дни стекали, словно в воду
Капли слёз из воспалённых глаз.
Отвечаю чётко на вопрос вам:
Я родился сразу злым и взрослым.
На смерть медсестры
Неуступчива, непорочна…
С райских кущей штабного тыла
В пекло боя, в отместку, срочно
К нам в окопы её скатило.
Но и здесь она, как и всюду, –
Честь и нежность в сыром бушлате.
Мне б на мушку того иуду,
Что пытался подол задрать ей.
Огрубевшие, мы любили
В ней и мать, и дитя родное.
Артогнём нас вчера накрыли,
И не стало сестрицы Зои.
Бесприказны и беспощадны
Мы рванули в ночи на фрицев.
Били молча. Жестоко. Жадно.
Всех, не могших бежать и скрыться.
Такова была наша тризна,
В гневе с боем те пушки взявших.
Может, вспомнишь ты, Мать-Отчизна,
Дочерей твоих, в битвах павших.
9 Мая
В гимнастёрке, прямой, туго стянут ремень,
Жёсткий бобрик волос в белой дымке седин.
В амбразурах глазниц слёз удержанных тень…
Над стаканом вина он склонился один.
Что он вспомнил, старик? Резко вздёрнута бровь,
В складке горькой сомкнулся морщинистый рот…
Жизнь прошла, как бросок сквозь потери и кровь:
Две жестоких войны, гибель маршевых рот.
Он сидит за столом, как заброшенный форт.
То, что раньше скрывал, а теперь напоказ.
И не выпит коньяк, не опробован торт,
А оркестру всё тот же военный заказ.
И подвыпивший люд – молодой и крутой –
Приглушил свой нахрап к уважению дат.
Так зачем же он в бой шёл версту за верстой,
А награда ему? Обворован солдат.
Обделённый судьбой и унижен страной,
Что во власть привела алкашей и воров,
И не может он встать – пожилой и больной –
Чтобы вновь защитить честь России и кров.
Наша славная Русь, на каком ты пути?
Отзовись и бойца от обид защити.
* * *
Я говорю войне: «Прощай...»
Она, как жало, впилась в душу.
Её не вырвать невзначай,
Добром и бранью не разрушить.
Я говорю войне: «Прощай...»
Бойцов упавших лица рядом.
По ним горит в слезах свеча,
А боль за них, как взрыв снаряда.
Я говорю войне: «Прощай...»
Но дышит память жаром боя
И мне твердит: не отвращай
Того, что вписано судьбою.
И этот груз тебе навек,
Войны хлебнувший человек.
* * *
Вот выпала доля –прикрыть отступавших.
Остаться в живых нам надежда не светит.
Огнём огрызаясь, уходим от павших,
И кто нашу боль и отвагу отметит?..
А новый рубеж, может быть, и последний,
Нам вырвать в нём паузу жертвой любою.
Стоять беззаветно, как было намедни,
И полк развёрнется для встречного боя.
Мы с другом простились бесслёзно и просто:
Он в ранах застыл за своим пулемётом.
Я встретил атаку один у погоста
И здесь тормознул, как и надо, пехоту.
И сколько же тех рубежей всего было
На гиблом пути до своей обороны…
Как гильзы, собою нас время накрыло,
Что в травы роняют под выстрел патроны.
Пропали для нас дни и ночи, и даты:
Мы в память ушли, как уходят солдаты.
* * *
Золотом окрасила заря
Флаги, полотнища, транспаранты.
И, кажись, в рассвет, за рядом ряд
Маршируют улицей курсанты.
Сотни рук – единая рука,
Сотни ног – единая октава.
Блещет в чётко вскинутых штыках
Русская немеркнущая слава.
И как ворох выцветших знамён
Вражьего поверженного мира,
Под ноги бросает листья клён
Будущим российским командирам.
Детство
Что ты ищешь? Детство?
Розовое детство…
Стал солдатом Ваня
Прямо с малолетства.
Память на ладонях
Партизанской кружкой,
Автомат был первой
Ваниной игрушкой.
А играл ты с жизнью,
Жизнью возле смерти.
За тобой в разведку
Шли мужчины-черти.
И по маху шапки,
Поднятой тобою,
Люди залегали,
Залегали к бою.
Люди умирали,
Умирали рядом.
Был ты ранен пулей,
Был и под снарядом.
Вспомни, как пшеница,
Как дома горели,
Как стоял со всеми
Молча при расстреле.
И на малолетку
Враг не ведал милость:
Под глухие залпы
Жизнь остановилась.
Но дождливой ночью
У забытой хаты
Отыскали Ваню
Храбрые солдаты.
Как дитя у сердца,
Все тебя качали.
Не забыть любви той
И живой печали.
И ушла косая,
Поняв: ей не сладить.
Мамкою родною
Стали Ване дяди.
И, как прежде, первым
Шёл ты страшным лесом,
Обходя засады
Смертные завесы.
Ты гордиться должен
Тем бойцовским счётом:
На полях России
Тлеет вражья рота.
Ты героем звался,
Хоть и был пострелом.
Что ж ты ищешь?
Детство на войне сгорело.
1949