Александр КУШНЕР
* * *
Питер де Хох оставляет
калитку открытой,
Чтобы Вермеер прошёл в неё
следом за ним.
Маленький дворик с кирпичной
стеною, увитой
Зеленью, улочка с блеском её золотым!
Это приём, для того и открыта калитка,
Чтобы почувствовал зритель
объём и сквозняк.
Это проникнуть в другое пространство
попытка, –
Искусствовед бы сказал
приблизительно так.
Виден насквозь этот мир –
и поэтому странен,
Светел, подробен,
в проёме дверном затенён.
Ты горожанка, конечно, и я горожанин,
Кажется, дом этот
с давних я знаю времён.
Как безыдейность
мне нравится и непредвзятость,
Яркий румянец и вышивка или шитьё!
Главная тайна лежит на поверхности,
прятать
Незачем: видят и словно не видят её.
Скоро и мы этот мир драгоценный
покинем,
Что же мы поняли,
что мы расскажем о нём?
Смысл в этом жёлтом,
мы скажем, кирпичном и синем,
И в белокожем, и в лиственном,
и в кружевном!
Алексей ПУРИН
* * *
Музыка бывает только в Вене.
Только в Вене царственной она
неподвластна порче и подмене.
Только в Вене музыка – Жена, –
Дева, облачённая в свеченье,
в колыханье жаркое смычков.
Здесь ясней её предназначенье:
«Рай таков!» – твердить нам:
«Рай таков!»
…Или это море золотое
в белом и лазоревом цвету?..
Не решусь, как будущий Никто, я
перейти заветную черту.
Задержусь у ратуши с бокалом
мозельвейна: на большом панно –
оперные арии… Вокалом
этим всё, что знал, посрамлено!..
Безразлично мне, что дело к ночи,
что вокруг всё глуше и темней,
что до тьмы дорога всё короче…
Ночь поёт! И дело только в ней.
Только в Вене бурной – словно в вену
введена волшебная игла,
чтоб душа Прекрасную Елену
из персти земной узреть смогла.
Вена. У Новой ратуши
Глеб ГОРБОВСКИЙ
* * *
Теперь я знаю, только и всего:
страшнее жизни нету ничего.
Её отведав, вдоволь отхлебнув,
я улыбнулся, губы не надув.
Она в свою вмещает колею
рождение моё и смерть мою.
То беспощадно грабит, как бандит,
то, походя, – любовью угостит.
По молодости – насулит чудес,
заставит верить в первенство небес.
А то нашлёт болячек в телеса,
отравит золотом и ослепит глаза,
а душу сделает капризней…
Нет ничего страшнее жизни!
Но в каждый из её священных дней
я всё азартней думаю о ней!
Андрей ШАЦКОВ
ОСЕННИЙ МАНИФЕСТ
Прибывают сумрачные воды.
Тучами покрылся небосклон.
Вот и наступает слом погоды.
Вот и наступает жизни склон.
Достаю из шкафа тёплый свитер.
Плащ отцовской марки – «Скороход».
Время «Ч»! Пора уехать в Питер.
Чтоб отметить осени приход.
Осень, ты отсюда недалече.
Сиверá задули, будь здоров…
Радует загаданная встреча
В анфиладах питерских дворов.
С этой рыжей, в сером макинтоше,
Питерской, до кончиков ногтей –
Осенью,
что мне весны дороже
Поэтичной тайною своей.
И несёт Нева в мурашках воду
На исходе пасмурного дня.
И на Мойке Пушкинской – народу
Дела нет, что радость у меня.
И покуда в Подмосковье сливы
С шорохом ложатся на траву,
Наслаждаюсь этим днём дождливым
И целую мокрую листву!
Александр ГОРОДНИЦКИЙ
САХАР
Оглянусь на зеркало украдкой.
Кровь стучит в седеющий висок.
Жизнь моя была совсем не сладкой,
Отчего же сахар так высок?
Помню сорок первый год проклятый,
За стеною рвущийся фугас.
Всё, что нам недодано когда-то,
Обернулось нынче против нас.
Знали ли мы, дети Ленинграда,
Сухари глодая на обед,
Что рука костлявая блокады
Нас достанет через столько лет?
Снова сон, с которым нету слада, –
Дымные лучи наискосок.
В пламени Бадаевского склада
Догорает сахарный песок.
Позабыть удастся мне едва ли
Юнкерс, уходящий в облака,
И базар, где землю продавали,
Сладкую от этого песка.
Евгений ПОПОВ
* * *
На внешней стороне Луны
Любовники обнажены,
Нежны и вечности открыты
И даже укоренены.
Там пышут впадины теплом,
Вулканы кажутся котлом.
А всё, что выше, – свет всевышний,
Он наполняет этот дом.
Играют звёздным пояском,
Как будто фиговым листком.
И ни одной детали лишней.
И дети явятся потом.