Пермская земля богата талантами. В том числе и литературными. Одно только имя поэта Василия Каменского – футуриста, воздухоплавателя и энтузиаста – могло бы прославить любую литературу. Свою землю прославил Д.М. Мельников-Печерский. Город Пермь под именем Юрятин существует в знаменитом романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго». А Виктор Астафьев посвятил Прикамью – Чусовому и Перми – четверть века своей творческой жизни. Не зря здесь проводится ежегодный Фестиваль имени выдающегося писателя. Прославил Чусовую относительно молодой Алексей Иванов, который не так давно буквально ворвался в современную литературную жизнь. Широко известны имена детских писателей края. Но особенно заметен сегодня замечательный отряд поэтов Пермской земли. Предлагаемой публикацией мы знакомим читателя с новыми для читателей «ЛГ» именами поэтов, творящих в этом древнем и одновременно всегда молодом регионе нашей страны.
Юрий КАЛАШНИКОВ
***
В старом парке, в тополях,
И свежо, и сыровато:
Этой ночью здесь гулял
Дождь в пижаме полосатой.
Видел я, как он входил
В тёплых шлёпанцах казённых,
Как задумчиво бродил
По аллеям затемнённым,
Чистым воздухом дышал,
Бормотал стихи экспромтом,
То ли что-то вспоминал,
То ли сожалел о чём-то…
А когда пропел петух,
Скрылся в ближнем переулке.
И остался влажный пух
От его ночной прогулки.
***
Всё предвещало дождь ночной:
Восток стемнел бесповоротно,
Окольцевало тишиной,
Сосущей, тягостно-дремотной.
Притих просёлочный бурьян,
Потомство спрятали ромашки,
И ветер, цыпочный пацан,
Катнул колёсико бумажки,
И тренированно поймал
Его в прицел своей правилки,
И по дороге побежал,
Простобосой, как сын бобылки.
Рубаха вздулась пузырём,
Вослед дорожный прах завился…
Сверкнуло. Раскатился гром.
А дождь… и каплей не пролился.
***
Тихий июньский вечер.
Поздний паром с верхов.
В небе собралось вече
Перистых облаков.
Солнце разбилось о воду,
Бок на закат клоня.
Тёплый удушливый воздух
Из дому гонит меня.
Лягу в траву у дома,
Руки закинув назад.
Грустью такой знакомой
Вдруг опалит закат.
Словно всё это было.
Только когда? И где?
Тонет луны обмылок
В белой, как дым, воде.
***
Весна российских перемен:
Снег у обочин тихо тает.
Народ, как в бочке Диоген,
О чём-то молча размышляет.
Да, позади уже зима,
Но кажет тракт, большой и древний,
Всё те же нищие дома,
Всё те же нищие деревни.
И так же, как до перемен,
В полях гуляет ветер вольно,
И только лишь кресты антенн
Поют Россию богомольно…
***
То ли я с дороги сбился,
То ли бес играет мной,
Это ж надо, заблудился
На сторонке на родной.
Не могу узнать окрестность,
Словно вижу в первый раз,
Это даже интересно,
Но, возможно, не сейчас.
Я иду не без улыбки,
Но в душе слегка щемит.
Словно где-то плачут скрипки,
Плачут горестно – навзрыд.
То звучат, то пропадают,
Навевая грусть-тоску.
По кому они рыдают?
Не по мне ли, мужику?
Ни тропинки, ни дороги,
Ни коломенской версты…
Дай Бог силы, дай Бог ноги
Путь найти до темноты.
***
Когда погаснет день
за редкими лесами,
И замерцает Путь
в осенней полумгле,
Чуждаясь деревень,
безмолвными полями
Страдающий Господь
проходит по Земле.
В далёких городах клокочет
Истерия,
Блаженствует Разврат
и торжествует Зло…
Господь несёт фонарь,
а в нём горит Россия,
И льётся мягкий свет,
и Господу светло…
Николай ГЛУМОВ
***
Не расстрою слезой,
Не спрошу ни о чём,
Только вместе с тобой
Посижу вечерком.
Просто так посижу
На скамейке у ног,
Просто так погляжу,
Как ты вяжешь чулок.
***
Пусть за окошком слякоть
И дождик затяжной,
Туркменской дыни мякоть,
Она мне дарит зной!
И так коварна сладость
Заветного плода:
Надкусишь – тает радость,
Как в сказке, без следа.
И жаль до слёз недавно
Потерянный Восток –
Когда-то благонравный
Империи кусок.
***
Гудят электрокары,
Работает завод,
Механик в злом угаре
Канистру спирта прёт.
Вокруг него реальность:
Чугун и провода;
Он верит в изначальность
Тяжёлого труда.
И полон силы скрытой –
Эстетам всем назло –
И взор его сердитый,
И потное чело.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
И радостно, и интересно
Смотреть в окошко поутру
На убелённую окрестность,
Забывшую свою хандру.
И ни о чём совсем не думать,
И лишь смотреть за часом час,
Как город северный угрюмый
Господь преобразил для нас.
***
Увидеть глазами ребёнка
Небесную синюю гладь,
Смеяться безудержно, звонко
И звонко, как в детстве, рыдать.
И чистой, безгрешной душою
Весь мир до песчинки принять –
Мне точно не светит такое,
Такому со мной не бывать!
***
Невесёлое времечко года,
Октября затяжная пора,
Расстаётся с надеждой природа,
И дожди заряжают с утра.
Гулко бьют по рассерженным крышам,
По блестящей стучат мостовой,
Во дворах напоследок чуть слышно
Забавляются палой листвой.
И по длинным пустынным бульварам
Одному так приятно шагать,
И букетик почти что задаром
У старушки с зонтом покупать.
И печалиться вместе с природой,
И терпеть и дожди, и ветра,
И вздыхать: «Ну и времечко года,
Октября затяжная пора».
***
Уже не разрывает грудь
При нежном шёпоте «люблю»,
Уже по капле, по чуть-чуть
Сбираешь силушку свою,
Уже не хочется бродить
Под звёздным небом и луной,
И всё стараешься забыть,
Что даже век теперь иной…
***
Несмотря на конец сентября,
День сегодня и тёплый и ясный,
И в саду моём астры горят,
Полагаю, ничуть не напрасно.
Всё вокруг – даже дряхлый забор –
Их волшебным сияньем согрето.
В них по-детски беспечный задор,
В них улыбка прощальная лета.
Знаю я, их красе неземной
Никуда от мороза не деться;
И хожу возле них сам не свой
И никак не могу наглядеться.
Алексей МАЛЬЦЕВ
***
Без мотора, на вёслах,
протокой, которую помним,
С рюкзаком и палаткой,
как в юности, мы уплывём
И причалим к бревну с красноватым
обтёсанным комлем,
И душистой махрой
самодельные трубки набьём.
Закурив, разомлеем,
в тягучем махорочном дыме
Обо всём позабыв…
Но уключиной скрипнет весло,
Захолонет в груди:
мы рыбачили здесь молодыми,
Унесло поплавки,
в Мировой океан унесло.
***
Где лодки спят ничком на берегу,
Где дышится и думается легче,
Есенина ли, Тютчева строку
На ухо ветер августа прошепчет.
Где зябнет предрассветная река,
Где сосны прячут шишки в тёмной хвое,
Есенина ли, Тютчева строка
Заденет ненароком за живое.
Где до окрестных сёл подать рукой,
Где шелест волн в тиши подобен чуду,
Есенина ли, Тютчева строкой
Заворожён, я обо всём забуду.
Где на зверей похожи облака,
Где в непогоду дождь просторы застит,
Есенина ли, Тютчева строка
Мне оберегом станет от напастей.
***
Снова осень горбится стогами,
Напролёт всю ночь гудят столбы…
Жёлтый лист на придорожном камне,
Словно знак неведомой судьбы.
И дрожит на ветреном закате
Пажитей скупая красота…
Нет, ей-богу, у меня не хватит
Сил покинуть отчие места.
***
А когда рассвело
и лоскутные мятые тени,
по кустам расползаясь,
ещё холодили ступни,
мне подумалось вдруг,
что рассвет
не похож на осенний
и своей непохожестью
всей моей жизни сродни.
Не устроенной в чём-то,
порой беспросветной настолько,
что с утра,
как молитву, твердишь:
«Продержись, продержись!»…
Мне подумалось вдруг,
что вот так,
наплывая с востока,
непохожий рассвет повстречал
непохожую жизнь.
БОЛЕЕТ МАТЬ
Седые прядки на казённом ситце –
Как пепел на снегу.
Свистящий шепоток: «Я из больницы,
Наверное, сбегу…
Когда душа откупится от тела, –
Вот благодать!..»
И ждёшь обхода так,
как ждут расстрела,
Чтоб не страдать.
Твоих причуд наивные сюжеты –
В тоннеле свет.
Как трепетно ты, мама, веришь в это,
Как в двадцать лет.
А просто всё смешалось воедино:
Любовь и страх,
И годы – каплями валокордина
В твоих руках.
Ах, мама, мама… Тощие осины,
Больничный парк…
И боль, и нежность – называться сыном.
А жить-то как?
Анатолий ГРЕБНЕВ
В КОТЕЛЬНИЧЕ НА МЕЛЬНИЧЕ
В Котельниче три мельничи –
паровича, водянича да ветрянича.
Старинное вятское присловье
Вот и станция Котельнич!
Проводник, с ума схожу!
Что меня ты канителишь –
Я в Котельниче схожу!
Вятский говор различаю,
Снова сердцу горячо.
Чёкают котельничане,
Ну и чёкают, дак чё?
Словно в детстве, сев на вичу,
Я на мельничу лечу.
Мне не надо паровичу,
Мне не надо водяничу –
Мне на вет-ря-ни-чу!
Вон за садом, на горушке,
Против ветра – благодать! –
Мелет меленка-игрушка.
Даже крыльев не видать!
Я сдержу свою улыбку,
Под собой не чуя ног.
Сам откроет мне калитку
Потаённый западок.
И сиренью мгла запахнет,
И ударит мне под вздох.
За окошком кто-то ахнет,
И под радостное: «Ох!» –
Мельничиха выйдет павой,
Сверху донизу «на ять».
Перед ней хоть стой, хоть падай –
Всё равно не устоять!
И начну я, ставши возле:
«Вот он я, приехал, мол.
Нынче как у вас, завозно?
Мол, какой у вас помол?
Мол, хочу смолоть как люди –
Лишь бы мелево начать.
Мол, и вам не худо будет
Да и нам не плохо, чать!»
А она стоит, немеет –
Мол, к чему ещё слова,
Мол, и сам ты, парень, мелешь
На четыре постава!
Вспомни любушкино имя –
Без тебя вся жизнь пуста…
И сливаются с моими
Мельничихины уста!
То не гром гремит над бором,
То не по небу гроза –
Это сыплет с перебором
Не моя ли гармоза:
– Ой ты, любушка моя,
Чем ты недовольная?
У нас мельница своя,
Своя и маслобойная!
НА БЕРЕГУ ПУСТОМ…
Болит моя душа в постылом
отдаленьи
От материнских мест –
Уж столько лет подряд!
И вот хожу-брожу
В забытых снах деревни,
Шатаюсь по лугам
куда глаза глядят.
Стою, смотрю до слёз
На синь озёрных плёсов,
И упаду в траву,
И памятью души
Услышу перезвон весёлых сенокосов –
Вот здесь, на берегу,
Стояли шалаши!
Вот здесь, на берегу,
Я костерок затеплю,
Глаза свои смежу
И в отблесках зари
Увижу, как идут,
Идут косою цепью,
По грудь в траве идут
враскачку косари.
А вёдренный денёк
встаёт, дымясь в росинках.
И далеко видать –
Цветасты и легки,
Пестреют на лугу
Платочки и косынки,
А впереди – в отрыв –
Идут фронтовики.
…Вот здесь, на берегу,
В подлунном свете тонком,
В кругу встречались мы,
Забыв-избыв дела.
И краше всех в кругу
Была моя девчонка,
Гармонь моя в кругу
Звончей других была!
…Как отзвук жизни той,
Которой нет успенья,
Доносит до меня, не ведая препон,
Под шелест камыша
и волн озёрных пенье
Молитвенный распев
И колокольный звон.
И сердцем этот звон
Вдруг радостно восхитишь,
Воочью разглядишь –
До камушка на дне –
Звонит в колокола
Невидимый град-Китеж
И главами церквей сияет в глубине!
Там всё родное мне!
Вон мать идёт с причастья.
Вон сверстники в лапту играют
Под крыльцом.
А ближе подойди –
Расслышал бы сейчас я,
О чём на пашне дед беседует с отцом.
Он только что с войны.
Он был убит под Ржевом.
И на шинели след
От пули разрывной.
Он с дедом говорит –
Дед озабочен севом.
И вот сейчас отец
Обнимется со мной!
И вся деревня здесь,
И вся родня – живая!
И вот уже поёт
И плачет отчий дом!..
На берегу пустом,
Лица не открывая,
Сижу и плачу я
На берегу пустом…
ФРОНТОВИК
И соседи давно уж не рады –
Снова сдвинулся Ванька, дурит:
Он костёр разжигает в ограде
И кричит: «Севастополь горит!»
Урезонивать Ваньку без толку,
В этот час его лучше не тронь.
В белый свет он палит из двустволки
И орёт: «Батарея, огонь!»
Он крушит что попало, неистов,
По команде: «В атаку! Вперёд!»
Разобьёт подчистую фашистов,
Севастополь России вернёт…
Успокоится,
Баньку истопит.
Но, друзей вспоминая, твердит:
«Севастополь родной, Севастополь…
Слышишь, друг, –
Севастополь горит!»
Владимир ЯКУШЕВ
ОСЕННЯЯ РОЩА
Горит душа осенней рощи
Под утомительным дождём.
Она становится всё проще,
Всё молчаливей с каждым днём.
Ей ничего почти не надо,
Но влагу с рыженьких ресниц
Она туманным утром рада
Стряхнуть на заспанных синиц.
Ах, ей вся осень без печали,
А с ней и нам в краю родном,
Мы в жизни всякое видали
И молча всё переживём.
***
Мутная равнина,
Талые снега.
Каменная глина,
След от сапога.
Россыпью вороны:
Точки да тире.
Да собачий холод
В нашей конуре.
НОЧНЫЕ ЧАСЫ
Город родной спит и видит,
как стал мне чужим.
Я курю, это жизнь,
и она обращается в дым.
Я смотрю, гуляет с любовью
продувной ухажёр.
Жизнь – это жизнь,
и она как военный костёр.
Я смотрю, мне достался
счастливый военный билет.
Этот дым ест глаза,
это пепел, но я им согрет.
Я гуляю, смотрю на цены,
как на жителей гор.
Жизнь… эта жизнь
затоптана так, как костёр.
Город родной, ты мне ангел
и предохранитель.
– Делай, что хочешь, –
сказал, уходя, небожитель.
Этот дым ест глаза,
эта жизнь обращается в дым.
Город родной спит и видит,
как стал мне чужим.
Город родной спит и видит,
как стал мне чужим.
Я курю, это жизнь,
и она обращается в дым.
Я гуляю, смотрю:
с девчонкой продувной ухажёр.
Жизнь – это жизнь,
и она как военный костёр.
***
Затягивает осень всё Прикамье.
Идут дожди – налито до краёв.
А о тебе бегут воспоминанья.
Привет, родная! Проходи, любовь!
Бог знает почему, но я свободен
И тёмным светом изнутри объят.
Я ангелу слетевшему подобен,
Я помню крылья, как они болят.
Друзья мои, любимые, я с вами!
Мне крылья вырвали такие же, как вы.
Холмами я прошёл, как небесами,
Не преклоняя гордой головы.
И грязным льдом в пути изранив ноги,
Продравшись сквозь железные кусты,
Мы – ангелы,
униженные,
боги –
Найдём свои могилы и кресты.
И в крайний год, уже вдыхая бездну
В свинцовую, испорченную кровь,
Легко из жизни я
твоей исчезну.
Привет, родная! Проходи, любовь!