Пока старухам снятся сыновья
(1913–2001)
В кабинете Гитлера 
Уж третий день,
как кончилась война,
Cтволы орудий смолкли и остыли…
И наступила в мире тишина,
Которую давно мы позабыли.
Глазам не веря, здесь, в чужом краю,
Среди друзей, войною опалённых,
Я в кабинете Гитлера стою
И озираю стены изумлённо.
И с горьким чувством думаю
о том,
Что мне напоминает это место,
Покинутое хищником гнездо,
Разрушенное праведною местью.
Замусорен безмолвный кабинет
Того, кто был вчера грозою мира,
И на полу валяется портрет
Навеки побеждённого кумира.
Смеётся старшина немолодой,
И, головою раненой качая,
Становится на Гитлера ногой,
Но этого совсем не замечает.
Извёстка опадает с потолка,
И с ненавистью фюрер бесноватый
Колючим взглядом из-под сапога
Глядит на седовласого солдата.
А я картиной этой поражён…
И кажется мне даже на мгновенье,
Что я в окопе сплю и вижу сон
Перед последним нашим
наступленьем.
Но я не сплю… Я в логове врага,
Откуда шли кровавые приказы
И посылала жёсткая рука
К нам полчища коричневой заразы.
Нет, я не сплю… Я вижу,
как во сне,
Застывшие руины Сталинграда,
И степи украинские в огне,
И тяжкие страдания блокады.
Да, я не сплю… Я слышу наяву
Истошный крик растерзанной
Хатыни
И сёла белорусские в дыму…
Я знаю, мне не спать уже отныне.
Ведь горький плач сирот и чёрных
вдов
Мой острый слух вовеки не забудет
И, потрясая сердце до основ,
И через сорок лет меня разбудит.
Но в этот миг прекрасный,
как весна,
Я думаю в пустынном кабинете
О том, какая, Боже, тишина
Настала наконец на белом свете.
Ничто не омрачит её пока,
Хоть с ненавистью фюрер
бесноватый
Колючим взглядом из-под сапога
Косится на советского солдата.
Перевод
(1920)
Старухам снятся сыновья
Перевалило за полночь. А ночь
Прохладна и темна в горах
в апреле.
Под буркой неба горы спят.
В постели
Спят люди. Только мне
уснуть невмочь.
Ещё огонь горит в одном окне.
Кто там не спит? И я,
уняв тревогу,
Шагами мерю гулкую дорогу,
И, старая, встаёт навстречу мне
Мать друга, что остался
на войне...
И на столе её – остывший ужин.
Я не ошибся – был я очень нужен:
О сыне мать рассказывает мне.
О том, каким он был,
когда был мал,
Как говорил, как бегал,
как смеялся.
Передо мною друг мой раскрывался
Таким, каким и я его не знал.
Он был таким, как мать его видала
Давным-давно, потом в бреду, во сне.
Не верит, что погиб он на войне, –
И головой седою покачала...
По крыше дома ветер прошумел,
Как лапой кот провёл,
своё мурлыча.
Был этот час полночный необычен,
И речь её прервать я не посмел.
Когда в тиши пропели петухи,
Помог ей лечь, тепло укутал ноги,
Сказал ей: «Отгони свои тревоги,
Пусть будут сны прекрасны
и тихи.
Вернётся сын!» – её я успокоил.
И свято лгал. Иначе я не мог.
И тяжело переступил порог,
И за собою дверь прикрыл рукою.
Пришёл домой. И веки мне смежил
Рассветный сон, разбитый
чьим-то стуком –
Я дверь открыл.
Ко мне пришла старуха,
Сказать, что сын её, конечно, жив.
Он к ней пришёл во сне. Его шинели
Она касалась слабою рукою.
Они с ним вместе на ковре сидели,
И он принёс ей радость и покой.
Он улыбался часто и открыто,
Своей души от мира не тая...
И понял я: былое не забыто,
Пока старухам снятся сыновья.
Перевод
Баллада об отце
На костылях –
он к ним уже привык,
От боли и тоски изнемогая,
В родимый дом, где мать ждала
седая,
Израненный вернулся фронтовик.
Что он живой – не верил даже сам,
Иссеченный, истерзанный войною...
И злой, кровавою слезою
Сочился на груди –
у сердца – шрам.
Едва родной порог переступил –
Мать бросилась, забыв про всё,
навстречу.
И долго-долго не кончался вечер –
С ним весь аул в тот вечер говорил.
И взгляд соседок стал теплей,
светлей:
А может, он их видел сыновей?
И взгляд невест уже не так суров:
А может, он их видел женихов?
– А может, ты письмо сынка
принёс? –
Соседка задала ему вопрос, –
Уже полгода он не пишет мне...
– Всё, знаете, бывает на войне...
Как молния:
– Приехал фронтовик! –
Молва летела...
Снова – встречи, встречи...
И вот однажды в тихий майский
вечер
Пришёл к нему почтеннейший
старик.
Он плотен был, с обветренным
лицом,
С глазами, что смотрели
вдаль устало…
Всё в нём, и незнакомом и чужом,
Знакомые черты напоминало.
И мысли в голове фронтовика
Смешались вдруг...
И ощутил он радость!
Он в старике увидел паренька,
Которого искали для награды.
Ещё припомнил,
Как в землянке пар
Тепло струился...
Тлел фитиль, мерцая...
И обнял его сына комиссар,
Медалью «За отвагу» награждая.
Потом его он больше не встречал –
Война людей решительно разводит...
«Но как старик на паренька
походит!..»
В нём фронтовик солдата узнавал.
И он отцу солдата всё сказал,
Потом солгал – хоть лгать
не приходилось,
Что видел его после...
И светились
Надеждою усталые глаза.
– Так, значит,
видел сына каждый день? –
С его лица сходила тут же тень.
– Так, значит,
сын мой, как и ты, герой? –
И он касался ордена рукой.
...И с той поры немало лет прошло,
Но каждою цветущею весною,
Став ниже ростом,
Старик приходит в тот же день
в село
И в дверь стучит иссохшею рукою,
И, взглядом быстрым
горницу окинув,
Он снова обращается к мужчине:
– Так, значит, видел?..
Значит, сын – герой?
– Да, да, отец... –
ответит фронтовик
(И воцарится трудное молчанье),
И всё глядит на старика с печалью,
И видит, как его светлеет лик.
Поговорит и наберётся сил,
И вновь пойдёт неспешными
шагами...
И повторяют губы его сами:
«Он седину мою не осрамил...»
Перевод