До Пушкина поэтов в России практически никто никуда не ссылал. Ссылка уже известного в ту пору поэта в Михайловское – в далёкую деревню, в глушь, стала в то время новым событием общественной жизни.
8 июля 1824 года стало известно о высочайшем повелении «находящегося в ведомстве государственной коллегии иностранных дел коллежского секретаря Пушкина уволить от службы». 11 июля последовало новое, дополнительное решение – не только уволить, но и отправить «за дурное поведение» на жительство в Псковскую губернию под надзор местного начальства. В логике власти это было удаление не за творчество, но за «дурное поведение».
Казалось бы, друзья должны сочувствовать и метать громы и молнии против царя, душителя свободы. Изгнанник мечтает о побеге за границу, он ждёт поддержêè и возможной помощи друзей. Но ничего подобного не происходит.
Н.М. Карамзин – П.А. Вяземскому: «Поэту Пушкину велено жить в деревне отца его – (Михайловское принадлежало матери поэта. – И.Б.), разумеется, до времени его исцеления от горячки бреда. Он не сдержал слова, им мне данного в тот час, когда мысль о крепости ужасала его воображение: не переставал врать словесно и на бумаге, не мог ужиться даже с графом Воронцовым, который совсем не деспот!» (17 августа 1824).
Из хора таких же голосов выбивается возглас П.А. Вяземского в письме А.И. Тургеневу 13 августа 1824: «…Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство заточить пылкого кипучего юношу в деревне русской? … Да постигают ли те, кто вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка на Руси? Должно быть богатырём духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина».
В советские годы методичка предписывала экскурсоводам именно этим письмом начинать экскурсию по дому поэта в Михайловском. Но его адресат – близкий ко двору А.И. Тургенев, директор Департамента духовных дел, знающий Пушкина с детства. И Вяземский мог надеяться на заступничество Тургенева. Именно он когда-то посоветовал родителям поэта отдать сына учиться в Лицей. Но главное – вся русская читающая публика увлечена личностью и творчеством английского поэта лорда Байрона. Как вспоминал сам Вяземский, стало модным даже хромать, подражая хромому от рождения Байрону. Перед нами прежде всего указание на байронический, литературный образ изгнанника, где возвышенный романтический герой противопоставляется не понимающей его толпе. Изгнанник, заключённый изначально, – страдалец, взывающий к милосердию.