У нас возник особый ритуал покаяния – под веб-камеру. Особенно хорошо это стало видно во время ставшей знаменитой вечеринки с полуголыми эстрадными певцами. К слову сказать, когда люди хотят устроить какой-нибудь бал сатаны по Булгакову, оголиться, то выходит не обнажённая Маргарита, а какой-то Новый год в бухгалтерии. Срамота, одним словом. Для эпатажа нужно обладать очень тонким вкусом, а с этим у человечества дефицит, и не только у нас.
Но я не про это, а про публичные извинения.
История с этими покаяниями куда интереснее, чем может показаться. То есть всё в мире интересно, но есть случаи, как говорят учёные люди, «кейсы», с помощью которых можно понять больше, чем обычно.
Во-первых, покаяние всегда процесс внутренний, и это нам ещё Достоевский рассказал, да только кто будет в школе и дома внимательно читать заданные учителем книги. Раскольников кается дважды, и, когда он делает это на площади, его покаяние не принимается. К тому же оно не бывает вынужденным. Это доказали разные люди в бурнусах, делающие ролики с заложниками, где те проклинают свои правительства и весь мировой империализм заодно.
Во-вторых, покаяние несовместимо с унижением. Можно даже сказать, что вынужденное (да и невынужденное) унижение противоположно покаянию.
В-третьих, созерцателям принародных извинений тоже не повезло. Публичное унижение развращает и участников, и зрителей. Беда, если публика начнёт испытывать от него удовольствие или удовлетворение. Всё это шмыганье, игра (а там все – актёры, причём плохие) учат тому, как вести себя маленькому человеку с его мелкими грехами: сорванными сроками, кривыми ремонтами и ошибками в документации. И он этому, увы, быстро учится.
Для всех эта история токсична, как говорят наши юные друзья. Более того, она стимулирует очень неприятное народное чувство: ненависть черни (в пушкинском смысле) к господам. Потому что потребители покаяний – это те самые читатели глянца, в котором они ловили истории про жизнь кающихся. И вот они бормочут про себя или уже вслух: «Отлились кошке мышкины слёзки, отомщена наша зависть их квартирам и машинам, мало у нас радости в жизни, так будет вот эта». Но именно они кормили своим любопытством всё то, что теперь сладострастно порицают. Именно они плющили носы об окна валтасаровой вечеринки и теперь с восторгом замечают, что Федеральной налоговой службы рука роковая чертит огненные письмена на стене дворца.
Важно то, как маленький человек, идол русской литературы, реагирует на всё это. Ещё несколько лет назад маленький человек вполне резонно недоумевал, как за океаном чиновники и бизнесмены преклоняли колени в ходе кампании BLM. Маленький человек недоумевал, как «культура отмены», которая была и в нашем богоспасаемом отечестве во время партийных чисток, вдруг возникла в другой стране – огромной и богатой. А уж как каялись во времена Культурной революции в Китае, так и вовсе страх Господень. Тогда у китайцев не было интернета, поэтому кающиеся стояли на площадях в окружении толпы, а на шеях у них болтались таблички с суровыми иероглифами.
История показывает, что институт публичных покаяний возникает повсюду, и это тревожный знак. Чем больше этих коротких роликов с извинениями, тем дешевле стоят в них слова. Чем очевиднее то, что люди извиняются вынужденно, чтобы сохранить кафедру, микрофон в руках, свободу, жизнь, тем (во всех странах) этот ритуал становится бессмысленнее.
Но сто лет назад об этом много кто уже написал, и писатели тогда были получше меня.