Он стремительно ворвался в оперное пространство мира, покорив чарующими звуками своего голоса, завораживающим тембром и убедительной актерской игрой слушательскую и зрительскую аудиторию любителей оперы половины стран земного шара (вторая половина еще в ожидании). Перед ним распахнули свои двери лучшие театры планеты.
Хочу представить Сергея Романовского всем тем, кто ещё не знаком с этим оперным феноменом - Орфеем наших дней.
- Сергей, судя по количеству оперных сцен и списку стран, где вы выступали, вы являетесь в настоящее время одним из самых востребованных российских певцов в мире. Как вы попали на оперную орбиту планеты?
- Как бы банально это ни звучало, но, наверное, многое зависит от того, каких людей ты встретишь на своём пути. В мир большой оперы я попал благодаря замечательным педагогам - Ольге Фёдоровне Мироновой и Дмитрию Юрьевичу Вдовину. Они положили много труда, нервов и терпения на то, чтобы влюбить меня в оперное искусство и довести до ума мой непростой голос. И я им безмерно за это благодарен.
- Вы считаете себя последователем российской вокальной школы? Многие относят вас к представителям бельканто «итальянского разлива».
- Ольга Фёдоровна Миронова, мой первый педагог по вокалу, - потрясающая певица. Она, если так можно сказать, моя оперная мама. Благодаря ей я полюбил оперное пение. Ольга Федоровна очень многому научила меня, заложила, так сказать, фундамент. Ноту за нотой, очень кропотливо и терпеливо выстраивала мой голос, доведя его до верхнего ми бемоль. В то время я, не удивляйтесь, очень увлекался брейк-дансом, и вырвать меня из той среды было нелёгким делом. Она формировала мое отношение к музыке, приобщая к ней, вводя в нее. Выступая с труднейшими программами, нередко доверяла мне исполнение нескольких произведений в своих концертах. И даже, когда я не пел, я присутствовал за кулисами, впитывая атмосферу. А в свободные дни мы с друзьями до полуночи отрывались, танцуя брейк-данс.
- Брейк-данс… теперь понятно, откуда у вас такая прекрасная физическая форма. До сих пор балуетесь?
- Ну, это не совсем баловство… физическая форма для певца действительно чрезвычайно важна. Только непосвящённым может показаться, что пение - это так, лёгонькое занятие. На самом деле, это тяжёлый, порою изнуряющий труд: после спектакле теряешь иногда до нескольких килограммов. Но продолжу… А Дмитрия Юрьевича считаю своим оперным отцом. Появился он в моей жизни в самый трудный момент, когда, обучаясь в Московской консерватории, оторванный от Ольги Фёдоровны, я почувствовал, что с пением моим что-то не так. Именно Дмитрий Юрьевич познакомил меня с музыкой Моцарта, композиторов эпохи бельканто (Россини, Беллини, Доницетти), с французской музыкой. Трудно представить себе настолько самоотверженно влюбленного в профессию человека. Он вернул мне веру в себя, дал необходимые знания и привил нужные навыки, что позволило мне снова нормально запеть после двух, как я считаю, практически потерянных лет в консерватории. К тому же у него в классе было просто созвездие талантливых и уже очень мастеровитых певцов, что очень мотивировало. У меня также была возможность заниматься с зарубежными педагогами, концертмейстерами и коучами (прим. педагоги по музыкальным стилям), которых Вдовин приглашал в свой проект «Международная школа вокального мастерства». Среди них были потрясающий пианист Джордж Дарден и репетитор по французской музыке Каролин Дюма из театра Метрополитен-опера, а также очень известный и очень строгий педагог Рудольф Пьерней. Все они внесли свою лепту в мое формирование, но, конечно, основную и самую тяжёлую работу провели наши, российские педагоги. Поэтому я, безусловно, считаю себя последователем российской вокальной школы.
- Насколько мне известно, вы чуть ли не на пятом курсе перешли из знаменитой на весь мир Московской консерватории в Академию хорового искусства. ??? Как это? Зачем?
- Всегда с теплотой вспоминаю консерваторию, её замечательных педагогов и моих однокашников. Чудное было время. На четвёртом курсе меня взяли в театр Новая Опера. Параллельно я занимался в Международной школе вокального мастерства у Вдовина, где готовил партию Графа Либенскофа в опере Россини «Путешествие в Реймс». После успешной премьеры оперы в Москве спектакль должны были показать в Италии, в Ла Скала. Я удачно прошёл прослушивание, и меня утвердили на роль Либенскофа. Мне предстояло спеть три спектакля в знаменитом миланском театре. Можете представить моё состояние: голова шла кругом. Была, однако, небольшая проблема - запланированные даты спектаклей выпадали на период экзаменационной сессии в консерватории. Да ещё это был выпускной курс!!! Деканат мне навстречу не пошёл. Сложный выбор, как вы понимаете, - дебют в Ла Скала или пребывание в консерватории. Пришлось принять непростое решение и по собственному желанию перевестись в хоровую академию, где преподавал на моё счастье Дмитрий Юрьевич. В академии зачли мои консерваторские оценки, и после Милана мне оставалось сдать только два госэкзамена и защитить диплом. Вот как-то так.
- Сложнейшая партия Тонио из оперы Доницетти «Дочь полка» с её знаменитыми девятью «до» является для тенора своего рода «лакмусовой бумажкой» или, проще говоря, проверкой «на вшивость». Вы щёлкаете эти «до», как орешки. Причем они не вымученные, а полнозвучные - такие пульсирующие звёздочки. У вас ощущается большой запас, когда вы берёте высокие ноты. Я имею в виду техническое совершенство. Как вам это удается?
- Так получилось, что мне представилась возможность спеть Тонио. В тот момент эта партия мне очень подходила. Трудились мы над ней долго, но, чего таить, не обошлось и без капельки везения. В нужный момент благодаря талантливому организатору концертных абонементов Михаилу Фихтенгольцу мне, ещё недостаточно опытному, посчастливилось выступить в этой партии в Концертном зале имени Чайковского на одной сцене с большими оперными звёздами Патрицией Чофи и Эленой Цилио.
А техникой звукоизвлечения, дыхания занимаешься всю жизнь, благо, как я уже сказал, мне повезло с педагогами. Запас необходим, нельзя петь на пределе - так можно голос потерять. К сожалению, такое случается.
- Как вы считаете, изменилась ли вокальная техника со времен оперных кумиров наших мам и бабушек Собинова, Лемешева, Козловского, которые завораживали своим пением слушателей? Если да, то как?
- Мне трудно судить о том, как изменилась вокальная техника со времён кумиров наших мам, бабушек и прабабушек (смеётся), потому что делать выводы, опираясь только на записи, на мой взгляд, не совсем корректно, поскольку не все голоса в записи звучат так же, как вживую, и таких примеров очень много. Могу только сказать, что очень люблю и уважаю искусство Собинова, Лемешева и Козловского, как и теноров из других стран, которые творили в ту эпоху - время, когда не было таких возможностей, как у современных певцов: быстрый доступ ко всем оперным клавирам, YouTube, всевозможные мастер-классы и обучающие программы и так далее. Как мне кажется, тогда больше времени и внимания уделялось изучению материала и работе над ролью или произведением. Соответственно, приоритеты были расставленные иначе - качество ценилось больше, чем количество. Сегодня есть ощущение «конвейера», в котором певец - машина для извлечения звука. Поэтому порой «старых» певцов интереснее слушать, чем современных.
- Как вы подбираете репертуар? Что вам ближе - лирические герои-любовники или драматические партии?
- Может быть, когда-нибудь мой голос созреет для более крепкого, драматического репертуара. Но пока в основном я исполняю музыку французских композиторов - Гуно, Бизе, Делиба, Мейербера, также пою в операх-сериа (прим. особый жанр, пользовавшийся популярностью в 17-18 веках) Моцарта и Россини. Наверное, оттого, что в теноровом репертуаре преобладают лирические герои-любовники и мне приходилось и приходится их очень много петь, мне нравятся характеры злодеев в опере. У Россини, например, Антенор («Зельмира»), Родриго («Дева озера»), Агоранте («Риччардо и Зориада»), ну, и Отелло («Отелло»). А так люблю музыку Беллини и Доницетти. Одной из последних работ была партия Роберто в опере Доницетти «Роберто Деверо» в королевском театре Ла Моннэ в Брюсселе. Это было совсем недавно - в апреле месяце. А в мае в Лондоне с «Opera Rara» (прим. компания специализируется на постановке и записи малоизвестных произведений) я принял участие в записи оперы того же композитора «Изгнанник Рима».
- Есть партии, которые вам нравились, но которые вам уже не очень подходят в связи с изменением голоса? Какие у вас любимые партии и герои? К чему вы еще готовитесь и стремитесь?
- Таких партий много. В основном это так называемые оперы буффа (прим. шуточные оперы 18 века в противовес серьезным операм-сериа) Джоакино Россини: «Севильский Цирюльник», «Итальянка в Алжире», «Золушка». Очень люблю партию Альмавивы из «Севильского». Но наступило время перестать излишне мучить голос разными фиоритурами: колоратура - это красиво, но не всегда это полезно для голоса. Нужно беречь свой аппарат. Естественно, очень люблю русские оперы, например, «Майскую ночь» Римского-Корсакова, «Алеко» Рахманинова. К сожалению, их редко исполняют. Одна из самых любимых ролей - партия Ленского. И, конечно, будучи русским тенором, мечтаю спеть Германа в «Пиковой даме» Чайковского.
- Я как-то в Нью-Йорке задал вопрос Хосе Куре, что для него представляется более важным в опере - вокальная сторона или драматическая. Он сказал, что однозначно драматическая. При этом, правда, с вокалом у него тогда было все тип-топ. А у вас какое на этот счет мнение?
- Я считаю, что вокальная сторона важнее. Драматическая часть должна опираться на крепкое, уверенное пение. Всё-таки опера - это прежде всего пение. Сейчас, надо сказать, очень сильна тенденция, при которой акцент делается на драматическую составляющую. Появился даже такой термин, как «режопера» - режиссерская опера. Вокруг этого идут споры, дискуссии. Что касается меня, то я сторонник традиционной оперы, где на первом месте вокал.
- Сколько лет вы на профессиональной сцене? Вы замечаете, как со временем изменяется ваш голос?
- В 2001 году я спел свою первую оперную партию Господина Фогельзанга в опере Моцарта[V1] «Директор театра» на сцене музыкального училища имени Сафонова в Минеральных Водах. В 18 лет партию Альфреда в «Травиате» Верди в пятигорском Театре оперетты. Мой европейский дебют состоялся в Сан-Себастьяне в Испании в 2007 году. Я пел партию Молодого цыгана в опере Рахманинова «Алеко». Если считать с 2007 года, то получается 16 лет, а если с 2001-го, то 22. Голос и правда имеет свойство меняться со временем. Главное - держать нос по ветру и подбирать правильный репертуар.
- Нос по ветру, а голос в форме.
- Именно так.
- У вас такой плотный график выступлений. Вы не ощущаете того, что называется «усталостью голоса»? Как этому противостоять, и кто может помочь?
- Думаю, у каждого певца бывают трудные моменты, когда идёт перегрузка и приходится разучивать слишком много разных партий. Я в этом смысле не исключение. Однажды в сезоне у меня было 6 новых ролей в разных театрах. Естественно, с переездами и перелётами: под конец, просыпаясь утром, я не сразу понимал, где нахожусь. Голос в результате сильно устал. Поэтому я стал более взвешено принимать решения - что петь, где и когда сказать «нет». Но пока по большому счету проблем с этим у меня нет, так как наконец-то пою абсолютно свой репертуар. К тому же больше не иду на компромиссы и отказался от марафона на износ. То есть, если такая проблема возникает, надо просто остановиться. Может быть, отменить на какое-то время работу и просто хорошо отдохнуть, чтобы получать удовольствие от пения. При этом полезно снова заняться вокалом, техникой дыхания с тем педагогом, который знает твой голос. Лекарство для тенора - арии Моцарта.
- В эпоху Интернета мнение об исполнителях формируется не только критиками и специалистами, но и многомиллионной аудиторией подписчиков в социальных сетях. Судя по публикуемым там отзывам, у вас огромная армия поклонников по всему миру. Многие требуют, чтобы вас признали первым тенором планеты. Один фанат даже грозился совершить самосожжение, если этого не произойдет.
- Интернет для нас: артистов, певцов, музыкантов - большой помощник. Я стараюсь активно вести мои страницы в соцсетях и вовремя информировать о проделанной работе и о будущих проектах. И с каждым годом количество поклонников растёт, чему я очень рад. Полагаю, что история с самосожжением не совсем серьезная, это скорее игра на публику, ведь подписчики взаимодействуют в том числе и друг с другом: спорят, пытаются аргументировать свою позицию - обычная жизнь на поле Интернета.
А прекрасных певцов сейчас очень много, и каждый по-своему хорош. Конечно, я благодарен публике за добрые слова, но к себе, если честно, отношусь очень самокритично.
- Не скажите, хороших теноров много не бывает. Ну так как, согласны стать первым?
- Я понимаю, быть первым в космосе - с этим я пролетел. Или в спорте - это логично. Но оперная сцена - все-таки не футбольное поле и не боксёрский ринг. Если то, что я делаю, доставляет кому-то удовольствие, если кто-то считает меня для себя лучшим и первым, то я не стану возражать. А рвать на себе рубаху и убиваться ради того, чтобы всех переплюнуть, это не для меня. Я хочу достойно делать свою работу и получать от этого удовлетворение. Тогда я в своем сознании первый.
- Согласен. Кстати, вопрос о первенстве - это тема с подводными камнями. В свое время она сыграла злую шутку с Зурабом Соткилавой. Он был с театром на гастролях в США, произвел сильное впечатление, замаячили многообещающие контракты. Один известный критик спросил у него тогда, кого он считает первым тенором мира. В ответ Соткилава неудачно пошутил, и это попало во все газеты. Шутку не оценили. И заманчивые перспективы обернулись пшиком: огромный североамериканский оперный рынок, по словам самого певца, с тех пор был для него заказан.
- Да, к сожалению, и такое случается.
- В отличие от расхожего мнения, что вокалистам интеллект особенно и не нужен, ваш педагог Дмитрий Вдовин считает, что ум и знания совершенно необходимы певцу для того, чтобы стать настоящим артистом - художником. Что вы по этому поводу думаете?
- Абсолютно согласен с моим наставником. Он уже много лет учит певцов тому, что помимо приобретения вокальной техники и обучения исполнению музыки в разных стилях, современный вокалист должен знать, например, несколько иностранных языков. Во-первых, чтобы грамотно на них петь, во-вторых, чтобы не было языкового барьера в общении с работодателями. Так как часто бывает, что именно певец, а не агент, договаривается о выступлении в том или ином театре в личном общении с директором театра, а агент уже договаривается о деталях контракта. Певец должен быть всесторонне развитой личностью, тогда его интересно слушать, потому что ему есть, что сказать публике.
- Какие из мировых оперных сцен особенно запомнились вам и почему? Какие театры вам еще не покорились?
- Для себя считаю родным театр Станиславского и Немировича-Данченко. Также очень люблю Большой театр, Мариинский, Новую Оперу. Оперные театры Цюриха, Брюсселя, Рима, Лондона очень удобные для певца, в них хорошая акустика и атмосфера. Люблю Россиниевский фестиваль в Пезаро, где уже записали три диска с моим участием. Там сама природа солнечной Италии помогает петь. Пока еще не доводилось выступать на сцене Метрополитен-оперы и Опера Гарнье в Париже (прим. у нас больше известен как Гранд-Опера), хотя возможность такая была.
- Оперная публика благодарная и везде тепло, а то и горячо встречает достойных исполнителей. Но всё же есть, наверное, какие-то особые качества у публики в разных странах, или сузим вопрос - на Западе и у нас?
- Трудный вопрос. Многое зависит от самого спектакля и режиссёра. Итальянская публика очень требовательная, и прилететь тебе после арии или на поклонах может даже крепкое словцо. Или свист с «буканьем». Не раз такое наблюдал в отношении режиссёров и дирижёров. Много случаев бывает и с певцами. Меня пока Бог миловал. Английская и немецкая публика намного более сдержанная. Французы очень горячо встречают. И, как ни странно, скандинавы тоже разрывают зал. Но, конечно, родные стены и публика всегда остаются родными!
- Можно только позавидовать вам в том смысле, с кем доводилось петь, кто был вашим партнером по сцене. Назову, хотя бы одного - всемирно известного тенора Хуана Диего Флореса. Как складываются ваши отношения с небожителями сцены? Кто вам особенно запомнился? Мне неоднократно довелось слышать замечательную итальянскую певицу Патрицию Чофи и общаться с ней. Одним из ее партнеров в спектакле «Искатели жемчуга» в Лас-Пальмасе был наш известный баритон Василий Ладюк. Она была в восторге от него. А потом сказала, что вообще «балдеет от русских певцов: они такие мужественные, артистичные, у них такие прекрасные голоса» - и вспомнила о сотрудничестве с вами.
- С Патрицией пел много раз. С ней и меццо Анной Бонитатибус у нас сложились прекрасные отношения, что не часто бывает, когда работаешь с примадоннами. Если брать дирижёров, то однозначно Лорин Маазель. Очень запомнились Суми Чо и Мариэлла Дэвиа – потрясающие голоса, запредельный профессионализм и дисциплина. Ну а с Хуаном Диего мы даже подружились. С ним очень легко и спокойно работать. Вообще, потрясающее ощущение, когда старшие и более опытные коллеги идут тебе навстречу, поддерживают и воспринимают тебя как равного партнера.
Они по-особому открываются, и ты можешь многому у них научиться.
- По Интернету гуляет ролик – фрагмент из оперы Верди «Риголетто» с вашим участием. Исполняя арию Герцога Мантуанского, вы сбрасываете с себя одежды и в финале арии, сверкая ягодицами, скрываетесь за пологом. Публика неистовствует. Я поначалу думал, что это где-то на Западе, а оказалось в Большом театре. Каково это?
- Знаменитую постановку "Риголетто" канадского режиссёра Роберта Карсена надо смотреть полностью, тогда и раздевание Герцога в конце большой арии во втором действии выглядит логично и убедительно. Да, это провокационно, и многие были против, мол, это слишком. И зрители, и критика разделились на два лагеря. Понимаю обе стороны. Мне переступить через себя было очень непросто. Во время репетиционного процесса, наблюдая за коллегами из других составов, я пришёл к выводу, что без раздевания вся эта сцена не работает. Постановка была показана во многих театрах почти на всех континентах, вот, в частности, и в Большом театре. Многие мои коллеги решались поступить, как я… с самой премьеры, которая состоялась на фестивале в Экс-ан-Провансе во Франции. Но почему-то все обсуждают меня.
- Вероятно, потому что вы провоцировали больше других. У вас при этом такая плотоядная улыбка. Возможно, она добавляет штрих к портрету персонажа.
- Ну, не знаю, мне трудно сказать. Я просто был в образе. Вот вы сами задавали вопрос о драматической составляющей оперы. Опера - жанр музыкально-драматического искусства, в котором актерской игре также отводится не последняя роль. Режиссер ставит задачу, и ты должен воплотить его идею так, чтобы публика поверила тебе. Хочу отметить при этом, что моего героя в этом спектакле нигде и никогда не освистывали - значит, приняли.
- Ясно. Станиславский сказал бы: - Верю!
- Надеюсь.
- Понятно теперь, почему Театр Станиславского для вас родной… Шутка!
Смеётся.
- У вас, я знаю, «вокальная» семья: ваша жена Жаля Исмаилова - тоже певица. С одной стороны, это совсем неплохо - общие интересы, а с другой, соперничество не возникает? Вам приходится вместе выступать?
- Да, семья у нас действительно вокальная - тенор и сопрано! В нашем случае нет никакого соперничества, тем более зависти. У меня очень талантливая и голосистая супруга.
- И любимая?
- Ну, конечно! Она, кстати, выпускница Академии хорового искусства. Мы, можно сказать, только дополняем, поддерживаем друг друга… учимся друг у друга. Мы даже родились в один день.
- О, как удачно! Тогда это точно судьба.
- Мы много чего уже вместе спели: «Евгения Онегина» в разных постановках, «Фауста» в одном из самых красивых театров - в столице Чили Сантьяго, «Алеко», «Летучую Мышь», а также концерты. Сейчас готовимся к «Богеме» Пуччини, которую будем исполнять в Германии, в Дортмунде.
- Я, как, впрочем, и многие ваши поклонники, был уверен, что у вас давно недвижимость на Западе, по крайней мере, вид на жительство, как у некоторых наших оперных звезд (не будем из деликатности называть имена). А тут узнал, что у вас какие-то проблемы с визами были.
- Да, знаю. Многие считают, что я давно обосновался на Западе. Должен вас разочаровать или обрадовать, живем мы в Москве. Были периоды, когда я действительно подолгу жил за пределами страны. Это было связано с работой, с контрактами. Больше всего в Италии, два года в Австрии, затем в Германии и Бельгии. Но меня всегда тянет обратно на Родину. К слову, у моей супруги такое же чувство. Всё-таки жить надо там, где ты свой и где ты чувствуешь себя дома. Ну, а что касается виз, то с этим справимся - не велика проблема.
- Вас не часто услышишь в России. Такое впечатление, что на Западе вас знаю лучше, чем дома.
- Вы правы. И мне тоже хотелось бы чаще петь на Родине. Но, как-то так сложилось…это связано с репертуаром, подходящим моему голосу - раньше в Европе таких возможностей было в разы больше. Те оперы, в которых я мог петь, почти не ставились в России. Но хочу заверить вас, что ситуация меняется. Не далее как в мае я принял участие в грандиозном гала-концерте «Классика на Дворцовой площади» в Санкт-Петербурге. В декабре прошлого года вместе с коллегами по сцене Анной Аглатовой, Полиной Шамаевой, Василием Ладюком и Николаем Казанским мы исполняли программу «Россини гала», которую дирижер Дмитрий Юровский посвятил 230-летнему юбилею великого итальянского композитора. До этого ещё два благотворительных гала под руководством Юрия Башмета - один в Международный день защиты детей с оркестром «Новая Россия», а другой на Большой поляне в усадьбе «Демьяново», который собрал всемирно известных звезд, среди них Светлана Захарова, Вадим Репин, Ильдар Абдразаков. А в сентябре мы с Жалей примем участие в концертном исполнении нашей любимой оперы «Евгений Онегин» в КЗЧ опять же с Юрием Абрамовичем Башметом. Так что мы любим Россию и пользуемся каждой возможностью выступать перед родной публикой.
- Замечательно! С нетерпением будем ждать ваших новых выступлений у нас, причём не только на концертных площадках, но и в оперных театрах. Так что встречи и удачи вам!
- Благодарю.