Яна Павлюк, 15 лет, Новосибирск
* * *
«Понедельник. Дорогой дневник, вот и начинается последняя неделя зимы. Парадокс: февраль – самый короткий месяц, но кажется, что он тянется вечно…»
Ладно, никакого дневника у неё не было. Она не из тех, кто проговаривает и структурирует свои мысли и переживания. Она любит хаос. Правда, упорядоченный хаос. Но с виду не скажешь: она прилежная, робкая и послушная. Пытается слушать себя, но получается плохо. Она слушает, но не слышит. И её никто не слышит.
Она бежит после уроков домой – не хочет, как все, толпиться у ящика с валентинками, ей не нужно внимание. Но она его получает: заледенелый снежок прилетает прямо в нос, и рот заполняется кровью, солёной и тёплой. Она поворачивается к детям, которые развлекались, бросая эти самые снежки в случайных прохожих, и оскаливается. Дети начинают смешно дразниться, а она бросает красный от крови снежок в стену школы, удивляется причудливой кляксе и фотографирует на смартфон.
Кровь всё ещё не останавливается, и она запрокидывает голову вверх. Там – бесконечная парча неба, синеву которого вспарывает белый шрам от пролетающего самолета. Куда летят эти люди? Она представляет Бангкок и Сингапур, Майами и Канберру. Пытается представить Гонолулу, хотя даже не представляет себе, где он (или она?) находится. Неожиданно разозлившись, она одёргивает себя и вспоминает, что люди летят в какой-нибудь Челябинск или в Магнитогорск. И больше не представляет Бангкок или Гонолулу. Она представляет свой вечер…
Вечер наступает, и она идёт навестить бабушку и дедушку. Они угощают её пирогами и спрашивают, как дела в школе. Но вопрос не услышан, вернее, проигнорирован – она вспоминает, какими они были раньше. Дедушка раньше слушал «ДДТ» и ездил на УАЗе. Сейчас он слушает бабушку и смотрит телевизор.
Она спрашивает бабушку, были ли они с дедом в Гонолулу. Бабушка отвечает, что они были в Кавминводах. Там есть пальмы. Дедушка говорит, что не помнит там пальм. Бабушка говорит, что та неделя была отличной. Дедушка спорит и говорит, что та неделя была лучшей. Она спрашивает у дедушки и бабушки, будут ли ещё когда-то отличные недели в их жизни. Они не отвечают и говорят, что ей пора домой.
Она заходит домой и прыгает под одеяло к сестре. Ноги сестры ледяные, хотя она давно лежит под одеялом. Она греет ноги сестры, а сестра щиплет её пальцами ног. Потом она идёт к другой сестре, но та уже спит. Она убирает её волосы с горячего лба – температура так и не спадает третий день. Сестра выдыхает тихий стон. Она смотрит и думает о том, что не знает своих сестёр. Смотрит на них каждый день, но не видит. Потом она думает о себе, о том, что её тоже никто не видит, – парадокс очевидности. И засыпает.
«Вторник. Дорогой дневник, я сегодня решила устроить день, когда не буду врать никому ни секунды. Кажется, что это будет отличный день…»
Нет, она не ведёт дневник, ей хватает её памяти. Ведь воспоминания непостоянны, но их можно регулировать, ими можно управлять. Главное – не записывать их. Если не написано – значит, их могло не быть. Значит, можно всё исправить.
Она пробирается сквозь толпу на остановке, чтобы первой заскочить в автобус, и падает на сиденье. Автобус наполняется людьми и, кажется, раздувается в размерах. Наконец сжимает зубами дверей пуховики последних втиснувшихся в него людей и, фыркая, покачиваясь и потрескивая, как перезрелый арбуз, нехотя трогается с места. К ней подходит пожилая женщина и требует уступить место. Она отвечает, что хоть женщина и выглядит потрёпанно, но всё же она не старуха и вполне может постоять. Это была первая правда за день. Но в ответ получила не благодарность, а крик и упрёки в невоспитанности. Хотя разве ТАК кричат воспитанные люди?
Она заходит в школу и на приветствие охранника отвечает, что день не такой уж и добрый, а если он считает его таковым, то может держать своё мнение при себе. Охранник юмор не оценил (вернее, оценил криком воспитанной женщины из автобуса), но ей всё равно – для неё это вторая на сегодня правда.
На вопрос учителя о домашнем задании она (единственная!) говорит, что готова, и отвечает на все вопросы правильно. Но за мгновение до того, как учитель собирается поставить ей «отлично», выпаливает, что выучила всё это просто так, на автомате, и что завтра точно так же забудет это, потому что это пыль и что она не видит никакой ценности в большинстве знаний, дающихся ей в школе. Оценка учителя моментально меняется на «неуд»,
выговор с нравоучениями перед всем классом и записью в дневник с вызовом родителей в школу.
Её родители… Мама любит её без остатка и без «но». Но она, как и все, не слышит её. Папа – единственный, кто слышит. Но он далеко, и у него нет времени её слушать. Парадокс. Это слово недавно появилось в её жизни, и она всё ещё продолжает с ним знакомиться. Часто думает о нём и иногда пробует на вкус. Сегодня оно холодное и колючее. Как туман. Или как мороженое. А цвет? Наверное, синий. Или загадочный индиго.
Она заходит домой и на вопрос мамы о прошедшем дне сразу отвечает, что её вызывают в школу. Потом долго стоит в душе, подставляя горячей воде холодный лоб. А мама что-то говорит и говорит…
Выйдя из ванной, она собирается пройтись по комнатам и пожелать всем доброй ночи, но вспоминает, что это день, когда она не врёт, и молча идёт спать. Ведь как минимум её ночь доброй не будет.
«Среда. Дорогой дневник, сегодня мама идёт в школу, потому что её вызвали…» Так могла бы написать она, но дневник она не ведёт.
Её маме объясняют, что её дочь устроила диверсию, что её дочь устроила клоунаду, что её дочь дискредитирует роль педагога и функции образования. Мама слушает и говорит, что дочь будет наказана. Но это слова для чужих. А глазами мама с ней. Поэтому ничего удивительного в том, что, выйдя из школы, мама ведёт её в магазин. Там нет ничего подходящего. Ничего такого, что было бы не стыдно надеть перед тем, чьё мнение может быть важным. Ситуация такая же, как и с самолётами, – они летят в никуда вместо того, чтобы лететь в Гонолулу. Мама открывает приложение в телефоне и заказывает в интернет-магазине.
«Четверг. Дорогой дневник, сегодня будет ненавистный день в школе, а потом я обязана буду ехать на день рождения родственницы…»
Она думает: можно ли сделать так, чтобы этот день уже скорее закончился, ещё не успев начаться? Так бы она написала в дневнике, если бы он у неё был.
Она заходит в класс и моментально считывает в равнодушных чужих глазах, что она странная. Что она ненормальная. Что с ней лучше не связываться. В его глазах она читает другое – она классная. Что с ней неплохо было бы связаться. А она задумывается о том, что у них может быть загородный дом, кудрявый пёс (она забыла эту породу) и хвойный лес за окном. Она думает, что между ними может быть что-то искреннее, что-то нежное, что-то… Но ей нужно ехать к родственнице на день рождения.
Она сидит за столом, за которым собралась вся семья. Все едят рыбу и какой-то заморский сыр – очень дорогой, а потому очень вкусный (так смешно утверждают собравшиеся). Приходит время для торта. Она смотрит на него и видит красоту – ту, которой нет в настоящей жизни. Все поздравляют именинницу, желают ей всего хорошего. А она говорит, что этот торт – нереальная красота. Именинница отвечает, что никакая это не красота и предлагает быстрее его резать. Она поражается, что красоту можно резать и есть, и выходит из-за стола.
«Пятница. Дорогой дневник, сегодня ничего не произойдёт…»
Она всё ещё не ведёт дневник, и в этот день действительно не происходит ничего, что можно было записать в него, если бы она его вела. Она ложится спать пораньше.
«Суббота. Дорогой дневник, я влюбилась…»
Она просыпается. Потягиваясь, открывает заметки в телефоне и пишет первую фразу своего дневника. Потом стирает. Весь день ходит по квартире, вернее, летает. Потому что он ей написал. Написал, что считает её крутой. А она ответила, что предпочла бы, чтобы он считал её загадочной. Он написал, что ему нравится, как она смотрит на мир. А она ответила, что он даже не представляет, как она смотрит на мир. И радостно смеётся – на душе удивительно хорошо. Тоже парадокс – но сегодня он изумрудно-розовый. И бархатно-тёплый (ого, сегодня он даже осязаемый!) И они договариваются увидеться завтра…
Чтобы быстрее наступило завтра, она снова ложится спать в детское время, ещё вчера презираемое, послушно закрывает глаза, но ещё долго слушает шорох занавески, звук мотора холодильника и кашель младшей сестры. Кажется, сестра выздоравливает.
«Воскресенье. Дорогой дневник…»
Она кричит на всю квартиру, кричит на весь двор и, кажется, на весь район. Но она делает это так, что её не слышит ни одна живая душа. Она отменяет встречу с ним, потому что сегодня случился семейный праздник. Мама заказала столик в кафе и будет нас баловать фастфудом, который в другие дни под запретом. Младшая сестра выздоровела. Мама говорит, что это чудо. А она думает, что это антибиотики.
В кафе нет его, зато есть сёстры и мама. А ещё там есть окно, в котором трещинками паутины проступают прощальные узоры уходящей зимы. Этот февраль сгинет навсегда, но она продолжит в нём жить. «Снова парадокс», – подумала она, глядя на тающий шарик мороженого цвета февраля – мяты и шоколада.
Сквозь стену из стекла она смотрит на мир за границами кафе. Всё самое интересное разворачивается наверху. Она поднимает взгляд в небо и видит самолёт, который разрезает небо, словно гарпун капитана Ахавы вспарывает брюхо Моби Дика.
«Девочки, давайте полетим куда-нибудь?» – восклицает счастливая мама. С таким предложением спорить невозможно, и все одобрительно кричат «Ура!». На правах старшей она улыбается маме, а мама понимающе говорит: «Это был отличный день». Младшая сестра добавляет басом: «Дамы, это была отличная неделя». И все смеются.
«Понедельник. Я поняла, что слышать, слушать, видеть и смотреть – это не главное. Важно чувствовать. Но это тоже парадокс. Парадокс возраста.
P.S: это была и вправду отличная неделя. Но как же я рада, что она закончилась. Как же я рада приближению этой неумолимой и бесстыдной весны…»