Цирк, опера и балет – очень похожие и, в сущности, очень простые виды искусства
Случайно. Всё вышло случайно. Тридцать пять лет я не был в цирке и не сподобился бы сходить ещё столько же, не спроворь мне друзья пригласительный на цирковой конкурс.
И вот я на Цветном бульваре. Афиша гласит, что смотрим мы Московский международный молодёжный фестиваль циркового искусства. Устраиваюсь в зале и обмираю. Под куполом – женщина-кошка Ольга Шмелёва из Цирка Никулина. Тонизирует. Кровь переполнена адреналином. Ещё нет возможности размышлять, но чувствовать – сколько угодно. По окончании представления моя спутница скажет: «Цирк – зрелище семейное, для успеха нужно немного: детям – звери, мамам – мускулы, папам – шпагаты». Становится ясным всё.
Пристрастия балетного критика входят в полное согласие с выступлениями гимнастов и канатоходцев. Я вижу людей, идеально контролирующих своё тело, придавших ему статус произведения искусства. Я не задумываюсь – эмоции входят напрямую. Совершается то волшебство, ради которого я хожу в оперу и балет. Дух музыки вовлекает в поток эмоций, интеллект безмолвствует. И неправ будет тот, кто скажет, что это плохо!
Когда королевский двор двигался в па благородных танцев, слушал и исполнял вокальные сочинения, он развлекался. В то же самое время на ярмарках народ услаждали жонглёры, йокуляторы, гистрионы – так ещё со Средних веков называли акробатов и фокусников, дрессировщиков и эквилибристов. По своей сути, по игровой направленности народная культура ничуть не противоречила аристократической. Удовольствие дворян было больше связано с условностями, но именно они являлись элементом наслаждения; радости простецов были более зримыми, менее кодифицированными, но столь же пьянящими. В меру грубоватыми были и те, и другие. Царило веселье.
Скука на сцену придёт позже. Вместе с умничаньем. С театром Станиславского и кино Тарковского. Скука въедет на хромой ослице «интеллектуального искусства» во владение Диониса и доберётся даже до танца, породив причудливую фигуру современного балета. Но цирк останется свободным от оккупации. В нём сосредоточится то, что оказалось размытым там, докуда добрались «мудрецы».
От оперы цирк возьмёт драматургическую музыкальность. От балета – хореографию и пластическую сюжетность. Соединит, переплавит в единое. Отольёт пулю. И выстрелит.
Вдруг выяснится, что наиболее привлекательным для зрителя в цирке становится то, что составляет основу классического танца: чистота линий, благородство жеста, убедительность хореографии. Опера потребует соответствия действия музыке, «история» в цирковом номере будет тем правдивее, чем ближе окажется к музыкальному театру.
Такие номера приветствует стоя даже жюри.
Поэтому и герои конкурса не вызывают споров. Всё очевидно, спрятаться негде.
Возьмём триумфатора. Даркан Камбышев, гимнаст на ремнях из Алма-Аты. Предельно чисто выполненное упражнение, в котором отсутствовал даже намёк на вульгарность, поразило не столько сложностью, сколько цельностью в указанном мною смысле. Безусильность, некоторая даже медлительность воздушного танца с обязательной фиксацией красивейших элементов движения – вот что пленило публику. Аплодисменты были такой силы и продолжительности, что вопрос о втором обладателе «Золотого слона» отпал сам собою, как несколько раньше была решена проблема с первым золотом.
Французский акробатический дуэт Антони Тирон – Аврора Лиотар лишил бы интриги весь конкурс, будь золотая награда единственной.
Их номер в чём-то был наименее традиционным для цирка, ибо был построен по законам той самой хореографии, которую упорно ищут, но не могут найти современные хореографы. Так показалось мне, незамысловатому любителю танцев.
Их номер во всём остальном был предельно цирковым. Так решило жюри.
Третий «Золотой слон» остался в Москве у акробатов на шестах под руководством Михаила Конакова. Это был цирк моего детства в его самом рафинированном виде. Сердце подпрыгивало и обрывалось вниз вместе с Еленой Конаковой, взлетающей над обманчиво неверной жёрдочкой, покоящейся на плечах цирковых атлантов. Вспомнились румынские гимнастки, вытворяющие чудеса на бревне; вспомнились – и тут же померкли, потускнели, стёрлись…
Я провёл в Цирке Никулина все четыре дня конкурса. Ни одно из представлений не показалось мне бессодержательным даже при втором или третьем просмотре. Выяснилось, что я люблю цирковых. Мужчины там похожи на мужчин, а девушки все без исключения красивы. Звери вовсе не кажутся забитыми и несчастными – видели бы вы, как радостно виляют хвостами не только подвижные пудели, но и коротконогие бассет-гаунды, вы пришли бы к тому же мнению.
Да, это триумф плоти, это торжество телесности в античном духе, это все фильмы и фотографии Лени Рифеншталь, собранные вместе.
Я горячо полюбил Екатерину Смирнову из Большого Московского цирка, эксцентрика с хула-хупами. На девушку было просто приятно смотреть, но она ведь ещё легко и непринуждённо работала номер, её радость, напор, даже её улыбка – всё было кстати. В их с Дмитрием Фёдоровым выступлении присутствовала та доля буффонады, которой, к сожалению, были лишены артисты, заявленные клоунами.
Но не стану обвинять ковёрных в дурновкусии: цирк – не Русский музей. Отмечу в качестве досадного мотива общую затянутость их присутствия на манеже. И – дальше!
Ибо надо сказать ещё о «Людях в чёрном» из киевского «Цирка Кобзов», показавших памятные по кинохронике живые пирамиды в эстетике голливудского блокбастера, приправленного стилем «нуар». Вспомнить про танцующую на проволоке американку Молли Саудек, вдохнувшую в атмосферу старой Европы струю бродвейского мюзик-холла. Поприветствовать двенадцатилетнюю эквилибристку из народной студии города Ялуторовска Марину Кремлёву… И лишь после этого считать свою задачу хотя бы частично исполненной.
Хотелось бы сказать, что моё сердце разрывается от любви, но нет, я не скажу так. Выяснилось, что в нём, глупом насосе, достаточно места для всех. Балету и опере даже не пришлось тесниться: помещения для настоящего искусства отводятся ещё в детстве. Ребёнком, посещая цирк, я и не предполагал, что выкраиваю место в душе под балет; слушая оперу, не представлял, что она уже соседствует с цирком.
В общем, посмотрите гистриона и вы полюбите его. А там, глядишь, поймёте и полюбите настоящую жизнь!