Породнился я с небом навеки

Андрей ДЕМЕНТЬЕВ 

* * *
Новый год спускается на землю
По лучам, натянутым луной…
Он уже заранее приемлет
Снежный облик красоты земной.

По дороге Старый год он встретит.
И взгрустнёт в космической дали,
Что не очень был высоким рейтинг
Года, уходящего с земли.

Что в том мире, где он долгожданен,
Как и прежде, ширится вражда.
И устали от невзгод земляне.
И по сёлам прячется нужда.

Новый год, как и его коллега,
На Земле проживший столько дней,
Посреди огней, речей и снега –
Полон веры сделать жизнь светлей.

* * *
Ещё на год мы стали старше.
И даже, может быть, мудрей.
А наша жизнь – подобно барже –
Дрейфует возле якорей.

Когда буксир за ней прибудет,
Потащит баржу вдоль реки,
Округу сонную разбудят
Его натужные гудки.

И поплывёт баржа вальяжно
В речном величии своём, –
Не старой баржей безэтажной,
А океанским кораблём.

И будет ей в пути казаться,
Что трюм заполнен до краёв
Весёлой музыкой оваций,
Несущейся к ней с берегов.

Ну а буксир, устав до дрожи,
Решит, что он незаменим,
Что так никто уже не сможет
Пускать с натуги в небо дым.

И утомившись в долгом марше,
Буксир уйдёт в мир тишины.
А образ той наивной Баржи
Сольётся с образом страны.

* * *
Поставлю памятник Деревне
Вблизи Кремля или вдали.
Поставлю памятник Деревне,
Той, что кормила Русь издревле
Дарами матушки-земли.

Теперь живём мы по-другому.
Чужие страны кормят нас –
Цыплятами из Оклахомы,
Сырами с маркой «Гондурас».

Картошкой делится Израиль.
Лук шлют с турецкой стороны.
И этим зарубежным «раем»
Насильно мы окружены.

А где-то наши земли чахнут.
Поля пустуют и дома.
Чужой продукт чужбиной пахнет.
Он мне не мил и задарма.

Неужто воли нет в России,
Чтобы прервать чужую прыть?!
Или страна уже не в силах
Себя по-русски накормить?

* * *
Всё меньше на земле моих друзей...
Всё больше вдов и горьких одиночеств.
Они уходят тихо из судьбы своей
В былую жизнь, в былые дни и ночи.

Где рядом были рыцари любви,
Защитники их счастья и уюта.
Но жизнь не может возвратить, увы,
Из прошлого счастливые минуты.

И потому я бережно храню
Написанную нашей дружбой повесть.
И к душам вдов, как к Вечному огню,
Я вновь несу и боль свою, и горесть.

Когда-нибудь мы все туда уйдём.
И нашим жёнам тоже будет трудно
И возвращаться в опустевший дом,
И просыпаться одиноким утром.

Но мы пока на этом берегу.
Храним в себе своих друзей ушедших.
И чтоб не быть у совести в долгу,
Давайте помнить их любимых женщин.


* * *
В российском пейзаже
Под именем Сенеж
Сентябрь меняет
Цветной колорит.
И падают яблоки
С яблонь осенних.
И небо в слезах.
И природа хандрит.

Но выдастся день,
Когда солнце проглянет.
И мир оживёт.
И в последних лучах
Блеснёт на листве
Неожиданный глянец.
И вспыхнут зарницы –
В прохладных ночах.

А лето прошло...
Как в нас годы проходят.
И смена времён –
Часто смена судьбы.
И нету гарантий
В душе и в Природе,
Что вновь совпадёт –
Наше время и мы.


* * *
Во мне есть капля итальянской крови.
Прапрадед поделился ей со мной.
Её хватило, чтобы выгнуть брови
И волосы взбить тёмною волной.

Всё остальное я набрал в России –
И прямоту, острее, чем тесак.
И опыт жизни, чтоб не быть разиней.
И мудрость лет, чтоб не попасть впросак.

А главное, что мне дала Россия, –
Так это милосердие своё.
О чём меня бы люди ни просили, –
В ответах я равняюсь на неё.

Так и живу – ни шагу без России.
И по-другому не дано мне жить.
И потому всегда хватало силы,
Как Цезарю – прийти и победить.


Сентябрь в Барвихе 

Мне не хватит ни слов, ни восторга,
Чтоб воспеть красоту сентября.
Возле озера высится горка
Лёгких листьев из янтаря.

А на озере – проба балета:
Гордых птиц белоснежный заплыв.
Ещё слышится музыка лета.
Но всё ярче осенний мотив.

Жаль, что всё это будет недолго.
За дождями придут холода.
И лишат мою душу восторга...
Слава Богу, не навсегда...

Зиму мы переждём и осилим.
Беды вынесем на мороз...
Ведь нельзя без закалки России,
Как душе невозможно без слёз.

У весны тоже есть своя прелесть...
Среди парков и старых аллей
Май цветы молодые поселит,
Чтобы жизнь нам казалась светлей.

А когда возвратится к нам осень,
Мы, наверное, станем мудрей.

Я брожу среди бронзовых сосен.
Как между вековых якорей.

* * *
В Иерусалиме, на Святой земле
Всегда я забывал о ремесле...

Мне как-то по-особому здесь пишется.
Вдруг в сердце пробуждается строка.
Она ещё, как майский цвет, колышется
От пробежавшего по лугу ветерка.

А вслед за ней спешит строка другая.
И бьётся, словно окунь, на мели.

Потом их всех, наверно, обругают
Уверенные недруги мои.
ИЕРУСАЛИМ

Прощание
 
Он прислал ей весточку в Тарханы,
Что приедет, как решит дела.

...Бричка подкатила спозаранок,
И усадьба мигом ожила.

Он вошёл в мундире, при погонах.
Сбросил на ходу дорожный плащ.
Трижды покрестился у иконы.
«Бабушка, ну что ты...
Да не плачь...»

«Мишенька! – прильнула со слезами. –
Господи, уж как ты удружил...»
Он в объятьях на мгновенье замер.
И внезапно бабку закружил.

«Погоди, – она запричитала.
Упаду ведь... Слышишь, погоди...»
А душа от счастья трепетала.
И тревога пряталась в груди.

Сколько дней горючих миновало
С той поры, как почивал он здесь...

...Стол ломился. Уж она-то знала,
Как с дороги любит внук поесть.

...Он наполнил рюмки.
Встал неспешно.
Замер в стойке – словно на плацу.
«За тебя!»
И полыхнула нежность
По его печальному лицу.

Жизнь её, надежда и отрада!
Только что над ним прошла гроза...

Светит возле образа лампада.
И светились радостью глаза.

Лермонтов не знал, что эта встреча
Будет, как последнее «Прощай!».

Опускался на Тарханы вечер.
Опустилась на душу печаль....

* * *
Мы все живём по собственным законам.
По старым нормам чести и любви,
Где верили лишь правде да иконам,
Сверяя с ними помыслы свои.

Мы все живём по собственным законам.
И авторы их – совесть и народ.
Пусть власть когда-нибудь
Под думский гомон
Законы те своими назовёт.

* * *
С богатыми дружить нельзя.
Они неверные друзья...

Как переменчива погода,
Так неустойчив их настрой.
И дружба эта, словно мода.
Сегодня ты, потом другой.

Во власти собственных амбиций,
Они влекут нас в свой мираж.
Им подружить – как похмелиться,
А я – непьющий персонаж.

Мне их апломб всю душу выел.
Но я стараюсь гордо жить,
Чтоб дружбу, словно чаевые,
Никто не смел мне предложить.

* * *
Сколько ждёт нас бед и испытаний.
Не идя на дружественный зов,
Рушит наши памятники Таллин,
Оскверняет прах фронтовиков.

Шёл солдат в атаку и не знал он,
Жизнью заплатив за торжество,

Что земля, которую спасал он,
Оккупантом назовёт его.

Ропщет власть негромко и уныло.
Ей бы стукнуть кулаком со зла!
От вражды живых не заслонила.
Хоть бы мёртвых от хулы спасла.


* * *
Мы возвратились к крепостному праву:
Скупая земли, сёла, чей-то быт,
Свою внедряют нувориши правду,
Что божий мир лишь им принадлежит.

Что лишь для них – достаток и свобода.
И справедливость тоже только им.
А что похуже – это для народа.
Пускай послужат господам своим.

И воздвигают вместо сёл хоромы.
Былую жизнь переводя в изъян...
И перестала Русь быть отчим домом
Для бедных и обманутых крестьян.

Мне трудно в эти горести поверить.
Смириться с неизбежностью утрат...
Но селит барство в жалких избах «челядь»,
Как это было двести лет назад.

Характер 

Последний вечер в казино.
Последний проигрыш азарту.
Я опроверг наивность Сартра,
Что нам меняться не дано.

Что как сложили гены нас,
Так всё должно навек остаться.
Я не записывался в святцы.
Ищу в себе я новый пласт.

И возле прошлых неудач
Меняю перечень пристрастий.
Характер мой – в моей же власти,
Как для Пеле футбольный мяч.

И всем прогнозам вопреки
Я начинаю жизнь сначала,
Не зря душа моя скучала,
Попав в привычные силки.

Я изменил характер вмиг.
Жить стало как-то веселее:
От юбилея к юбилею,
От первых строк – до новых книг.

И мир мне кажется иным.
И стал спокойней мой характер,
Закрыл я в нём горячий кратер,
И спал с души сомнений дым...

* * *
Породнился с небом я навеки...
Вновь внизу притихшая земля.
Ночь неслышно поднимает веки,
Ярким светом озарив меня.

Не могу привыкнуть к этим краскам,
К волшебству палитры неземной.
Синий цвет перемешался с красным,
Словно осень встретилась с весной.

Мы влетаем в сполохи рассвета.
И плывут из рая облака...
Ангел мой неподалёку где-то.
Чувствует его моя строка.

В небесах я счастлив и спокоен,
Потому что Ангелом храним.
Шелест крыл его нарушил «Боинг».
И, наверно, по дороге им.

В небе и легко, и одиноко.
Будто вижу я волшебный сон.
Синий свет течёт из круглых окон.
Синий шум несётся из окон.

Мы ещё не скоро приземлимся.
Впрочем, время я не тороплю.
Мы летим без спешки и без риска.
И боязнь твоя равна нулю.

И нежданно я тебе признаюсь
В том, что в небе я бы жить хотел.
«Боинг» наш – как тот счастливый аист,
Что вчера над домом пролетел.

* * *
Жизнь соткана из фраз и мелочей,
Из недоверья, лжи и обещаний.
Ещё, быть может, из имён друзей,
Чтобы душа вконец не обнищала.

Жизнь соткана из радостей и бед.
Из опыта, что проглядел иль нажил.
Она разделена на «ДА» и «НЕТ».
И тот раздел прошёл сквозь судьбы наши.

А если проще –
Жизнь, как день и ночь.
Отчаянье живёт с надеждой рядом.
И чтобы воду в ступе не толочь, –
В самих себе нам навести б порядок.

* * *
На синеватой живописи неба
Берёзы золотая прядь.
И ветвь, похожая на невод,
Стремится краски удержать.

И так прекрасен лес осенний
В убранстве сосен и берёз.
Но всё уже воспел Есенин.
И красоту с собой унёс.

* * *
Слон – символ мудрости и доброты.
В нём чувствуется царская порода.
И в людях тоже есть его черты,
Но только у пророков из народа.

Слон никогда зазря не нападёт.
Хотя с любыми недругами сладит.
И потому так долго слон живёт,
Что он себя на мелочи не тратит.

Слон – символ мужества и доброты.
А символы нам так необходимы,
Чтоб рядом с ними были мы чисты
Поступками и мыслями своими.