15 лет назад российские танки стреляли по российскому парламенту
Хотя о трагедии 3–4 октября 1993 года сказано и написано много, её суть и значение для России и мира, на мой взгляд, остались нераскрытыми. Это произошло потому, что в последние годы, после краха у нас марксизма, в общественных науках стали вообще игнорировать существование объективных тенденций общественного развития.
Для нашей страны на рубеже XX и XXI веков императивом стал переход от советского коммунистического государства к советскому национальному государству. Нравится кому-то или не нравится, это – объективно обусловленный переход. Он уже происходит, только далеко не все это замечают, и далеко не всех он радует.
Путь к национальному государству проходил через распад СССР и был очень мучительным (впрочем, как и все общественные трансформации подобного масштаба в прошлом). Какой же оказалась Россия, ставшая независимой, и по какому пути она пошла?
Ещё до обретения независимости в ней утвердилось двоевластие: на роль руководителя станы претендовали и Верховный Совет РСФСР во главе с Хасбулатовым, и избранный ещё в июне 1991 года президентом РСФСР Б. Ельцин. Как и следовало ожидать, между этими двумя ветвями власти разгорелась борьба. И борьба эта была политическая, классовая.
Хотя Ельцин был президентом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, он и российские либералы из сформированного им правительства сразу же взяли курс на сокрушение советского строя и социализма и на построение рыночной экономики. Этот термин должен был замаскировать установление капитализма. Открыто заявить о курсе на капитализм было невозможно, так как большинство народа ещё оставалось по своему менталитету советским. Поэтому для осуществления такого курса нужна была единоличная диктатура Ельцина.
Этот курс Ельцина был продиктован интересами нарождавшейся российской буржуазии, стремившейся захватить власть и собственность. А массовой опорой курса либералов стала интеллигенция, убеждённая в том, что ей по сравнению с западной советская власть «недодавала», «недоплачивала». Речь вроде бы шла о смене общественно-политического строя, но эта операция неизбежно привела к превращению России в зависимое образование и, следовательно, к ликвидации её как субъекта истории.
Верховный Совет противился курсу Ельцина не только потому, что не хотел терять власть, но и потому, что выступал за сохранение независимости страны. Он был очень разношёрстным по своему составу, и называть всех его депутатов «красно-коричневыми» и «недобитыми коммуняками» оснований не было. Однако кое в чём сходство их с большевиками просматривалось. Если большевики сделали нашу страну подлинно независимой, то депутаты Верховного Совета стремились хотя бы сохранить тот уровень независимости, какой Россия ещё имела в 1993 году.
В целом они были лояльными к идее Советов, и потому, возможно, сам того не желая, Верховный Совет оказался последним защитником советской власти.
Вопрос о Советской власти был центральным вопросом борьбы.
Если сохранятся в России Советы, они могли бы со временем найти путь развития страны с сохранением её независимости. Если же они подлежат искоренению, то страна сможет включиться в «цивилизованный мир» лишь в качестве его бессильного сырьевого придатка. И не социализм вообще приходилось отстаивать (против социализма типа шведского ни Горбачёв, ни Ельцин, возможно, не возражали бы), а именно советский социализм. Вот это главное остаётся по сей день незамеченным.
А в центре внимания – особенно острый конфликт двух ветвей власти по вопросу о приватизации. По проекту правительства наиболее важные российские предприятия отдавались за бесценок назначенным «сверху» олигархам, призванным стать костяком нового класса собственников. Хасбулатов был сторонником сохранения в государственном секторе основных отраслей промышленности и предприятий ВПК. «И, конечно же, – говорил он впоследствии, – никогда не позволил бы примитивной кувалдой рыночной стихии разрушать сложнейший народнохозяйственный механизм».
В такой обстановке появился пресловутый указ Ельцина ‹ 1400, и далее развернулись события 3–4 октября. Последние подробно уже не раз описаны, излагать их ход излишне, но тезис о том, что обстановка была критической, следует пояснить.
Хасбулатов считал, что на стороне Верховного Совета было большинство народа России. Возможно, так оно и было, но народ никто и не спрашивал, к нему никто не обращался. Потому он, как и в 1991 году, остался пассивным.
Политическая погода делается в столице. А в Москве в стратегическом смысле перевес сил был на стороне Ельцина. Однако в тактическом отношении его режим висел на волоске, рассматривалась даже возможность бегства из Кремля на вертолётах. Сам министр обороны Грачёв колебался и согласился привлечь силы армии к подавлению оппозиции лишь по письменному приказу Ельцина. Армия в целом к призывам генерала Руцкого о помощи Верховному Совету осталась равнодушной. Правда, одна из боевых частей, стоявшая в Подмосковье, ринулась в столицу на помощь защитникам Белого дома, но была остановлена верными правительству войсками. А войди в Москву хотя бы одна такая бригада, события могли бы принять совсем другой оборот. Руководитель компартии Зюганов по телевидению призвал своих сторонников оставаться дома. А в кругах «патриотов» тогда была в ходу такая оценка происшедшего: «Чума на оба ваши дома!» Дескать, ни Ельцин, ни Верховный Совет не отражали подлинных интересов России и её народа, а потому от этой схватки двух кланов во власти мы остаёмся в стороне.
Верховный Совет битву с президентом проиграл.
Либералы, оправившись от испуга, торжествовали победу. Однако власть на их призывы «Раздавить гадину!» отреагировала слабо. После штурма Белого дома сторонников Верховного Совета ни в Москве, ни в провинции не тронули. Более того, депутаты Верховного Совета и уцелевшие защитники Белого дома, помещённые в тюрьму, вскоре были амнистированы. Устраивать открытый судебный процесс над ними власть не решилась. Фактически указ об амнистии был истолкован как призыв к взаимному прощению.
Черномырдин, ещё до событий 3–4 октября сменивший Гайдара, во время кризиса целиком поддержал Ельцина, но от проведения либеральных реформ оголтелыми темпами перешёл к более осторожной тактике. Он решил примирить народ с новым режимом на основе «процветания» – за счёт внешних займов и игры в пирамиду ГКО. Уже по совокупности этих обстоятельств жертвы, принесённые защитниками Верховного Совета, несмотря на их поражение, не были напрасными. Хотя пирамида потом лопнула.
Но своеобразной жертвой ельцинского государственного переворота стал и сам Ельцин. Не знаю, стояли ли у него «мальчики кровавые в глазах», но стрельба по российским гражданам по его приказу сломила президента. Как подлинный политический деятель, он тогда практически перестал существовать, превратившись в орудие своего окружения.
Кредо этого окружения выразил один из видных его деятелей: «В России возможна любая власть – кроме советской». Приняв ельцинскую Конституцию, либералы и их сторонники установили свою власть.
Политилог А. Рябов в статье, опубликованной недавно в «Литературной газете» (‹ 28), отмечает, что наше общество с начала 90-х годов пребывает в «демобилизационном» состоянии. Оно готово поддерживать те или иные идеи, но не намерено ради этого идти на какие-либо жертвы и даже ограничения, тем более не откликнется на призыв «потуже затянуть пояса». Пока у него главная потребность – в развлечении. Но так долго продолжаться не может.
Думается, у общества главная потребность ныне – не столько в развлечениях, сколько в наркотике, который заглушил бы голос пробуждающегося разума и совести.
Даже человек, более или менее сносно устроившийся в современной России, имевший приличную работу или свой бизнес, достаточный для безбедной жизни доход, втайне осознавал все годы, прошедшие с октября 1993 года, что живёт недостойной, уродливой жизнью. Как можно быть довольным своим существованием, если твоя Родина унижена, ограблена, лишена всяких исторических перспектив. «Для полного счастья необходимо иметь ещё и славное Отечество!» – это и древние греки знали аж в V веке до нашей эры.
Можно ли уединиться в своей квартирке и чувствовать себя нормальным человеком, когда за порогом твоего дома – океан лжи, нужды, несправедливости, безысходности?.. А что говорить о самочувствии человека, который в советское время принадлежал к среднему классу (таковых было 90 процентов населения страны), а ныне опущен на дно жизни? Как ему не ощущать, хотя бы подсознательно, свою вину, если погром страны проходил на его глазах и он ему не воспрепятствовал, а в чём-то даже и содействовал?
Ветеран освоения Севера поделился впечатлениями от недавней поездки по Колымской автотрассе. Раньше вдоль трассы на расстоянии нескольких часов езды стояли домики, где шофёр мог пообедать и отдохнуть. Когда либералы во власти объявили, что Север нам теперь не нужен, все, кто мог уехать оттуда, уехали. Брошенные домики постигла обычная судьба: их разорили, вырвали оконные рамы и двери, растащили кровлю. Торчащие остовы домов водители приспособили под придорожные туалеты. Можно представить себе…
Вот и современная Россия в значительной своей части представляет собой такой заброшенный дом. «В тесноте и обиде» живёт тут основное население страны – от профессоров и учителей до пенсионеров и бомжей. Зато там есть телевизор, и народ без конца развлекают смехачи. Те, кто постарше, притерпелись, хотя и помнят другие времена. Но выросло поколение, иной жизни и не знавшее и считающее нынешнее существование нормой. Родилось и подрастает второе поколение. Что ждёт их в будущем?
Скажут: но ВВП растёт, денег в казне так много, что приходится вкладывать их в зарубежные экономики, обстановка в стране стабильная. Но стабильность бывает разная. Даже стабильность процветания – и та порой надоедает. А может ли долго длиться стабильность нищеты?
Ныне практически никто в России не даёт характеристики общественно-политическому строю, установившемуся в стране. Левая оппозиция клеймит этот строй как капиталистический, правая – как тоталитарный.
Однако в действительности в России сложилась уникальная ситуация.
Это не капитализм. Во-первых, эра капитализма в мире давно миновала. Во-вторых, капитализм при всех его недостатках всё-таки строй производительный, а российская буржуазия в массе своей ничего не создаёт. Она, выжимая всё из оставшегося ей от советского периода производственного потенциала, уводит капиталы за рубеж, где предаётся всем доступным удовольствиям.
Так продолжалось до конца правления Ельцина. За следующие восемь лет ельцинская Россия была уничтожена. Однако новая Россия не была создана, а уже заложенные её основы не были легитимированы. Вопрос «Кто – кого?», как не раз подчёркивал и Владимир Путин, вовсе ещё не решён.
Запад тоже проиграл. Ресурсы, вычерпанные Западом из России, отсрочили его смертельный кризис, но по большому счёту ему на пользу не пошли. «Общество потребления» таковым и осталось. «Экономика финансовых пузырей» неизбежно лопнет и погребёт под своими обломками весь нынешний миропорядок. Этот процесс начался на наших глазах. В США трещат самые крупные компании. У всех на слуху не ведомые раньше никому в России «Фредди Мак» и «Фанни Мэй». Дальше дела могут идти только хуже и хуже.
Сейчас научно-технический прогресс открыл перед человечеством невиданные перспективы благосостояния, но реализовать их невозможно при существующих в мире порядках. И сильные мира сего сделали выбор: «Пусть остановится прогресс, но мы своего господствующего положения не уступим». Глобализация по-американски, сводящаяся к тому, что слабые страны открывают двери перед сильными, – только начало. Строй «Железной пяты» уже маячит на горизонте.
После падения СССР, пример которого заставлял хозяев Запада идти на уступки «низам», реакция там перешла в наступление и всюду урезает ранее завоёванные трудящимися права.
Нельзя сказать, что расстрел российского парламента прошёл незамеченным в мире. Было множество откликов – и одобряющих, и осуждающих это событие. Но исторический его смысл остался не понятым ни в России, ни за рубежом.
Россия до сих пор бредёт во тьме, не имея ясных ориентиров. Её главным идеологом остаётся всё тот же Черномырдин: «К коммунизму мы не идём, социализма и капитализма не строим».
Представьте себе, что вашу квартиру, на время оставшуюся без присмотра, облюбовали бомжи, которым было даже лень пользоваться туалетом. В такой загаженной квартире жить нельзя. Её надо чистить, а потом произвести в ней капитальный ремонт. Вот этим и надо заняться России.
Но заняться этим делом сможет лишь хозяин, «невидимая рука рынка» тут не сработает. Этот тяжёлый труд за нас никто не исполнит, и без мобилизации всех сил нам не обойтись.
Надо иметь в виду, что все внутренние и внешние рынки, все позиции на мировой арене, что Россия потеряла за время «реформ», уже заняты другими. Если Россия начнёт подниматься и попытается вернуть утраченное, она встретит жёсткое противодействие со стороны этих «других». Следовательно, неизбежна новая холодная война с попытками время от времени проверять Россию на прочность конфликтами, подобными тому, что случился в августе в Южной Осетии. И это ещё одна причина, по которой жить и дальше, развлекаясь и расслабляясь, нам не позволят. При всём нашем миролюбии надо быть готовыми к трудным испытаниям.
А параллельно с ремонтом дома-России надо разрабатывать проект его переустройства: выработать теоретические основы и конкретные меры по построению собственной цивилизации. Этих задач для ныне живущего поколения россиян вполне достаточно, и никакой другой идеи ему искать не следует.
К согражданам
«Произошло то, что не могло не произойти из-за наших с вами беспечности и глупости, – фашисты взялись за оружие, пытаясь захватить власть. Слава богу, армия и правоохранительные органы оказались с народом, не раскололись, не позволили перерасти кровавой авантюре в гибельную гражданскую войну, ну а если бы вдруг?.. Нам некого было бы винить, кроме самих себя. Мы «жалостливо» умоляли после августовского путча не «мстить», не «наказывать», не «запрещать», не «закрывать», не «заниматься поисками ведьм». Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми. Добрыми… К кому? К убийцам? Терпимыми… К чему? К фашизму?
И «ведьмы», а вернее – красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грязно оскорбляя народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Что тут говорить? Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?
Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровным их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но… Хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки идеологических пройдох и политических авантюристов.
Мы должны на этот раз жёстко потребовать от правительства и президента то, что они должны были (вместе с нами) сделать давно, но не сделали…»
Со странными чувствами читаешь сегодня этот текст. «Обращение к согражданам большой группы известных литераторов». Газета «Известия», 5 октября 1993 года. Ещё дымится Белый дом, ещё никто не знает, сколько человек погибло, что будет со страной, ещё ужас и слёзы, а «ПИСАТЕЛИ ТРЕБУЮТ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ»…
Под требованием известные имена – Алесь Адамович, Григорий Бакланов, Александр Борщаговский, Василь Быков, Михаил Дудин, Александр Иванов, Сергей Каледин, Юрий Карякин, Яков Костюковский, академик Д.С. Лихачёв, Булат Окуджава, Валентин Оскоцкий, Анатолий Приставкин, Юрий Черниченко, Мариэтта Чудакова, Виктор Астафьев, другие…
Все те, кто в традициях русской литературы должен бы чувства добрые и милость к падшим призывать. А тут – клейма и ругань. И следом деловитое перечисление требуемых оргвыводов: распустить, запретить, выявить и разогнать с привлечением к уголовной ответственности, незамедлительно отстранить от работы, признать нелегитимными…
И это слово писателя к людям в дни страшной беды?!
Мы публикуем отрывки из этого уже исторического документа вовсе не для того, чтобы кого-то задеть, уличить задним числом. Тем более многих из подписавших уже нет, а кто-то отказался от своей подписи под данным воззванием, смотрит на октябрьскую трагедию совсем иначе.
Наша мысль иная. И сегодня мы живём в непростые времена, и сегодня страна проходит суровые испытания. Творческая интеллигенция в таких обстоятельствах не имеет права поддаваться влиянию политического экстремизма того или иного толка, не должна позволять использовать себя. У неё иное предназначение. У неё другой долг перед людьми и страной.