В этом месяце исполнилось 10 лет со дня трагической гибели тульской поэтессы и журналистки Ольги Подъёмщиковой. Погибла она при невыясненных обстоятельствах. Как это часто бывает, расследование прекратили, не докопавшись до сути. Существует версия, что это было преднамеренное убийство: у смелого и бескомпромиссного журналиста было много врагов. Примечателен тот факт, что в стихах Подъёмщикова не раз предсказывала свою смерть.
Ольга родилась в 1961 году. Она окончила Тульский пединститут. В пору учёбы познакомилась с поэтом Сергеем Белозёровым, с которым вскоре связала свою судьбу. Когда за дерзкий нрав и опасные статьи поэта отправили в ссылку в Иркутскую область, Ольга, ожидавшая ребёнка, последовала за ним. «Последняя декабристка» – так называли её друзья. Дочка, её единственный ребёнок, родилась больной и умерла в возрасте 10 лет…
В 1987 году Подъёмщикова начала работать в газете «Молодой коммунар», со временем стала самым «острым пером» редакции. Журналистка вытаскивала на свет запретные темы, открывала наглухо закрытые двери, писала статьи, помогавшие в раскрытии убийств. Она стояла у истоков тульского отделения общества жертв политических репрессий «Мемориал», Комитета солдатских матерей.
Её стихи рождались в блокнотах, на оборотах рукописей и почтовых квитанций. В статьях она говорила с читателями, в стихах – с любимыми, с Богом. К сожалению, как поэт она незаслуженно забыта. При жизни было опубликовано несколько десятков её стихотворений в местной прессе. Посмертная книга стихов «…Явись мне отблеском мгновенным» (Тула, 2001) издана крошечным тиражом друзьями Подъёмщиковой.
На рубеже веков Ольга возглавляла «Тульские епархиальные ведомости», которые через два года её руководства стали журналом. Фактически это был новый этап её жизни. Неожиданно всё прервалось. Ольга с двумя коллегами-журналистами Ириной Извольской и Николаем Шапошниковым поехала за грибами, осталась ночевать на даче у знакомой, а ночью случился пожар. К тому времени, когда приехали пожарные, деревянная постройка выгорела дотла…
Минуло десять лет. Однако среди друзей Ольги до сего дня ходят слухи, что роковой пожар не был случайным. Хотелось бы верить, что в свете возобновления уголовных дел, возбуждённых по фактам посягательств на журналистов, будет пролит свет и на это забытое дело.
*** 
Изюминка, безуменка, роман,
обман, лукавство,
детства продолженье,
над бездной возношенье и крушенье,
раздел земли и неба пополам.
Библейское измены естество –
нет, не слиянье тел,
а мысль – измена.
Лишь память безупречно неизменна,
как будто отражение Его.
Я буду к вам жестока и нежна,
но где граница рая или ада?
Я только небу синему жена,
где всё – свобода и любви не надо.
Движенье бесконечности – к нулю.
Дикарка, амазонка – стану вашей?
Я Бога тень на облаке ловлю
и небо пью, зачерпывая чашей.
ДОРОЖНЫЙ ВАЛЬС
В городе том, где смешенье времён,
лета повадки,
перевозил нас усталый Харон
в рай на канатке.
О, окруженье, круженье в краю
снежного плена!
Там босанову играли в раю
или Шопена?
Вновь расписанье смешалось в судьбе,
спутаны рейсы.
От точки А до моей точки Б –
струны ли, рельсы?
Стон парохода, ухода гудки,
сполохи сердца.
Мы – телефонные дети тоски.
Не отвертеться.
Взмахи крылатых, взлетающих рук –
что там! – До встречи!
Мы – несмышлёные дети разлук.
Может быть – вечных.
***
Поднимаюсь с утра с усилием
лишь затем, что меня ты помнишь.
Белый врач с голубыми крыльями –
моя самая скорая помощь.
Валидольно-сладостная печаль –
так узнала я вкус печали.
Не прощай меня, ангел мой,
не прощай.
Я сама себя не прощаю.
А вдоль нашей дороги памятники
всем, разбившимся здесь когда-то,
вот и стали тоской и памятью
наши письма и наши даты.
Тишина в доме страшная –
хоть кричи,
и листочки в конвертах горкой –
ну откуда же столько горечи,
если нам не кричали: «Горько!»
Поднимаюсь с утра с усилием
лишь затем, что меня ты помнишь.
Белый врач с голубыми крыльями –
моя самая скорая помощь.
***
И был у меня муж.
И был у меня друг.
И было родство душ.
И было тепло рук.
И был у меня дом,
а в доме всегда тишь.
И были цветы в нём,
котёнок, щенок, чиж.
И в доме жила дочь,
и дом был к ней так добр.
И даже когда ночь,
нестрашным был мой дом.
В том доме всегда свет
и детская воркотня.
В том доме меня нет –
пойди поищи меня.
И там, где был муж, – мрак,
и там, где был друг, – враг,
и там, где был дом, – дым,
и я улечу с ним.