НОЧЬ, ПАРОМ, КРЫМ
Уж сколько раз бывал в Крыму и жил там подолгу, а никогда не забуду, как плыл паромом в НАШ Крым майской ночью 2014 года. Я волновался, словно перед первым свиданьем, и всё думал: вот я сойду по трапу на землю – и не увижу ни украинского пограничника, ни постылого «жовто-блакитного» флага, у меня никто даже не проверит документы. Ни одна сволочь не потребует от меня заполнить «имиграцийну картку». Никто не попробует заглянуть в мой чемодан. Потому что я снова в России: всё равно как с правого берега Волги на левый переплыл. Я – в России. Я – в России. Я даже не повторял это – так стучало сердце. Вероятно, это были смешные и детские эмоции, но ведь примерно такие же испытывали те, кто впервые плыл в Крым после присоединения его к России свыше двухсот лет назад.
Как только наш старенький паром отошёл от стенки, все перебрались на верхнюю палубу: смотреть на размытые керченские огни впереди. Плескала волна за бортом, туман стоял над водой и крупные южные звёзды – над головами. Ветер, дующий нам навстречу, принёс из Керчи непередаваемый сладковато-хвойный крымский запах.
Какая-то предприимчивая тётенька тут же, на палубе, продавала горячие пирожки из закутанной в одеяло кастрюли и наливала в пластиковые стаканчики кофе и крымский коньяк. Как тут было не выпить? Чудесная, незабываемая ночь! Вероятно, не я один испытывал волнение, потому что наши спутницы, девушки из мурманского фольклорного ансамбля, запели, может быть, не очень подходящую по месту и смыслу, но так отвечавшую нашему настроению песню:
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовёт!
А стоявший неподалёку со своей девушкой парень вдруг подхватил глубоким и сильным, явно профессиональным баритоном:
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
Когда допели песню, выяснилось, что парень – солист из Мариинки. Я понял, что он испытывает то же самое, что и я, что и все мы. Мы были на этом пароме одним народом, нас всех из недавнего атомарного состояния объединило возвращение Крыма. Это было более глубокое ощущение, чем то, что я переживал ранее, представляя, как ступлю на землю НАШЕГО Крыма. Моё сердце тогда стучало: «Я – в России», а теперь оно говорило: «Мы – Россия».
ПОСРАМЛЕНИЕ БОГА ЖРАТВЫ
В сентябре 2015 года меня пригласили выступить в Ялтинском театре имени Чехова на вечерах-спектаклях, посвящённых Шолохову и Грибоедову. Честно говоря, поначалу я испытывал некоторые сомнения, что мероприятия будут иметь успех. Современные крымчане казались мне достаточно индифферентными к литературе людьми. Дело в том, что властители Украины, начиная с Кравчука, не будучи в состоянии дать народу идеалы, привили ему культ жратвы. Здесь я имею в виду даже не крымчан, а их гостей из «жовто-блакитной родины человечества». Понятие отдыха у них неотделимо от процесса интенсивного и непрерывного приёма пищи. Даже выпивка, пожалуй, на втором месте, хотя выпить они тоже не дураки. Православные называют этот грех гортанобесием. Малороссы в Крыму, где бы они ни находились, всё время чем-то набивали желудки, особенно на пляжах, куда с утра приходили с картошкой, салом, колбасой, огурцами, консервами (привезёнными, между прочим, с материка), и сидели за своими скатертями-самобранками до вечера, время от времени тяжело, как бегемоты, погружаясь в море, что ещё больше разжигало их аппетит. Крымчанам это совершенно несвойственно, они и на пляжи не ходят в дневное время, и не любят есть в жару, но эти украинские гости-обжоры не могли не повлиять на их психологию ‒ отчасти в смысле возможности заработать на чревоугодии гостей, потому что другой такой возможности, не считая традиционной сдачи отдыхающим жилья внаём, в общем-то, и не было. Вот вам летний пейзаж в Крыму времён «незалежной»: одни жрут «на брезе синему морю», свесив на колени объёмистые животы, а другие, обливаясь потом, подносят «снаряды». Между ними, диковато озираясь, ходят с пивом и минералкой российские туристы, порой неуверенно присоединяясь к жратве (может быть, здесь так надо, коли нет «всё включено»?). Перелом произошёл лишь в прошлом году (в 2014-м украинцев в Крыму было ещё достаточно). Массовое преобладание отдыхающих из России, не имеющих скверной привычки есть картошку и консервы в общественных местах, быстро свело украинскую жрачку в Крыму на нет, к великому сожалению торговцев харчами навынос (вот они – патриоты Украины в Крыму, если кто их ищет!), и стало в разы меньше мусора – это при том, что в крымском ЖКХ произошли значительные сокращения по причине необходимости повышения работникам зарплат. Но психология-то осталась. 22 года миллионы гостей здесь лопали, как акулы: вы думаете, такое проходит бесследно? Ведь смысл жизни в жратве видят не только «пользователи», но и – невольно – те, кто их обслуживает. Прибавьте сюда тот факт, что с 1992 года ни одна крымская библиотека, не считая республиканской и некоторых севастопольских, не получала ни одной книги и ни одного журнала из России. «Крымская весна» была делом чувства да ещё генетической, народной памяти, а не знания. Она совершалась в большей степени русским сердцем, нежели умом. Кто-то, может быть, и читал в Крыму Грибоедова и Шолохова в минувшее двадцатилетие, однако я подозреваю, что таких людей было немного.
Но я ещё за несколько часов до первого нашего спектакля понял, что мои опасения, слава богу, напрасны. В этот день в Ялте отмечали местный День благотворительности и милосердия, и на набережной имени Ленина, недалеко от его же статуи в обрамлении пальм, играл духовой оркестр Черноморского флота. Он предпочитал джазовые и блюзовые композиции, воспринимавшиеся ялтинцами весьма тепло, но надо было видеть, что с ними стало, когда оркестр заиграл попурри из русских народных песен! В пляс пустилась даже работница метлы и совка в оранжевом жилете, совершенно, отмечу, трезвая, но особенно поразила девочка лет четырёх-пяти, которая умело пошла по кругу в русской плясовой. Глядя на расцветшие улыбками лица людей, я думал, что их слишком долго заставляли забыть, что они русские, и теперь, после избавления от службы украинскому богу жратвы, они очень отзывчиво – куда более отзывчиво, чем в Москве, – откликаются на всё русское. Не было ничего похожего в их глазах, когда, помню, в один из Дней Ялты при украинской власти слушали они на набережной «Вопли Видоплясова». Пиво, сигаретный дым, мусор, матерщина, те же чебуреки и шаурма, пустые глаза, а что горело – так это только зажигалки и подсветка мобильников молодёжи… Потом и на Майдане такое световое шоу устроили инспектирующему Украину Маккейну…
И даже если ялтинцы давно не открывали Грибоедова и Шолохова, то всё равно знают, что это тоже нечто очень русское. И на шолоховском, и на грибоедовском представлении Театр имени Чехова был полон, причём на последнем люди даже стояли в проходах. Но главное, конечно, было в не количестве зрителей. По бесплатным пригласительным билетам мало людей в такой прекрасный театр, да ещё на московских гостей, в любом случае не пришло бы. Важны были глаза ялтинцев, в которых я не увидел ни тени скуки и праздности (а большую часть шолоховского спектакля я специально просидел в зале), зато увидел тот же русский огонь, что и в глазах тех, кто аплодировал музыкантам-морякам на набережной. С той лишь разницей, что у зрителей в театре было чёткое, на мой взгляд, понимание, что они не просто вернулись в Россию, они снова вернулись в великую русскую культуру.
РИМ, 9 МАЯ
Итальянцы не отмечают ни 9 Мая, ни даже 8-е, как остальное «прогрессивное человечество»: они празднуют 25 апреля – День освобождения Италии, причём считают, что сами её и освободили. 9 мая 2015 года я был в Риме, поэтому привёз из дому большую георгиевскую ленточку и орден Сталина (так называемый «общественный»). Я не сталинист, но орден этот принял. Как ни относись к Сталину, а без него Гитлера не победили бы. Утром 9-го жена увидела, как я нацепил на грудь ленту и орден, нахмурилась: «Встретится какой-нибудь украинский националист, драка начнётся, в полицию заберут», но потом тоже привязала георгиевскую ленточку к сумке. Забегая вперёд, скажу, что украинских националистов мы за весь день не встретили ни одного, либо они никак не проявились.
Ленточка и Сталин были испытаны буквально через несколько минут, и с немалым успехом. Я спустился к портье, чтобы вызвать такси. В холле галдели и гоготали похмельные немцы, ожидающие вместе со своими чемоданами автобуса. Когда я шёл мимо них, они все, как по команде, смолкли, уставившись с открытыми ртами на мою украшенную грудь. В этом гробовом молчании, в котором, кажется, слышался скрип провожающих меня глазных яблок, я проследовал к ресепшену, договорился о такси и пошёл на улицу курить. Я ликовал: наконец-то найдено средство заставить этих гансов заткнуться! Такого в Риме они точно не ожидали увидеть!
Два вечера подряд соседи-немцы доставали нас своим громким шпреханьем и ржаньем. Пойдёшь в кафе напротив отеля – они там сидят, целая дюжина, угощаются пивом, вином и коктейлями и гогочут, как гуси, на каждое слово бойкой девицы с крепкими германскими икрами, выполнявшей у них роль заводилы. «… Ихь заге ир: «Ду бист ди фрау-идиот!» – «Га-га-га!» – «Унд зи мир антвортет: «Ду зельбст ди фрау-идиот!» – «Га-га-га!». Мы сидим, ждём со злыми лицами, когда, наконец, официантка, она же повар и хозяйка кафе, покончит с их заказами и займётся нами… Хорошо, они хоть на закуске экономили: вчера взяли всего две пиццы на двенадцать рыл, а то бы нам до закрытия ждать. Можно было, конечно, уйти, но хозяйка хорошо готовила, брала недорого и не запрещала приносить своё спиртное. Мы всё же дождались своего ужина, а там и немцы, хвала Создателю, напились, наорались и свалили, гогоча, восвояси, и мы немного отдохнули от них. Но – немного. Вернувшись в номер, мы через некоторое время захотели чаю и пошли в бар на открытой веранде отеля: входим – опять тот же гогот и те же рожи, только в «узком» составе, человек шесть («свои», видимо), и сидят уже по-взрослому – с вискарём, джином, водярой. В кафе они на нас особого внимания не обращали, а тут уставились. И мы в их глазах, и они, наверное, в наших прочитали: «Преследуете вы нас, что ли?» Потом они отвернулись и начали ещё громче галдеть и ржать – уже с некоторым вызовом вроде. Эх, раззудись плечо, размахнись рука: немец гуляет!
И вот – о чудо! – георгиевская ленточка и дедушка Сталин враз сделали их тихими. Нечто подобное я потом видел в парижском метро. Ехали две молоденькие немки со своими чемоданами по монмартрской ветке, шпрехали на весь вагон без остановки, не замечая косых взглядов парижан (у них так громко не принято) и повторяли зачем-то за диктором названия станций: «Бельвиль!», «Колонель Фабьен!», «Жорес!» И тут сверху, как с небес, грянуло суровое: «Сталинград!» Надо было видеть физиономии фройляйн! Они вздрогнули, повторили тихо и полувопросительно: «Сталинград?..», посмотрели друг на друга и – замолкли, словно пережили мистическое потрясение. Мистики же никакой не было: в Париже есть и такая станция (как, впрочем, и бульвар Ленина).
На итальянцев ленточка и орден произвели меньшее впечатление, но один раз они нам здорово помогли. У нас на этот день имелись комбинированные билеты: Форум – Палатинский холм – Колизей. Но наша экскурсоводша после посещения Форума изменила порядок: пойдёмте, сказала, теперь в Колизей, а по Палатинскому холму вы будете потом в индивидуальном порядке ходить, он слишком большой. Когда же мы, распрощавшись с этой хитрой дамой у Колизея, направились на Палатин, молодые контролёры у турникетов заявили нам, что, согласно билету, положено посещать холм после Форума, и только потом идти в Колизей. Дескать, хотите теперь на холм – покупайте снова билеты. Мы стали говорить, что это «бюрократизмо» и «волюнтаризмо» и что мы, «руссо туристо», безусловно обладая «облико морале», уже раз заплатили за их достопримечательности. И тут я поймал уважительный взгляд начальника этих контролёров, полноватого человека средних лет, на моей груди. Он был, наверное, левых убеждений: успокоил жестом помощников и пропустил нас, любезно отомкнув турникет своей карточкой.
Так что Палатинский холм увидел всё же ленточку и Сталина. Завершилась их презентация на другом конце Рима– в Термах Каракаллы, грандиозных, потрясающих самое смелое воображение развалинах бань. Здесь-то я понял тот источник ненависти, что испытывали к Риму варвары. В Термах этих даже библиотека была, в отдельно стоящем здании (оно, кстати, сохранилось лучше других строений). Хочешь – иди в парилку, хочешь – в бассейн с холодной или тёплой водой, хочешь – к ласковым гетерам, а можно и в огромный сортир, где на мраморных седалищах под меланхоличное журчание канализации часами обсуждаются политические и театральные новости, хочешь шопинга после бани – к твоим услугам многочисленные «бутики» в нижней галерее. Между этажами снуют лифты, исправно работающие с помощью надёжных устройств – рабов и верёвки. Если же ты нуждаешься не только в омовении тела, но и в оздоровлении духа, то заворачивайся в тогу и садись в портшез, и слуги отнесут тебя через дорогу в библиотеку, а там – «г’аботать, г’аботать и г’аботать!», как говаривал Ленин.
А чтобы иметь полное представление о масштабе досуга и отдыха римских патрициев, следует прибавить, что Термы Каракаллы – лишь малая часть той спортивно-оздоровительной структуры, исполинские развалины которой поднимаются над плоскими кронами пиний в районе метро «Чирко Массимо», – взять тот же Circus Maximus вместимостью 250 тысяч зрителей. Полагаю, разрушить эти каменные колоссы было не менее трудно, чем построить. Взрывчатки-то ещё не придумали. Кто же это сделал? Точно не сменившие римских императоров Одоакр и Теодорих, как принято считать (они и сами были не прочь попользоваться). Их разрушили бывшие рабы, которые никогда больше не хотели вкалывать на римских галерах «культуры и отдыха».
Вечером в нашем кафе, свободном от немецкой оккупации, выпили за Победу, а потом пошли в номер смотреть по интернету парад на Красной площади. И когда двинулись по ней, ровно колышась в строю, наши полки, я понял, что Третий Рим всё ещё существует, а Четвёртому точно не бывать. Дорога, по которой шли когда-то через Форум римские легионы, давно заросла травой и едва угадывалась среди древних имперских развалин, а русские полки печатали шаг по целёхонькой брусчатке Красной площади, окружённой крепко стоящими имперскими постройками. Мы были по-прежнему империей реальной, несмотря на все катастрофы ХХ века, а Рим – империей потусторонней. Что же до древности, в которой мы соревноваться с Римом не могли, то, право же, лучше быть живым молодым человеком, чем старым и мёртвым памятником.
Поздравляем нашего автора и друга Андрея Воронцова с 55-летием и желаем ему крепкого здоровья, новых творческих свершений и бодрости духа!