Ни
колай ЮРЛОВ, КРАСНОЯРСК
Вскоре после падения в 1908 году Тунгусского метеорита будущий писатель и автор романа «Угрюм-река» Вячеслав ШИШКОВ (1873–1945) одним из первых оказался в районе катастрофы, который не исследован до сих пор.
Каждую осень техник Томского округа Министерства путей сообщения Вячеслав Шишков возвращался из полевых экспедиций и после «комариного рая» наслаждался цивилизацией: губернский город с населением в 110 тысяч жителей давал её сполна. К началу XX века Томск, застроенный смешанно, каменными и деревянными домами с резными наличниками, шатрами и башнями, по праву считался самым крупным и благоустроенным городом Сибири.
Для изыскателя, руководившего инженерными работами на безлюдных речных и таёжных просторах, куда не сунешься без «личины» – спасительной сетки от комаров из конского волоса, настоящим блаженством становились бани: Лопуховых, Громовых, с номерами и купальнями, с кедровыми веничками и пенистым пивом. Возможно, поэтому Томск, по аналогии с Древней Грецией, за его «банный демократизм» и тягу к водным процедурам величали не иначе как «Сибирские Афины».
«НЕБЫВАЛАЯ ГРОЗА С ОСЛЕПИТЕЛЬНОЙ МОЛНИЕЙ»
Вячеслав Яковлевич впервые в Томск приехал в 1894 году после окончания учёбы в Вышневолоцком техническом училище путей сообщения, и губернский город по сравнению с малой родиной – уездным Бежецком – показался ему поистине столичным. Большие каменные здания, широкие улицы, доходные дома, библиотеки, театры и кинематограф, универмаг Второва… А ещё, точь-в-точь как в Северной столице, имелась улица Миллионная, где и поселился в большом деревянном доме Вячеслав Шишков.
С наступлением лета 1908 года его командировка на пороги Енисея в район Казачинского, которые уже тогда пробовали взрывать, расчищая русло, с точки зрения причастности к тунгусским событиям могла бы иметь решающее значение. Времени у техника-изыскателя было предостаточно. Шишков успел даже побывать на Некрасовских приисках, знакомясь с бытом рабочих золоторудной промышленности. Это никоим образом не входило в должностные обязанности руководителя группы (стоит заметить, экспедиционной партии в сопредельный с тунгусской катастрофой район!). Собственно говоря, опытный исследователь был там, где местные жители стали свидетелями если не летящего болида, то грохота и грома – это уж точно.
Весьма характерно поведение английских негоциантов, которые получили в концессию от российского правительства ряд золотоносных приисков в Нижнем Приангарье. Летом 1908 года иностранные арендаторы направили свой протест енисейскому губернатору Александру Гирсу. Суть претензий англичан сводилась к одному: почему власти не поставили их в известность, что приобретённые во временное пользование недра находятся в сейсмически опасной зоне? Кто теперь будет восполнять убытки в связи с разрушением многих золотоносных шахт, которые дружно завалились злополучным утром 30 июня?
Оказывается, вызванное тунгусским явлением землетрясение, имевшее, по некоторым данным, силу в 4–5 баллов, создало сложности для нормального функционирования золотодобывающих предприятий.
Очень странно, но в своей достаточно подробной литературной «Автобиографии» будущий писатель об этом не скажет ровным счётом ничего. Не совсем понятная позиция для человека, которого в марте 1908 года восторженно приняли в ряды Томского отдела «Общества изучения Сибири и улучшения её быта».
«Мощная река, грохот её на порогах, рыбачья деревенька Подпорожная, небывалая гроза с ослепительной молнией, разразившаяся при моём возвращении из посёлка Казачинского» – вот о чём пишет начинающий литератор, который по приезде в Томск достаточно поздно, в 35 лет, дебютирует в газете «Сибирская жизнь» (Томск) с рассказом «Кедр». Выходит, «небывалая гроза с ослепительной молнией» впечатлила художника, а нечто большее, по-настоящему феноменальное абсолютно не оставило след?
Явная или скрытая мистика обязательно присутствует, если речь заходит о грандиозном для Сибири событии и о людях, прикоснувшихся к нему. Между прочим, и профессор Томского императорского технологического института Владимир Обручев лето 1908 года встретил на красноярских «Столбах», где проводил геологическую практику со студентами. Он сразу же отбил телеграмму начальнику разъезда Филимоново Ивану Ильинскому, едва получил свежий номер «Сибирской жизни» с заметкой о «пришельце из небесного пространства».
Многие знатоки тунгусской проблемы ссылаются сегодня на то, что все тетради экс-чиновника Министерства путей сообщения Вячеслава Шишкова погибли в Пушкине вместе с архивом и личными вещами, когда город в 1941 году заняли немцы. Но ведь к теме тунгусских событий литератору можно было бы вернуться и до наступления Великой Отечественной войны, в конце 20-х годов. Тогда, как известно, центральные издания только и трубили о таёжных подвигах Леонида Кулика, упорно пытавшегося обнаружить упавший метеорит.
Писатель Шишков, который однажды уже побывал в столь «экзотических» местах, как в рот воды набрал.
«ОГНЕДЫШАЩИЙ ДРАКОН ПОВАЛИЛ ЛЕС…»
В новом грандиозном проекте, претендующем на водный обход Транссиба, Министерство путей сообщения особое место отводило самому значительному притоку Енисея – Нижней Тунгуске, имевшей протяжение свыше 2,5 тысячи вёрст и весьма выгодное расположение в верхнем течении. В районе деревни Подволошино река очень близко подходила к Лене – на расстояние в 25–30 вёрст. Возникала соблазнительная ситуация, как и в случае с постройкой Обь-Енисейского канала, когда для решения транспортных задач решили использовать естественную близость двух великих рек. Это потом станет ясно, что овчинка вряд ли стоит выделки: перепад высот в уровнях между Нижней Тунгуской и Леной довольно значительный.
Но техник-изыскатель Шишков, которому поручалось рекогносцировочное исследование судоходных свойств Нижней Тунгуски, а также собственно водораздела двух рек, не мог и не должен был предвосхитить события. Его задача заключалась в скрупулёзном гидрографическом изучении потенциальных возможностей нового водного пути.
На двух шитиках – небольших плотах с будками, приспособленными для жилья и геодезических работ, – с запасом сухарей в полтораста пудов Шишков отправился в неизведанное. Надо было пройти по Нижней Тунгуске до впадения её в Енисей. Здесь, в устье притока, в середине сентября 1911 года экспедицию должен был ждать пароход.
Всё получилось иначе: «Вдруг этот ранний, в первых числах сентября мороз и снег… Если обмёрзнем здесь, никто не узнает об этом – кругом ни души, никто не придёт нам на помощь». Производить съёмку и промеры, вырубая в тайге визирки – просветы для нивелира, – оказалось чрезвычайно сложно. Люди, нанимаемые в русских сёлах, потребовали расчёт и ушли, покинул экспедицию и местный лоцман Константин Фарков:
– Лучше дома умереть, чем плыть в такую погибель. И вам, дружки, не советую: скоро холода пойдут, каюк вам будет…
Когда морозы усилились, дальше плыть по воде вообще стало невозможно. Исследователей речных магистралей спасли тунгусы – на оленях они решили провести отряд по таёжным тропам вдоль реки Илимпеи. Шли по местам, где, кроме аборигенов, практически никто и не хаживал, в направлении к Подкаменной Тунгуске и далее к Ангаре, к русскому селу Кежма. Многие места на карте издания Генерального штаба абсолютно не нашли отражения. Сорок дней длился переход, и для людей, экипированных отнюдь не по-зимнему, это стало настоящим подвигом. «Снег был выше колена, мороз 25 градусов по Цельсию, – вспоминал позже писатель, – питались лосиным («сохатиным») мясом, остатками сухарей. Спали в снегу, у костра…» Путники героически преодолели свыше 700 вёрст, на лошадях доехали до станции Тайшет и по родной «железке» вернулись в Томск, где их считали погибшими.
Кочующие тунгусы в этом беглом пересказе событий выглядят некими альтруистами, которые разом побросали беличий промысел и начали выводить бедствующую экспедицию Вячеслава Шишкова на Большую землю. Между тем это не совсем так, настоящим спасителем является всё-таки молодой кежемский купец Владимир Суздалев, на торговый стан которого вышли бедолаги железнодорожного ведомства на последнем участке водного пути – на 1216-й версте. Вид у экспедиции был очень жалкий.
– Я вас дальше не пущу, – решительно заявил хлебосольный хозяин. (Не с этой ли широкой натуры писал будущий романист своего Прохора Громова? – Прим. Н.Ю.). – До Енисея 1300 вёрст, при самых благоприятных условиях вам не проплыть и половины. Ждите прихода тунгусов. Через десять дней они прибудут за товарами.
Именно Суздалев договорился с тунгусами: 25 сентября, когда «реку сковало толстым льдом и крутила вьюга», караван в 50 голов вьючных и верховых оленей отправился в путь. Сговорчивость аборигенов объяснялась достаточно просто. Пышущий здоровьем купчина с окладистой бородой был сыном Карпа Суздалева, настоящего хозяина здешних мест. Великую власть над тунгусами имела исправно привозимая Карпом Ивановичем «огненная вода»!
«СЛУШАЙТЕ, ОЗ›РНЫЕ ЛЮДИ!»
Долгие годы среди местного населения ходили рассказы о том, что именно Карп Иванович, как и подобает истинному хозяину тайги, «наложил лапу» на… Тунгусский метеорит. В район катастрофы, случившейся возле фактории Аннавар, промысловик прибыл вскоре после событий, место массивного повала деревьев тщательно осмотрел и обозначил, установив памятный столб из обугленной лиственницы. Потом собрал тунгусов и держал перед ними речь:
– Слушайте, озёрные люди! Здесь случилось страшное, не дай бог, о нём станет известно, и потянутся сюда караваны путешественников: европейцы, русские будут пугать зверя, спалят тайгу. Пропадут ни за грош ваши охотничьи угодья. Что делать? Лишнего не болтать, никого сюда не водить…
Конечно, Суздалев имел корыстные цели: он хорошо представлял, насколько богаты здешние места, где уже начинали промышлять толковые люди томского отставного генерала и миллионщика Николая Асташева. Понятно, что делиться с кем-то Суздалеву не хотелось. Он и оставался своего рода собакой на сене, каких в Сибири было много. Так, если верить эвенкийскому фольклору, лесоповал в дебрях тайги стал купеческой частной собственностью, «добро» на которую подтвердили даже старейшины родов.
Впрочем, как бы ни хотел огласки кежемский предприниматель Суздалев, угрожая расправой всем, кто не умеет держать язык за зубами, по иронии судьбы близкий человек – сын Владимир, сам того не ведая, посвятил в эту тайну чиновника Томского округа путей сообщения и его рекогносцировочной партии, отпустив в холодную дорогу «государевых людей». Целых три дня экспедиция Шишкова преодолевала обширный район странного вывала леса, причём делала это в гордом одиночестве: олений караван дальше не пошёл, тунгусы повернули назад, оставив только проводника. Но и тунгус Секинча дискомфортно чувствовал себя там, где несколько лет назад произошло страшное по своей силе явление:
– Огнедышащий дракон прилетел сюда и повалил лес!
Через сорок лет после завершения загадочной экспедиции, балансировавшей на грани между жизнью и смертью, о таинственных перипетиях рекогносцировочной партии поведал помощник техника путей сообщения Пётр Липай. К тому времени Пётр Николаевич в качестве преподавателя медицинского института жил в туркменской столице – Ашхабаде и точно выжидал случая, чтобы заговорить. По словам Липая, экспедиция пересекла район падения Тунгусского метеорита, о котором теперь столько разговоров, и двигалась по сожжённым деревьям, имеющим направленный вывал.
Для директора Ашхабадской астрономической обсерватории Игоря Астаповича, который ещё в 30-х годах самым первым оценил предположительную энергию, выделившуюся при взрыве над Тунгуской летящего объекта, это заявление единственного теперь свидетеля стало глотком пресной воды в раскалённых песках. В 1948 году в журнале «Природа» появилась нашумевшая статья известного в стране астронома, в скором времени профессора. Здесь же была помещена примерная схема маршрута, сделанная бывшим геодезистом. Получалось, что отряд под началом Шишкова прошёл в 200 километрах восточнее от описанного Куликом вывала. На основании этих свидетельств Игорь Николаевич выдвинул версию о существовании второго района разрушений, вызванных тунгусским феноменом.
Сторонники кометного происхождения событий, нагрянувших на Сибирь 30 июня 1908 года, тут же ухватились за существование нового лесоповала: теперь у них появился повод, чтобы продолжать поиски, но уже в другом месте. Красноярский учёный, член-корреспондент Сибирской академии истории и культуры Геннадий Иванов считает, что и впрямь «не там искали», а если бы это делали на Восточном (Шишковском) вывале, то непременно бы кометное ядро нашли.
– Очевидцы отмечали разрушение и видоизменение летящего космического тела, – утверждает исследователь. – Более лёгкая, газопаровая часть опустилась в районе Куликовского вывала, уложив, как в домино, 8 миллионов деревьев на площади свыше 2 тысяч квадратных километров. Другая его составляющая, более тяжёлая, с немалым запасом космической энергии продолжала некоторое время движение на восток и чуть позже обрушилась на тайгу. Этот вывал в болотном водоразделе многих рек получился ещё масштабнее – около 3,5 тысячи квадратных километров площади, но, несмотря на его гигантские размеры, о нём узнали только аборигены.
Вот, собственно, то, что увидел во время своей экспедиции техник Шишков, а потом подтвердил его помощник Липай, и где нынче требуются детальные исследования, ведь в тайгу, по некоторым данным, «рухнуло не менее 1 миллиона тонн твёрдого вещества». Ядро Тунгусской кометы покоится там, где его никто не искал…
Весьма знаменательно, что наличие Восточного вывала стало основанием для другой, более «симпатичной» гипотезы – техногенной катастрофы с участием пришельцев.
Реалист Шишков щедро уступал место собратьям по перу. На это непаханое литературное поле писатели-фантасты ринутся рьяно, высаживая на нём то один, то другой звездолёт…