ПОЭЗИЯ 
Юная жизнь
Вик. Бородиной
Как море из глубин морских,
за годом год, из сокровенных,
Своих богинь, своих нагих
выносит в раковинах пенных
– И глаз… Но глаз не виноват
пред этой молодостью вечной.
И зачарованно стоят
юнец и муж, познавший вечер.
Лишь лёгкий старец на песке,
смеясь, гоняется за ними,
Отдавший дань свою тоске
и сердца вынесший пустыни.
И я любуюсь и иду
по мостовой преображённой,
Свою надежду и беду
зажав в ладони… обожжённой.
По прочтении антологии
«Русская поэзия. XXI век»
В никуда уходит творчество.
Остаётся молодечество
Да постылое пророчество,
Где про дым и про Отечество.
Весь двадцатый – пьём и маемся,
В двадцать первом бьёт похмелием.
Для кого мы так стараемся?
Всё и так давно успели мы:
Уж страна не будит поутру,
Просыпаемся к обеду мы.
И гордимся, что не пороты,
Да спортивными победами.
На Крымской набережной 
А. Фефелову
Плывут Москвой-рекой трамвайчики,
Играют солнечные зайчики,
И аккуратные лужайчики
Стрижёт узбек.
Остались в прошлом каравайчики,
Трактиры, бани, балалайчики…
Железный век
Идёт путём своим, не спросится,
И по волнам пустынным носятся
Тоска, печаль и миноносица – Совсем одна.
Все миноносцы пали в омуты,
Лежат, уста стальные сомкнуты,
И пушки, длинные, как комнаты,
Глядят со дна.
Империя лежит, ей дремлется.
Родная, с чернозёмом, зéмлица
Горчит в горсти.
Уже последнее отъемлется,
И нету ни царя, ни кремлинца
Сказать: прости.
Играй же потихоньку вальсами,
Горилкой, газом, аусвайсами,
Моя страна!
Умрём, сказать «спасибо» некому,
Наверно, и живём поэтому:
Ведь ты – одна.
Ночной пожар
Ген. Полякову
Тьма за окнами – тьма, а не марево
Беспокойных больших городов.
И огромное страшное зарево
Средь ночных неподвижных снегов.
С каждым шагом тревожнее дышится,
С каждым метром – навстречу беде.
Вот сирена пожарная слышится,
Вот промчались… Но где это, где?
Ничего не видать за деревьями!
И зачем мы оставили дом
И бредём нежилыми деревнями
По дороге, покрывшейся льдом?
Что нас выгнало в поле с товарищем?
Что мы ищем в морозной ночи?
Вот проходим с опаской над кладбищем,
Где могилы неведомо чьи.
Всё тревожные мысли проносятся.
– Боже правый, прости, не суди!
И лишь пламя до неба возносится,
Как молитва из грешной груди.
Только это продли
Ив. Русанову
Потому что живём, потому что уже не поём,
Потому что забыли дыханье чумы, Колымы и сумы,
Потому что страна порастает быльём, вороньём и ворьём,
Потому что – «не мы», ну а может быть, всё-таки – мы?
Потому что черны и своей, и чужой чернотой,
Потому что устали задолго ещё до войны,
Потому что тоска под орлом и тоска под звездой…
– Ну же, что там ещё? Чем ещё мы сегодня больны?
Эх, вино-зелено! Нам ли слушать их заячий стон?
Потерявший любовь не спасётся писанием книг!
Только музыки звон, уходящий бессмысленный звон!
Только это продли – на глоток, на улыбку, на миг!
Норд
С.Б.
Я упал в эту осень, как с праздничной масляной горки!
Где вы, руки мои, где вы, ноги? Не чую земли!
Полной грудью вдыхал её воздух, сладчайший и горький,
И осенние листья подошвы мои замели.
Что мне делать с тобою, моя мировая отрава?
Где ты, лето моё, где вы, зимы и вёсны мои?
Появляется осень и ставит избранников справа.
Остальным хоть запей, хоть рыдай и напрасно моли.
Зацелован тобою до самых до рыжих отметин.
Русским викингом кличут меня, и спасибо на том.
Твой приход, как ладья, и след её долго заметен
Средь синеющих рек, зарастающих снегом и льдом.
Я упал в эту осень, чтоб встать в полный рост в эту зиму.
Нашим жёнам варить твоих листьев сладчайшую падь.
Отплывает ладья: чьи-то души валькирии примут.
Ну а нам ещё год у причалов заснеженных ждать.