Мы возвращаемся к дискуссии о современном историческом фильме, начатой откликом газеты на картину В. Хотиненко «1612» и продолженной историком Александром Кибовским (№ 50, 2007).
Исторические знания, получаемые в кино, закрепляются в сознании гораздо прочнее тех, что можно почерпнуть из учебника, научной монографии и даже исторического романа. Это, казалось бы, должно накладывать большую ответственность на всех, «творящих историю» на экране, но её-то мы в последнее время видим всё меньше и меньше. И выражая своё принципиальное согласие с основными положениями статьи А. Кибовского, я хотел бы дополнить их исходя из своего (пусть небольшого) опыта работы в качестве консультанта на «Мосфильме» и рецензента рукописей киносценариев, изредка поступавших в наш институт.
А. Кибовский называет «изначально порочной» концепцию, согласно которой «если снимать, «как было», то это скучно и никто смотреть не будет», но словно не замечает, что противоречит сам себе, ибо чуть выше пишет о принципиальной невозможности снять «абсолютную правду». «Всё дело в степени достоверности», – поясняет он и в качестве примера сознательного и не слишком серьёзного искажения исторической правды приводит классику – «Семнадцать мгновений весны», где эсэсовцы ежедневно щеголяют в парадной форме.
В самом деле. Искусство в своём отражении жизни не может обойтись без условностей, и кино как вид искусства здесь не исключение. В нём условностей, конечно, поменьше, чем в опере или балете, но рассматривать даже «самый правдивый» художественный фильм в качестве точного слепка с реальной действительности было бы наивно. Кроме того, игровое кино, и особенно кино историческое, должно быть зрелищным, а жизненные реалии далеко не всегда могут на эту зрелищность работать. В юности я был, помнится, страшно разочарован, когда узнал, что в реальной жизни кавалеристы передвигаются чаще всего не галопом и даже не рысью, а шагом, но и теперь красочный исторический фильм без лихо мчащихся всадников представить себе не могу. Я понимаю, что и такого количества красивых, породистых лошадей, как в кино, в реальной жизни не было и быть не могло, но соглашусь и с тем, что показать на экране средневековых воинов на невзрачных лошадёнках – значит загубить фильм. И киношные белогвардейцы в отутюженной и тщательно подогнанной по фигуре униформе, конечно, смотрятся лучше своих реальных прототипов, запечатлённых на фотографиях и кадрах кинохроники, – в мешковато сидящих, часто сильно помятых и потрёпанных кителях и гимнастёрках, но представить в столь неприглядном виде «Адъютанта его превосходительства» ещё труднее, чем Штирлица в сером мундире. И не зря же в театральных училищах обучают специальному («сценическому») фехтованию. Одним словом, натурализм не сделает исторический фильм более достоверным.
Но и со скидкой на условности проколы кинематографистов в изображении быта ушедших эпох не могут быть оправданны, если бросаются в глаза зрителю, хоть немного знакомому с историческими реалиями. Он может не заметить каких-то нарушений в деталях мундира, но обязательно обратит внимание на вопиющие несоответствия. Речь здесь даже не о таких очевидных ляпах, как, например, антенны на крышах домов в фильмах о XIX веке, а об ошибках пусть и менее грубых, но тоже слишком заметных. Многим, наверное, памятна Аксинья из последней экранизации «Тихого Дона», разгуливающая по улице с распущенными волосами, что для замужней женщины того времени было немыслимо, или, например, керосиновые лампы в последней телеэкранизации «Войны и мира». Подобное уже на подсознательном уровне подрывает доверие зрителя. И потому сценаристам и режиссёрам надо бы больше прислушиваться к мнению консультантов и экспертов, а пресловутое «я так вижу» оставлять «на потом».
Не менее важно учитывать рекомендации консультантов и при работе над самой событийной канвой исторического фильма. Лишь весьма далёкий от истории как науки человек может полагать, что для воссоздания правды достаточно точно следовать за историческими источниками. Если даже использовать только самые надёжные, самые репрезентативные материалы, возникает масса проблем.
С одной стороны, все факты, запечатлённые в источниках, ни в один, пусть и многосерийный, фильм не поместишь, даже когда он посвящён эпохам, слабо отражённым в документальных материалах. С другой стороны, даже для эпохи, запечатлённой в документах весьма полно и обстоятельно, можно составить лишь пунктир реальных событий, ибо всё многообразие жизни не вместят в себя никакие источники. Повествование же должно быть связным, а потому и в исторических фильмах не обойтись без художественного вымысла. Лишь с его помощью можно реконструировать недостающие для связного изложения звенья событийной цепи. Но это должен быть, конечно, не «вольный», ни с чем не связанный «полёт мысли», а воображение, ограниченное в смоделированных ситуациях жёсткими рамками научных представлений. Тогда с киноэкрана на зрителя глянет историческая правда даже и в том случае, если абсолютно все персонажи и события картины будут вымышленными.
Закономерен вопрос: как определиться с тем, что в принципе могло быть, а что нет. Валентин Распутин заметил в этой связи, что «там, где не хватает документов, должно быть чутьё, способное проникать за века…». Так-то оно так, но чутьё ведь тоже появляется не по мановению волшебной палочки, а вырабатывается в результате тщательного изучения конкретной эпохи и строится опять же главным образом на аналогиях.
В этом плане исторические фильмы ничем принципиально не отличаются от фильмов о современности – тех, где главными экспертами выступают сами зрители со своим жизненным опытом. Зритель, как правило, прекрасно понимает, что в кинолентах о дне сегодняшнем герои вымышлены, но оценивает фильм как «правдивый» или «лживый» лишь исходя из своих представлений о том, как «бывает» и как «не бывает» в жизни. И обычно не ошибается. Здесь, как в художественном творчестве вообще, действует исповедуемый Юрием Поляковым принцип «придуманной правды» («все мои герои вполне могли существовать…»). Так что правда, как бы ни называть её – «придуманной», «настоящей», «художественной» или «исторической», – по сути дела, всегда одна. И степень воплощения правды в кино, в том числе историческом, прямо пропорциональна профессионализму и добросовестности его создателей.
, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН