Спасибо Ольге Бугославской за статью «Любовь, или Великая Пустота? («ЛГ», № 27) и спасибо газете за то, что её опубликовала. Рассматривая вопросы веры на конкретном материале, автор старается отбирать и преподносить эмпирию (примеры, факты) таким образом, чтобы, как говорят философы, сквозь явление просвечивала сущность. И это ей удаётся. Вот и я, читая статью, вспомнил о таком случае. Однажды, возвращаясь из гостей и находясь в благодушном настроении, заглянул по пути в действующий православный храм. В нём шла служба. Достоял её до конца, а когда выходил из храма, сказал что-то приветливое дежурившим на выходе женщинам. Они заулыбались, и одна из них спросила: «Крещёный?» Я ответил отрицательно, и надо было видеть, как сразу стали отчуждёнными и даже жёсткими выражения лиц умолкнувших прихожанок. Подумалось: если Бог – это любовь, то под ней подразумевается прежде всего любовь к Богу? А тот «ближний», которого евангельский Иисус призывает любить как самого себя, это в первую очередь – единоверец? Всех ли устроит такое понимание гуманизма?
По сути в статье О. Бугославской даётся мягкая критика так называемой теодицеи – религиозного оправдания бога (от греч. Theos – Бог и daike – право). В самом деле, если Бог всесилен и вседобр (всеблаг), то откуда в мире зло и несправедливость? Кошмарный, по признанию одного священнослужителя, вопрос. Нынешнее толкование теодицеи опирается на давнюю теологическую традицию, наличествующую ещё в «Сумме теологий» Фомы Аквинского (XIII в). Вот как её передаёт польский исследователь Юзеф Боргош.
Изначально существует только добро (воплощённое в Боге), зло же не имеет собственной субстанции (природы), а представляет собой недостаток или ущербность добра. Последнее оказывается возможным в силу того, что для выражения полноты и многообразия бытия Творец допустил различные уровни проявления добра. Человеку Бог даровал разум и свободную волю, предоставив тем самым всем смертным право выбирать между добром и злом. В случае выбора зла они несут за это ответственность. Правда, в итоге получается, что для предпочтения добра люди нуждаются в божественной благодати (будь верующим!), а вот зло они выбирают вполне самостоятельно.
Согласитесь, в этом что-то есть: жить в обществе, где все люди однообразно и абсолютно добрые (святые), было бы скучновато. И можно понять марктвеновского Гека Финна, которого не привлекла перспектива оказаться после смерти в раю, поскольку там не будет рядом Тома Сойера, обречённого, по прогнозу вдовы Дуглас, на пребывание в аду.
Ну а если говорить серьёзно, то трактовка теодицеи вряд ли может удовлетворить современного человека, даже глубоко верующего (если он мало-мальски образован). Но как раз в связи с этим приходится вновь и вновь констатировать, что ответы на принципиальные мировоззренческие вопросы не поддаются чисто рациональному подтверждению или опровержению. Вера или неверие зиждятся не только на знаниях (обыденных, научных и всех иных), но на всём совокупном и индивидуально неповторимом у каждого человека жизненном опыте, в котором особое место занимают воспитание и воздействие среды.
В демократическом обществе верующие и неверующие не должны чувствовать себя стеснёнными духовно и тем более социально. В советские времена такое стеснение в той или иной мере испытывали верующие, в особенности если они не скрывали своей религиозности (таких не принимали в КПСС, их не допускали к преподаванию общественных наук в вузах). С началом реформ положение вроде бы нормализовалось, но с середины 90-х годов явление, о котором идёт речь, мало-помалу стало показывать себя «с обратным знаком»: стеснёнными ныне могут ощущать себя как раз те, кто не верит или сомневается (атеисты и скептики). И тон в этой «смене вех», скажем прямо, задаёт государство. Известен случай, когда один не в меру ретивый атеист подвергся судебному преследованию (В. Мухачёв. «Уголовным правом по атеизму». – «ЛГ», 2009, № 21).
Вспоминаю телевизионные передачи по подведению итогов проекта «Имя – Россия» (2007 г). Кандидатуру Екатерины II, претендующей на звание самой выдающейся личности в истории страны, представлял нынешний губернатор Краснодарского края А. Ткачёв. Он перечислил заслуги императрицы перед отечеством и дал им высокую оценку, но другой член комиссии – авторитетный представитель РПЦ – решительно поставил кандидатуру под сомнение, напомнив, что при Екатерине имело место массовое сокращение числа монастырей.
Среди членов комиссии были люди с учёными степенями, в том числе, если не ошибаюсь, два доктора исторических наук и один доктор философских наук. Но никто из них даже не попытался защитить императрицу, хотя она того заслуживала. Ограничивая веру, она открывала путь разуму: ко времени восхождения Екатерины на престол в стране насчитывалось 60 светских образовательных учреждений различного ранга, а к концу её царствования (точнее, к рубежу XVIII и XIX вв.) их было уже свыше 500.
По сообщениям СМИ, в учительской среде обсуждается опыт первых лет преподавания в средней школе курса «Основы православной культуры». Отношение к нему было и остаётся неоднозначным. Согласен с мнением, высказанным в «ЛГ» («На какие ветки нанизаны планетки», № 23–24), что не стоило сталкивать в сознании школьников два альтернативных взгляда на мироздание – естественно-научный и библейский. Для знакомства со вторым есть семья, община, храм и т.п. Отдать бы учебные часы этого курса дисциплине «Русский язык и литература», ибо в литературе отражаются жизнь, быт, история народа, его духовность, включая религиозную (православную) составляющую.
В последние годы граждане России могли не раз наблюдать по ТВ, как осеняют себя крестным знаменем, находясь в храме, наши высшие руководители. Странное впечатление производят эти картинки. Поскольку президент страны является президентом не только верующих, но и неверующих, а государство наше – светское, было бы, наверное, естественнее воздерживаться от внешних проявлений своей воцерковленности.
Наконец, о скандале вокруг дела Pussy Riot, расколовшем, как пишут на Западе, наше общество. Шокирующую выходку трёх молодых женщин, устроивших пляски в храме Христа Спасителя, я рассматриваю как один из примеров обратной реакции на упомянутую выше «смену вех». Девчонки, конечно, заслуживают наказания, но оно, по логике вещей, должно было последовать сразу за совершённым деянием. Пятимесячное досудебное содержание молодых женщин за решёткой – это не просто слишком, а очень даже слишком.
,
профессор Уральского государственного университета путей сообщения,
ЕКАТЕРИНБУРГ