Бесспорно, изучение отечественной литературы должно идти рука об руку с формированием новых поколений читателей, а равно и писателей, не только на самых лучших образцах текста, но и на примерах иного рода. Ибо сейчас в массовом сознании культивируется (догадайтесь – зачем?) сниженный образ русского писателя – эдакого коммерческого «стахановца», с готовностью идущего на соблазнительный компромисс с властями придержащими ради преходящих ценностей. Как верно заметил Виктор Топоров, «уникальный индивидуальный опыт Анны Андреевны Ахматовой имеет смысл запомнить как долговременный и успешный, но не подлежащий дальнейшему воспроизведению ни в одиночном, ни в групповом порядке эксперимент». Александр Жолковский отмечает, говоря об Ахматовой, что «она много и разнообразно врала, что играла в аристократку, не будучи ею, что преувеличивала свою образованность, бывала резка и поверхностна в суждениях, оскорбительно несправедлива к людям, а иногда вполне оправдывала дневниковую оценку своей восторженной спутницы Лидии Чуковской: «О, чудовище!» И, кроме того, неустанно начищала собственный нимб, постоянно упоминая о своих нечеловеческих страданиях. Страдания были, кто же спорит, но оправдывать ими каждое своё действие, созидать из них пьедестал? В цветаевской ситуации 1941 года она всё-таки никогда не была». Добавлю от себя, что не была она ни в ситуации Даниила Андреева, ни в ситуациях Даниила Хармса и Александра Введенского.
И всё же ненависть, с которой Тамара Катаева обрушивается на поэтессу, причисленную к лику классиков, производит жутковатое впечатление. Эта ненависть заставляет нас подозревать автора книги бог знает в чём. Так, вместо того чтобы остановиться, допустим, на истории непростых взаимоотношений Ахматовой с собственным сыном (а этого уже более чем достаточно, для того чтобы сияние ахматовского мифа изрядно потускнело), Катаева идёт дальше – деловито заглядывает поэтессе под подол: «Они жили в Ташкенте, как на зоне, всё в них проявилось – рвачество, похабство, лесбиянство, лизоблюдство и т.д. (об Ахматовой и круге её знакомых. – М.Л.)». Такого «перехода на личности», как это иногда позволяет себе Катаева, не должен допускать культурный человек, пусть даже охваченный эйфорией правдолюбия, и в этом отношении книга «Анти-Ахматова» выходит далеко за пределы вересаевской традиции и в результате являет собой образец коммерческой чернухи, утверждающей себя через скандал.
Понятно, найдутся люди, которые возмутятся: а вообще есть ли у нас такое право – «заподазривать святыню» (Николай Бердяев)? На мой взгляд, это один из существенных вопросов. Такое право у нас, по-моему, есть. Публичному человеку нужно быть готовым расплатиться и в посмертии за прижизненную славу – по всем счетам. Так уж повелось в русской литературе ещё со времён Тредиаковского. Да и не в одной лишь русской... Народ хочет знать «из какого сора растут стихи, не ведая стыда». (И всегда найдутся люди, готовые удовлетворить это желание.)
Вот только многие ли из нас сочтут себя вправе публично осуждать поэта за аморальное поведение? Тамара Катаева, кажется, недолго мучалась этим «проклятым» вопросом.
Надо помнить, разумеется, что мы имеем дело всего лишь с «катаевской Ахматовой», т.е. сборником тенденциозно подобранных цитат, – вообще с феноменом исключительно «рыночной» культуры, с «чёрным копателем» от литературоведения. Автором, например, обильно дана чернушная завлекаловка (в основном в виде собственных комментариев), но проигнорированы «неудобные» мнения многих серьёзных людей, которых трудно причислить к «адвокатам Ахматовой».
Перефразируя довольно известную максиму, можно сказать: ненависть – это обратная сторона зависти. Не знаю – чему в драматической судьбе Анны Андреевны так завидует Катаева, но, посягая в главе «Великий русский поэт» на литературные лавры Ахматовой, она и тут, что называется, перегибает палку. Вопрос о моральном праве на обличительство Ахматовой-человека я оставляю целиком на совести автора, вопрос же о значении поэтического наследия Ахматовой в истории русской литературы находится в компетенции всей читательской массы, а общий её вердикт, по-моему, однозначен.
Возможно, импульсом к созданию «Анти-Ахматовой» послужило чувство острой неприязни автора к нынешним либеральным ревнителям поэтессы. Но зачем же тогда обращать праведный гнев исключительно на многострадальный «объект» ждановских нападок?