* * * 
Как бы ни костенела в реке вода,
Как бы март небеса ни супил,
Всё равно июль наступает всегда,
Вот и в этом году наступит.
И замечу, что вроде ещё жива
В суматохе этой безбрежной.
Так в листве различимы
пернатые существа –
Страхом своим и надеждой…
* * *
Предчувствие тепла...
Мы были так живучи,
Что можем представлять
Научный интерес.
И смутно на душе.
Так праведника мучит,
Привыкшего к земле, –
Предчувствие небес.
А может, мы и впрямь
Диковинной породы?
Иначе кто бы смог,
Удачей не храним,
Не видя ни любви,
Ни веры, ни свободы,
Прожить изрядный век
Предчувствием одним?..
* * *
Ты для меня
Больше, чем беда,
Больше, чем вода
В пересохшей округе.
Ты для меня –
И шальная толпа,
И лесная тропа,
И друзья, и подруги.
Давай
Сядем, как в детстве, в трамвай,
Чтобы лужи и брюки клёш!
Давай
Ты никогда не умрёшь!
Лучше уж я...
И стану для тебя
Солнцем над головой
И лохматой травой
У ограды.
Чтоб все подруги твои
И все супруги твои
(И даже мама твоя!)
Мне были рады.
* * *
Над русским полем сумрачно и голо,
Тоскует птица.
И небо сыто душами по горло,
А бой всё длится.
Опять беда ни в чём не знает меры
И рвёт на части.
Но в мире нет безропотнее веры,
Чем вера в счастье.
* * *
Отмокаю на средней Волге.
Здесь мордатые, как бульдоги,
По-над клумбой львиные зевы –
Если пойти влево.
А если пойти вправо –
Там, как церковка, пятиглава
Сопка, в сочных лучах заката
Златоверха и синевата.
И моря никакого не надо,
И никакого Василия Блаженного,
За окном – берёз светящаяся
колоннада,
Как символ – чего бы? – ну, скажем,
счастия женского.
Напиши мне. Конечно, непривычно
и недосуг.
И увидимся скоро – лишь округа
вспыхнет рябинами.
Я сама не люблю многословных.
И знаю, что не напишешь.
Но – вдруг?
Хотя бы по небу – строчками
журавлиными.
* * *
Бабье лето, золотая заплата
На не очень-то цветистой судьбе...
Почему же ты, душа, не крылата,
И болишь, и не поётся тебе?
Почему так непременно,
хоть тресни,
Ждёшь ты пасмурного дня
без прикрас?..
...Долетят до неба голые песни.
Будет снег. И – ничего про запас...
* * *
Когда б не злая, хлёсткая пурга,
Зима мне не была бы дорога.
Но этот снег – он более удал,
Чем люди, веры, истины и стили,
Лишь он один остался от России,
Которую Набоков покидал.
И даже угодившие в ковчег
Иным предполагали ход явлений,
Ведь от России, что придумал Ленин,
И то остался только этот снег.
Я верю в снег! Он прикрывает срам!
Он грязь и слякоть обращает в пену!
...Мне нечем оправдать свою измену
Померкшим без молитвы небесам...
* * *
Опять я прозевала миг,
В который пение на крик
Сменяет птичий рой.
Как поминальные пиры,
Многозначительны костры
Осеннею порой.
Лес проигрался до нуля,
Уже под ним горит земля –
Так, что слезит глаза.
Напрасно клён на страх и риск
Приберегал червонный лист –
Последнего туза...
* * *
И птичьи голоса, и летних крон
завеса...
Над ними, в вышине, возможны
небеса,
Но их не разглядеть среди
густого леса,
Так заросли плотны и птичьи
голоса.
О лиственных лесов природное
уменье –
Жить, сумраком своим предполагая
свет!
И не нужны слова, бездарные
в сравненье
Со звуками в душе, каким названья
нет...