Когда смотрю на этот мир в зеркальной раме,
То прихожу к печальным выводам опять:
У нас лишь доллар поднимается утрами,
Об остальном мне даже стыдно вспоминать.
И потому, когда во мне вздыхает лира
И мы под музыку дождя бредём домой,
Несовершенство окружающего мира
Мешает нашему согласию с тобой.
Взгляни, как много всюду горя и кручины,
Как приуныл Кузнецкий угольный бассейн,
Как вымирают в Мозамбике бабуины
И как на вкус противен розовый портвейн.
И я от этой суеты в таком замоте,
В таком томлении от горестей земных,
Что для меня уже духовность выше плоти,
Важнее всяческих инстинктов основных.
А ты юна, в тебе бушует море страсти,
В тебе живёт какой-то демон Вельзевул.
Но ты печально говоришь мне снова: «Здрасьте!
Опять ваш хулиоиглесиас уснул?»
Не надо грязи! Я устал от жизни мутной.
Пора бы, милая, задуматься о том,
Что ради прихоти твоей сиюминутной
Мне надо сделаться бесчувственным скотом,
И потерять к себе остаток уваженья,
И вместо света погружать себя во тьму,
И совершать вот эти глупые движенья,
Не приносящие ни сердцу, ни уму
Чего-нибудь, что очищало бы мне душу,
Что приводило бы к катарсису в судьбе…
Вот так вот, милая, задумайся, послушай,
Вообще, не мне должно быть стыдно, а тебе!
Ты посмотри по сторонам, моя родная,
Уже ничто не поднимается вокруг,
Деревья медленно листву свою роняют
И прогоняют перелётных птиц на юг.
Уже висит на волоске над нами осень,
Дома надели облака, как свитера…
Лишь доллар вновь, как птах, взлетает между сосен,
Опять на семь копеек выше, чем вчера!