Известному русскому писателю Юрию Васильевичу Красавину исполнилось 75 лет. Он автор полутора десятков книг (романы, повести, рассказы), выходивших до 1990 года массовыми тиражами в лучших издательствах страны. С тех пор – почти четверть века! – наши столичные издательства «не замечают» писателя. И это при том, что каждый год он выходит к читателям с журнальных страниц то с романом, то с повестью.
Но вот случай, прямо скажем, уникальный: власти районного городка Конаково Тверской области, где живёт писатель, в 2010 году издали полное собрание художественных произведений Ю.В. Красавина в 14 томах для библиотек города.
«ЛГ» поздравляет писателя с юбилеем.
– Именно так, принципиально провинциальным, поименованы вы в статье одного из критиков. Как относитесь к такому определению? Вас не задело это?
– Мне оно по душе. Конечно, сравнение столичности и провинциальности испокон веку не в пользу последней. Подразумеваются некоторая ущербность, простоватость живущих в провинции. Это в определённой степени принижает тот или иной образ, будь то литератор или его книга, в то время как столичность, прилагаемая к чему бы то ни было, прямо-таки осиянна светом. Я вырос в деревне и всю свою взрослую жизнь обитал в малых российских городах, переселяясь из одного в другой, словно с улицы на улицу, вследствие чего был верен нашей русской провинции и по сердечной привязанности своей, и тематикой своих сочинений. Но при этом именно я, провинциальный писатель, являюсь автором столичных журналов: «Нового мира», «Нашего современника», «Знамени», «Роман-газеты», «Москвы»… Я опубликовал в них 15 своих романов и повестей, и ещё 20 в лучших региональных журналах. Кто из писателей, живущих в столице, может похвастать таким послужным списком?
– Известное дело: именно провинциальные писатели – Лев Толстой в Ясной Поляне, Тургенев в Спасском-Лутовинове, Пушкин в Михайловском и Болдине, Достоевский в Старой Руссе, Чехов в Мелихове или Ялте сделали XIX век золотым веком русской литературы. Это не в последнюю очередь потому, что «служенье муз не терпит суеты», а музы обитают только в единении с живой природой. Но и классикам нашим без Москвы было никак.
– Ныне столица наша – как соседнее государство: и язык литературных сочинений там другой, и тематика их, и характер поведения литераторов, озабоченных лишь премиальными деньгами. Провинциальные писатели XIX века не позволяли себе кстати и некстати употреблять казённо-суконные слова, писать на смеси французского с нижегородским. Их инструментом был живой великорусский язык, который обеспечивал ту божественную высоту философской мысли и художественности, что делала их творения «золотыми». Текст, помимо прочего, – словно партитура музыкального произведения, мелодия как бы «подстилается» под смысловое содержание, служит благородным фоном, покоряя и очаровывая.
– Недавно вы заявили: «Я уж ныне не мечтаю затеять роман или повесть…»
– Ну, это лукавство, и не более того. Литературное творчество – высшее наслаждение, перед ним все прочие радости жизни ничтожны. А потому я продолжаю… Вот в первом номере журнала «Наш современник» за 2013 год увидит свет моя новая повесть «29 праздников»… Готова и ещё одна повесть – «Татьяна Ларина».
– Хотите дописать «Евгения Онегина»? Вас не смущает то, что попытки продолжить «Войну и мир», «Мастера и Маргариту» не обернулись ничем, кроме конфуза?
– Героиня моей повести всего лишь носит имя пушкинской провинциальной барышни. Моя Татьяна живёт сегодня рядом с нами, но она по духу своему родственна пушкинской. Ей страшно в нашем мире. Самое главное её стремление – сберечь чистоту души, не замараться тем, что творится ныне вокруг, – это и служит сюжетом для моего сочинения. Но вот вопрос: станут ли эти мои новые повести книгой?
Нынешние времена отмечены самой жестокой цензурой, такой не было и в советскую пору. Сегодня, чтобы издаваться в Москве, надо суетиться подобно «звёздам» шоу-бизнеса, мечущимся по сценам тут и там при шумовых и световых эффектах. Сегодня, чтобы угодить издателям, надо писать на мёртвом канцелярите (куратор проекта, техническая и финансовая документация, вице-премьер, генеральный директор, бюджет рекламной компании…) по строго продиктованной тематике: о коррупции и проституции, о сталинских репрессиях, об убийствах и изнасилованиях, о преступлениях советского режима… при этом Россию надо именовать «Рашкой», народ её – «совками» и «пиплом»… Иначе издавать не будут, зачислят в негласный «чёрный список», в принципиально провинциальные.
Но что делать: в моём роду не было ни тех, кто «сидел», ни тех, кто их сажал за колючую проволоку; мои предки были пахарями, сельскими кузнецами, мастерами валяния русских валенок… А коли я, бывший малолетний узник немецко-фашистских лагерей с августа 41-го по август 44-го, напишу о том времени – и это издавать не будут: видите ли, надо писать не о горе и страданиях русского мальчика, а о холокосте.
Однако не соблазнимся лёгким хлебом! И не будем отчаиваться.