Наутро после начала спецоперации в Донбассе я зашёл взять стаканчик эспрессо в кафешку по соседству с домом. Знакомый бариста вдруг спросил: «Ну, как вам всё это?». – «Деваться некуда. Сколько ещё терпеть нациков?!» – «Согласен. А многие кричат за мир. Особенно молодые. Но ведь многого не знают!» – сказал он, будто сам был не молод.
Мы стали обсуждать тему, тут дверь открылась и вошла девушка лет двадцати, видимо, студентка – рядом полно вузов, ребята любят это местечко. Услышав, о чём мы, она звонко выпалила: «Путин молодец! Показал всем, где их место, – в заднице!». «Ну, вот, – сказал я баристе, – мы не одни». И все втроём мы дружно рассмеялись.
Допив кофе на улице, вспомнил эпизод, когда сам был в возрасте баристы и работал в ЦК ВЛКСМ. Весной 1983-го меня включили в состав делегации (нас было двое: я и коллега из Комитета молодёжных организаций СССР) – надо было поехать на встречу с молодыми социалистами ряда европейских стран в Брайтон на берегу Ла-Манша. Прилетев в Лондон, поселились на пару дней в отеле возле метро «Черинг Кросс». Остановка в Лондоне была кстати. Перед отъездом я побывал в «Комсомольской правде» у завотделом международной жизни Павла Михалёва, маститого журналиста-международника, и спросил, что привезти, если получится. Он дал мне номер телефона в Лондоне.
Это было время после войны между аргентинцами и британцами (официально не объявленной) за Фолкленды. Конфликт длился 74 дня и завершился поражением Аргентины 14 июня 1982 года. Под руководством Великобритании прошёл референдум среди островитян о возвращении над ними контроля метрополии. В ходе боёв погибли 649 аргентинских и 255 британских военных, а также трое жителей островов. Над ними в итоге взмыл флаг Великобритании, что баронесса Маргарет Тэтчер, «железная леди», тогда премьер правительства, считала своей заслугой.
С дамой, которая была против войны в тысячах миль от её страны и являлась активисткой антивоенного движения, мне и предстояло увидеться, если дозвонюсь по предоставленному Михалёвым номеру.
Я дозвонился. Она назначила встречу вблизи отеля в час ночи. Дама, её звали Энн (фамилию уже забыл), была лет пятидесяти, сухощавая, невысокого роста, вся в чёрном. Мы долго кружили по переулкам, она пояснила, что боится слежки и надо найти какое-то тихое кафе. Нашли. Она рассказывала не только о том, что активисты делали и почему протестовали против войны на Фолклендах и распространения ядерного оружия. Поведала, как их избивали на демонстрациях, арестовывали, звонили с угрозами, отслеживали передвижения. И это, сказала Энн, был им привет от Тэтчер. Никто из журналистов британских газет не интересовался их мнением. «Нас как будто нет или мы враги нации», – сказала она.
Честно говоря, именно это меня тогда поразило. Я хоть и был сотрудником главной молодёжной идеологической организации СССР, но всё же полагал, что в западном обществе есть возможности для выражения своего мнения, а наша пропаганда перегибает палку. Оказалось, что «пропаганда» не врала.
На обратном пути из Брайтона выпали ещё три дня в Лондоне. Я несколько раз звонил Энн (кстати, имя значит «сила», «храбрость», «благодать»), но безуспешно. Вернувшись в Москву, написал для «Комсомолки» репортаж о ночной встрече, не указав, как Энн и просила, фамилии (видимо, поэтому и забыл её). Репортаж опубликовали, в архиве наверняка можно прочесть.
Имея такие славные традиции, Британия пытается нас чему-то учить. Но, похоже, окажется вместе со всей западной компанией в том месте, которое на ходу определила девушка-студентка, как и я любящая кофе.
Владимир Сухомлинов