Уже четыре года, как нет среди нас Лидии Либединской, талантливого писателя, восхитительного человека.
Лидию Борисовну Либединскую, надо сказать, принято было уж очень хвалить, она была общепризнанно замечательной. Так что хвалили её даже весьма неважнецкие типы, для них это было всё равно что делать самому себе комплимент, как бы приобщать себя к миру прекрасного.
Должен сообщить общественности, что Лидия Борисовна отнюдь не была слетевшим к нам, шурша крыльями, ангелом. Вполне решительная была дама. Помнится, долгие годы дружила с некоей дамой, весьма необаятельной, недоброжелательной, так ещё и пугающе жадной – это на фоне замоскворецкого хлебосольства Либединской. Меня огорчала эта странная дружба, удивляла: при чём тут они друг к другу? В один прекрасный день Лидия Борисовна, видимо, что-то наконец в даме для себя разоблачила. И в одночасье прекратила отношения. Не было никаких выяснений отношений, она жёстко и немедленно вычеркнула её из своей жизни.
Могу привести и более наглядный случай. В Доме литераторов к ней подошёл пьяненький экземпляр и уважительно огорчился: «Лидия Борисовна, вы прекрасная русская дворянка, что у вас общего с этими жидами?» Прекрасная русская дворянка не стала подробно отвечать на этот вопрос, она просто размашисто дала по морде. Это насчёт белой, пушистой, глазки синенькие, на щёчках ямочки. Впрочем, ямочек не было, мне просто так хотелось.
Ну вот про эту сторону облика Либединской я вам доложил. А теперь уж позвольте распахнуть нахлынувшую нежность.
Не люблю людей, лишённых иронии, они неполноценны. Ещё больше не люблю людей, лишённых самоиронии, эти уж совсем дураки, причём самовлюблённые. До чего же Лидия Борисовна обожала прохаживаться на свой счёт!.. Её насмешливости в свой адрес завидовал даже король иронии Зиновий Паперный, ближайший друг.
Как известно, у Либединской девичья фамилия – Толстая, она была внучатая племянница Льва Николаевича. А племянница эта очень рано начала писать стихи. Мама договорилась с Михаилом Аркадьевичем Светловым, чтобы он поглядел, что это за стихи, побеседовал с девочкой. И вот 17-летняя Лида, изнывая от благоговения, с утра пораньше звонит в квартиру прославленного поэта. Долго никто не откликается. Наконец дверь приоткрывается и в ней обозначается ещё толком не проснувшийся лохматый человек, который смотрит на девушку, прижимающую к груди тетрадочку со стихами, и приветливо говорит: «Старуха, так это ты Льва Толстая?»
Воспоминание это Лидия Борисовна обожала и завершала его неизменно: «Можете себе представить, что за стихи были у этой Львы Толстой». И при этом смеялась, заметьте, смеялась именно над Лидией Борисовной Либединской. Впрочем, другим смеяться над собой она не позволяла. Что-то я такого не припомню. Самоирония – это когда другим нельзя, а тебе самому можно.
Это, пожалуй, самая моя любимая из легенд семьи Либединских. Впрочем, вот ещё и такая, тоже любимая. Лидия Борисовна обожала устраивать в своей уютнейшей квартире новогодние ёлки для детей друзей и родственников. Причём взрослых приходило, как правило, гораздо больше, чем детей, уж очень хороши и уютны были эти праздники в доме Либединских.
Надо вам сказать, что у Лидии Борисовны было 36 прямых наследников. Я её подкалывал: «Лида, ну не можете вы хотя бы запомнить столько имён». Она загадочно улыбалась. А знаете, я вот сейчас вдруг подумал: она часто улыбалась именно загадочно, эдакая Мона Лида. Возможно, ведала что-то неведомое. С Либединской это могло быть.
И вот очередное новогоднее празднество для детей. Лидия Борисовна Толстая в дальней комнате готовит к выходу в свет свою очередную правнучку, ну прямо-таки первый бал Наташи Ростовой. Наконец выводит графинюшку на погляденье гостям. Боже, что за штанишки с рюшечками, что за юбочка-пикант с кружевными подзорами, а уж шляпка, а уж башмачки! «Вот, – говорит сияющая прабабушка Либединская, – это наша Катенька, она у нас добрая, умная…» «И кр-р-р-расивая!» – кричит трёхлетняя Катерина, очаровательно грассируя и сияя синими глазками во все стороны. И носик у неё курносенький, и пописать она захотела немедленно.
Вроде бы случай из нежной сказки, а у меня ком в горле. Как много радостей в жизни детей не произошло и не произойдёт, потому что в их жизни не так уж много таких, как Лидия Борисовна Либединская. Ну было в ней, было нечто сказочное, этакая весьма немолодая, уже грузная фея Весны. Я не преувеличиваю.
Помню, мы сидели с ней днём на концерте в Музее Пушкина, а там огромный стеклянный потолок. «Сколько света!» – шепнула она мне. А другой раз мы были с ней в Голландии. Спутники разбежались по магазинам, а мы купили себе по бутылке пива и сели на скамейке у кромки моря. И вдруг Лидия Борисовна мне опять говорит: «Сколько света!» И действительно, сверкающее море, безоблачное небо и белые паруса.
Она много путешествовала по нашей стране, по зарубежным странам, это с её-то всевозможными нездоровьями, с её медлительной грузностью. Придерживалась поговорки своей бабушки: «Пока ходим, надо ездить». Последний раз вместе мы были на Сицилии. Сидим на скамейке перед её коттеджем. А кругом рай – птицы, деревья, море, небо. Всё сказочно необычайно. И она опять: «Сколько света!» Думаю, для неё это означало нечто своё. Повторяю, эта фея, безусловно, ведала о неведомом.
Потом мы из аэропорта Домодедово приехали в наш двор-колодец, жили по соседству в одном доме в Лаврушинском переулке. По ту сторону дома, странное совпадение, на каком-то празднике на площади перед Третьяковской галереей, слышим, читает в микрофон стихи наш близкий друг, замечательный артист Рафаэль Клейнер, его голос ни с кем не перепутаешь. «Надо же, – улыбнулась Лидия Борисовна, – Рафочка нас приветствует на родине». И пошла домой.
Рано утром нам позвонил Юлик Ким и сказал: «Лидия Борисовна умерла». Моя жена Лида, её очень Либединская любила, побежала в тот самый соседний подъезд. Лидия Борисовна лежала спокойная, красивая. Рядом на подушке – книга. Лида закрыла ей глаза.