В 90-е годы прошлого века о ней знал, наверное, каждый читатель тульской прессы. Её имя мелькало на страницах всероссийских изданий, её статьи перепечатывали по всей стране. Её представляли «железной женщиной», матёрой пожилой дамой, убелённой сединами, кем угодно, только не очень ранимой, рано повзрослевшей девочкой. И кто бы мог подумать, что у этой молодой женщины лежит дома прикованная к постели больная дочь. Кто мог знать, сколько усилий она приложила, чтобы попытаться её спасти – от болезни, от смерти, от безвременья. Ничего не вышло. Ни здоровья дочери, ни великой любви к ссыльному поэту. Была Сибирь, станция Зима, была Москва, и вот снова Тула. Теперь уже навсегда. Не вырваться. Больная дочка и пожилые родители – каменные цепи. Она похоронила вначале дочь, потом мать, а потом отцу пришлось хоронить её саму...
Ольга Николаевна Подъёмщикова родилась в Туле 3 августа 1961 года в семье интеллигентов с дворянскими корнями. Дед со стороны матери был учеником Льва Толстого, дед со стороны отца – главным архитектором Тулы.
В пору учёбы на историко-филологическом факультете Тульского государственного педагогического института им. Л.Н. Толстого Ольга познакомилась с поэтом Сергеем Белозёровым (1948 – 2002), с которым вскоре связала свою судьбу. Когда за дерзкий нрав и опасные статьи Белозёрова сослали в ссылку в Иркутскую область, на станцию Зима, Ольга, ожидавшая ребёнка, как «последняя декабристка», последовала за ним. Её единственная дочка, родившаяся в Зиме, оказалась тяжело больна. Это стало самой страшной трагедией в жизни женщины.
Из Сибири Ольга уехала в Москву в надежде вылечить там дочь, а когда надежда не оправдалась, вернулась к родителям в Тулу. Ольга Подъёмщикова стала самым острым пером редакции областной газеты «Молодой коммунар». Она вытаскивала на свет запретные темы, открывала наглухо закрытые двери чиновничьих кабинетов, писала статьи, помогавшие в раскрытии убийств и спасавшие людские судьбы. Ольга была одним из организаторов группы «Тульский некрополь» по защите от уничтожения старинных кладбищ Тулы, участвовала в организации работ по расчистке старинного тульского некрополя «Всехсвятское кладбище», выступала за возрождение первого тульского музея «Палата древностей», активно помогала в создании музея «Тульские древности», музея-заповедника «Куликово поле», в возрождении храмов и монастырей Тульской области. Ольга всю жизнь поддерживала горячо любимый ею музей «Ясная Поляна», в котором когда-то после института начинала свою трудовую биографию...
В её жизни был ещё один муж, молодой журналист и поэт Андрей Коровин. Они стали не только супругами, но и соратниками. Во многих журналистских и общественных делах в начале 90-х они участвовали вместе. Иногда даже вместе писали – стихи, песни и статьи. Но и с ним не смогла ужиться эта яркая и многогранная женщина с неудержимым темпераментом. После смерти Ольги Андрей уже много лет работает с её архивом, готовит к изданию в журналах и книгах её стихи и прозу.
Ольгу Подъёмщикову неоднократно приглашали в Москву, но она навсегда осталась верна своей любимой Туле. На рубеже веков Ольга возглавила журнал «Тульские епархиальные ведомости», стала главным редактором телекомпании «Арсенал-ТВ», вела программу на телевидении. Казалось, что начинался новый этап её жизни. Но судьба распорядилась иначе.
5 октября 2000 года Ольга с двумя коллегами поехала за грибами, они остановились переночевать на пустующей даче знакомых, а ночью случился пожар. К тому времени, когда приехали пожарные, деревянный дачный домик выгорел дотла. Ходили упорные слухи о том, что роковой пожар не был случайным – у смелого и бескомпромиссного журналиста было немало врагов. Однако расследование по непонятным причинам прекратили.
Кажется, что за свои короткие 39 лет она прожила несколько жизней. Каждый её день был немного похож на подвиг – спасти того-то, помочь тому-то, защитить того-то. Профессию журналиста она воспринимала как профессию ангела-спасителя. Она и была ангелом-спасителем для многих людей.
Из литературных трудов Ольги Подъёмщиковой при жизни было опубликовано не так много – несколько десятков стихотворений в местной прессе. Единственная журнальная публикация состоялась в канун гибели Ольги в журнале «Ясная Поляна». Посмертная книга стихов «.Явись мне отблеском мгновенным», представляющая почти всё сохранившееся поэтическое наследие О. Подъёмщиковой, была собрана её близкими и издана небольшим тиражом в Туле через год после смерти автора. Стихи и проза Ольги Подъёмщиковой посмертно опубликованы во многих печатных и интернет-изданиях: журналах «Новый мир», «Фома», «Этажи» и многих других.
В нынешнем году ей могло бы исполниться всего-то 60 лет. Но прожила она, кажется, значительно больше – несколько ярких жизней.
Владимир Шемякин
Стихи Ольги Подъёмщиковой
За нами остаются города
* * *
Был запрет возвращаться домой поздно.
А над домом прямо, над крышей прямо,
висели гроздьями звёзды –
тяжёлые, белые, как яблоки недозрелые.
и загадал желание, зная заранее,
что желаний у нас мало –
их исполняет мама.
чтобы мама не умирала,
чтобы жизнь в нашей жизни совсем ничего не меняла –
разве этого мало?
чтобы можно было домой возвращаться поздно.
Если б я знала,
что только его и исполнят звёзды!
* * *
тропинки зреющего лета.
Трепещут в озере кувшинки,
как юбочки кордебалета.
Легко бросаюсь днём свободным.
Но тоненький высокий мальчик
как лебедь в озере холодном.
я, как кувшинка, стыну в страхе.
Спасать его? Ведь я сильнее,
я побеждала его в драке.
летят на сохнущее тело,
и задыхаются кувшинки
в руке, зажатой онемело.
где каждый верит, что сильнее:
– Вот, я тебе нарвал кувшинок, –
мне мальчик говорит, бледнея.
Цветы? В траву роняю мячик
и убегаю без оглядки.
Я плачу, мальчик мой, я плачу.
* * *
Хромая, спустился закат по спине Аю-Дага
туда, где скитаются души, с забвением споря,
где сказано всё, что не знают перо и бумага.
Души властелины – кому вы мигаете странно?
Вдыхаю, как пёс, этот воздух ночной на причале,
скитаюсь без дома, без пристани и – беспрестанно.
Огни кораблей – будто звёзд умирающих пламя.
И всё, что люблю в этой жизни – ветра, и разлуку,
и запах прибоя, и тёмную рябь под ногами.
* * *
За дверью, за стеной и за спиной
чужого дома – мне нигде не страшно.
В задворках, в осени, в беспамятстве, в толпе,
в лесу и в гулкости, пустынности домашней,
и даже в разговорах о тебе
с друзьями – мне нигде уже не страшно.
или в пустом углу, забившись, в пледе,
не страшно думать об ушедшем лете,
солёных поцелуях на бегу,
купальниках на мокром берегу,
темнеющих в неясном лунном свете.
Пронзительность, озноб и ясность зренья
осенняя. Какие озаренья!
И в зеркало – шутя – подите вон!
* * *
и всё о чем тоскую и жалею, –
между лиманами горячий путь,
ночную набережную в Коктебеле.
лишь руку протяни – и так близка мне!
Волною захлестнёт меня тоска,
и всплыть не даст, и разобьёт о камни.
а соскитанье. В рамках его строгих
я ночью отправляюсь туда вновь,
встречаю утро в нашей, в той дороге,
и с небосвода разгонял все тучи.
Ты помнишь – сад, и море за углом,
и между звёзд полёт мышей летучих?
я собираюсь с силами к рассвету,
шепчу во тьму: отринь и позабудь!
Не надо так! Забудь, забудь всё это!
* * *
в которых мы покинули кого-то.
Холодная и тёмная вода,
и лодка у причала, и забота,
что имени не вспомнишь никогда,
как эхо не поймаешь эхолотом.
обломки кораблей – судьбы крушений.
Ложь покаяний, холод возвращений
и встречный ветер – тот, что флаги рвёт.
Полёт свободы, искренность пути.
И имена всплывают реже, реже...
по улочке кривой на побережье.
* * *
Пусть телефон молчит в моей берлоге,
пусть в темноте шаги не раздаются,
не скрипнет дверь, не зазвенит звонок.
Как умирает в конуре собака,
не издавая крика или стона,
так я хотела бы уйти достойно.
Расстаться, став сестрою – не тоскою.
Ты не переступай порога дома,
где притяжение земли не властно,
где ангел – белый, плюшевый, атласный –
укачивает дни мои слепые.
Я даже имена теперь не помню
тех, кто проник, напился и приник,
открыл тайник, прочёл меня и вышел.
И скомкана судьба, как черновик.
И заново уже не перепишем.
* * *
той тихой могилкой, где спит моя бедная мама,
когда мы с ней станем травою, землей, листопадом,
весёлым кустарником, скрытым oт ветра и взгляда,
я к ней потянусь через землю, как тянутся дети,
деревья – корнями, сквозь камни мы тянемся
в муке, сольёмся, сплетёмся – на том ли, на этом ли свете...
услышу, как дышат века, загораются звёзды,
услышу шум сердца земли, все приливы, отливы,
и шёпот травы, и влюблённых, и детские слёзы..
Мы будем молиться, небесные слушать хоралы.
И я расскажу, что при жизни сказать не успела.
И я обниму, навсегда обниму мою маму.