Из пяти моих тётушек Таисия Алексеевна была младшей… Всего-то на семь лет старше своего племянника. Сперва я называл её просто Та, потом Тайкой. Долго с перерывами жила она в нашей семье и была поначалу, скажем так, нянечкой, затем настоящей подружкой, временами исполняя сложную роль бонны-наставницы и передавая своему подопечному не только собственное видение окружающего мира, а и девчоночьи прихоти, привычки, забавы.
Теперь я готов признаться, лет до четырёх-пяти мы играли в куклы; причём сами же делали их из тряпья, ваты; рожицы размалёвывали цветными карандашами, губной помадой. «Кукловодству» положил конец дядя Порфирий. Его, кадрового военного, до глубины души возмутила непродуманная «политика» моей наставницы – Красная Армия могла ведь недосчитаться одного бойца.
Свои игры мы перенесли на лоно природы: в ближнюю рощу, на поляну и луг. Здесь мне открылось столько прекрасного, удивительного, что голова кругом пошла. Незаметно, исподволь моя бонна учила меня и в обыденном находить обаятельное.
– Да, своим видом незабудка не поражает воображение, – размышляла Тайка. – Но если хорошенько приглядеться да рассмотреть по частям цветочек… Глянь-ка, как ловко устроен венчик. Вокруг много голубого, а по соседству жёлтенькие-прежёлтые тычиночки. Жёлтое и голубое – идеальное сочетание. Какая крохотуля, но бросается в глаза едва ль не за сто шагов.
Мне же больше всего нравились розы. Ещё не мог пройти, не притормозив, мимо царственных георгинов, а также садовых ромашек. Однажды без подсказки – самостоятельно! – почувствовал прелесть цветущего подорожника. Тайка шумно похвалила мой выбор. Ошалев от комплимента, я долго лазал по росной траве и вскоре явился с тяжёлыми длинными прутьями. «Букет» выглядел странным, убогим, хотя на своём месте, то есть на земле, каждое растение само по себе смотрелось, будто сказочное произведение искусства.
– Хорошего, дружок, не должно быть слишком много.
Мне это глубоко, на всю жизнь в башку втемяшилось.
Кстати сказать, тётя обучила меня, сорванца и неслуха, азбуке, приохотила к чтению. Научила плетению венков из одуванчиков. Помогла одолеть водобоязнь, научила плавать.
…На третий или четвёртый день войны Тайка явилась домой в военном обмундировании, перетянутая ремнями портупеи, с кожаной планшеткой через плечо. Я онемел. Вытянувшись в струнку, отдал честь. И тут же получил практический урок:
– Без головного убора, товарищ, честь не отдают.
Судьба разлучила нас лет на десять. Однако я знал весь боевой путь нашей Та. К сожалению, не помню номера полка, зато знаю, что дивизия называлась Корсунь-Шевченковская. Алмазова Таисия Алексеевна числилась при штабе, в отделе разведки. Крупных орденов не заслужила, зато была награждена медалями – «За боевые заслуги» и «Отвагу». Насколько мне известно, такие медали за красивые глаза не давали. Уже после войны нашу Та наградили орденом Отечественной войны. Как бы то ни было, она всё же настоящая фронтовичка.
Тётя продолжала воспитывать своего племянничка и с линии фронта. От неё пришло десятка два треугольников, исписанных неподражаемым бисерным почерком. В конце непременно была пара абзацев, адресованных непосредственно мне. Приблизительно одного содержания: как жить пацану и как поступать в условиях военного времени.
Моя Та вообще была весьма и весьма деятельна. В Сухиничах, где мы жили накануне войны, Та отвечала за клубную работу и художественную самодеятельность. Под крышей нашего дома раза два-три в году собиралась свойская литературная гостиная. Читали новейшие произведения пролетарской литературы, декламировали любимые стихи.
По какой-то причине в нашем доме недолюбливали Маяковского. Но, к общему удивлению, его стихи нравились бабушке Анастасии. Она душой воспринимала поэзию «горлана», при этом жалела самого поэта за его неустроенную жизнь. На том, собственно, и сыграла заводила, её дочь. В клубе железнодорожников по какому-то случаю готовили большой концерт. Для усиления (или придания ему) политического акцента в программу включили выступление представителя старшего поколения. Так состоялся публичный дебют дражайшей нашей бабоньки.
Поднялась на сцену в обычном своём одеянии: длинная серая юбка, ситцевая блузка в мелкий цветочек. На голову накинула «шалашиком» старушечий платочек в горошек. Прокашлявшись, Анастасия Павловна с выражением и без единой запинки (что в тогдашней публике особенно ценилось) прочла малоизвестные стихи Владимира Владимировича «Последний крик». Тема была чертовски актуальная: осмеивалась погоня модниц за импортным шмотьём из торгсинов.
Зал ревел от восторга, требовал чего-нибудь ещё. Бабонька отнекивалась. В дело вступили закулисные организаторы. И вот то ли с озорства, то ли ещё по какой-то причине «примадонна» выдала номер из своего кухонного репертуара: шутливую песенку «По проулочку Ванюша, по проулочку дружок часто хаживал». С того памятного вечера Анастасию Павловну чужие люди на улице узнавали, низко кланялись. Между прочим, была ей стихийно дарована чисто народная льгота: без очереди допускали к магазинным прилавкам.
Как ни противоречива с нашей, современной колокольни была предвоенная жизнь, в целом, по большому счёту простые люди были счастливы. Причём состояние души – и духа! – определяли ценности отнюдь не материального порядка и не бытовая обустроенность. Тогдашние идеалы лежали в сфере общественного служения… Главным образом в труде. И то была никакая не марксистская «выдумка» – коренная христианская заповедь: «В поте лица добывай хлеб свой насущный». Как жаль, что сей завет Иисуса Христа, записанный на небесных скрижалях, сегодня хитро подменён другим, явно сатанинского происхождения: «Обогащайтесь, кто как может!»
Отчётливо помню довоенный быт. Люди в общей массе жили скромно, довольствовались малым. К роскоши не то чтобы тяги не было – над ней подтрунивали, – стяжателей же публично, открыто презирали, осмеивали. Ребятня, тем более школьники, ни одёжкой, ни игрушками не задавались. Зато ценились всевозможные самоделки, рукоделие вообще.
Доложу без ложного хвастовства: к девяти годам я владел пилой-ножовкой, рубанком, стамеской, шилом. Умел обращаться даже с вязальными спицами. Но самая ценная вещь… Смастерил и подарил я любимой бабоньке собственной конструкции скамеечку для ног. Тайка тайком отнесла мою работу в школу, на городскую выставку ученических поделок, откуда она перекочевала чуть ли не в Смоленск. Высокое жюри выделило данный экспонат за его потребительские свойства, и местный обозный завод с ходу включил мою скамеечку в свой производственный план. Автора наградили путёвкой в пионерскую страну Артек. Такой же чести, помню, была удостоена и наша школьная красавица: отличница, сербияночка по имени Марьяна. Дата отъезда была:
22 июня сорок первого года… По сему поводу у нас в семье долго шутили: дескать, мою путёвку в Крым перехватил гадкий Гитлер… За что потом его Бог и наказал!
Война исковеркала и личную жизнь Таисии Алексеевны. В бою за Ужгород сложил свою голову её муж и боевой товарищ – Степан. Всего-навсего двадцать лет исполнилось вдовушке – то была её первая и последняя любовь.
Сразу же после демобилизации наша воительница приехала на родину Степана, в украинское местечко Яшполь. Чужие люди приняли её как родную – так что отпал вопрос о жилье. Тут же и работа нашлась: фронтовичку взяли в аппарат райкома партии на должность инструктора.
День ото дня звонче и бойчее звучал на улицах смех. Палисадники ломились от веток сирени, жасмина и буйства всевозможного разноцветья. Следуя зову природы, местечковые красавицы достали из скрыней и сундуков давно ненадёванное убранство и, конечно, ленты, бусы, монисты, серебряные браслеты и прочие побрякушки. Таисия же наша и в будни, и в праздники по-прежнему ходила в строгой военной гимнастёрке, в форменной юбке цвета хаки.
Но жизнь брала своё. Строгая на вид и безупречная в отношениях с людьми, Таисия Алексеевна однажды явилась на расширенное заседание партийного бюро с серёжками в ушах, нарушив негласный служебный этикет. Крохотные изумрудные камушки подарил Степан своей невесте в день её рождения. Оргвыводы не последовали, но белую ворону незаметно стали выживать из круга себе подобных…
В ту пору я уже работал и жил неподалёку, в Молдавии. Однажды в полночь получил телеграмму: «Встречай. Та».
Попытка пристроить беглянку в «солнечной республике» потерпела фиаско. Хотя записи в трудовой книжке были вроде бы вполне пристойные, но у кадровиков свой нюх, они владеют свойством читать между строк.
– Поеду-ка я к своим, на родину, – борясь со слезами, сказала Таисия Алексеевна. – Да и сам-то на чужбине долго не задерживайся.
…Билет взяла до Сухиничей, откуда была мобилизована в действующую армию. Попутчики-фронтовики склонили Та сделать остановку в Кромах. Так с компанией с поезда и сошла. Да и осталась в этом городке навсегда. Вплоть до выхода на пенсию трудилась в кабинете политического просвещения. Строго, критически оценивала стиль и методы работы местных партаппаратчиков. Однако ж всё сходило фронтовичке с рук. Ибо уважали.
Но вот как в жизни-то бывает… После развала СССР, когда все, кому не лень, почём зря поносили коммуняк, наша воительница осталась верна идеям марксизма. За что многие её вдвойне уважали. Причём не только единомышленники, но и инакомыслящие.
…Два года назад Таисия Алексеевна тихо скончалась в своей постели, о чём соседям и миру поведала её верная дворняжка по имени Авва.
Славную воительницу похоронили по-христиански, с воинскими почестями.
Всё нажитое имущество (по сути, жалкий скарб), а также тесную комнатёнку в коммунальной квартире Алмазова завещала остронуждающимся. Боевые же награды принял на сохранение местный краеведческий музей.
Теперь о самом горьком… Которое лето собираюсь в Кромы. Да всё нет и нет пути.
Прости меня, Тa, великодушно.