О, ПРОВИНЦИЯ
Мне бы в тихом переулке
жить да поживать.
По утрам вставать и булки
к чаю покупать.
Листопады… Снегопады…
Век сменяет век.
За ажурною оградой
сон библиотек.
До аптеки, рынка, школы
пешим поспевай.
Лишь на кладбище – весёлый
красненький трамвай.
Под окошком зелень грядок.
Лук дождём омыт.
О, провинция, как сладок
твой нехитрый быт!
И к тому подарку Бога,
к благости такой,
мне б ещё совсем немного,
мне б и век другой.
РОМАНС
Словно и не было прожитых лет.
Старая песенка, старый сюжет.
Так же дорога светла и пуста.
Тот переулок, и липа всё та.
Тот же мальчишка, без шапки, весной.
Чёрные ветки над ним, надо мной.
Я говорю: ни к чему эта грусть.
Ты подожди, я ведь скоро вернусь.
Скоро. Вот только экзамены сдам.
Ты подожди, не ходи по пятам.
Скоро. Вот только задачку решу.
Только отца я на фронт провожу.
Только утешу «убитую» мать.
Только на рынок слетаю продать
Тот довоенный отцовский пиджак.
Он ведь не старый ещё, как-никак.
Только буханку на рынке куплю.
Только обиду на рынке стерплю.
Только вот крикну: «Сгущёнку дают!»
Только взгляну на победный салют.
Только ещё поступлю в институт.
Только закончу его, и вот тут
строить и сеять пошлёт нас страна.
Ты подожди, я уехать должна.
Ты потерпи, не ходи по следам.
Только вот дочку я замуж отдам.
Только ещё, выбиваясь из сил,
внуков понянчу.
…А полдень-то синь.
Словно и не было прожитых лет.
Старая сказочка, старый сюжет.
Жив переулок. И липа цела.
Только мальчишки я там не нашла.
Пусто на улице, пусто в саду.
Я же пришла! Я сказала, приду!
И говорю я, обиду тая:
что же не мог ты дождаться меня.
* * *
Эти деревья за этим окном:
Ель голубая в дыму голубом,
дуб из «Войны и мира»,
клён, молодой и милый.
Сменятся фракции и президенты,
мэры,
антихристы,
видеоленты…
Только была бы за белым окном
ель голубая в дыму голубом.
* * *
Просыпаться, засыпать.
Мамин облик узнавать.
Грудь тугую в пальцах мять.
Просыпаться – засыпать.
Из-под ножниц, золотист,
локон твой упал, как лист.
Детской боли не унять.
Просыпаться – засыпать.
Широка дороги гладь.
Сладко в санках обнимать.
Горько век свой вековать.
Просыпаться – засыпать.
В образáх, свечах кровать.
Страшно (дрожи не унять)
Богу душу отдавать.
Просыпаться – засыпать.
Словно школьную тетрадь,
жизнь с конца назад листать.
Умирать и воскресать.
Просыпаться – засыпать...
КРУТИТСЯ, ВЕРТИТСЯ…
Крутится, вертится шар голубой.
Красные флаги плывут над толпой.
Вместе со всеми громко пою,
с розой бумажной я в этом строю.
Чёрного рупора чёрная пасть.
Крутится, вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню не украдёт:
в мёрзлой земле он могилу найдёт.
Песня неспетая в горле комком:
«Где эта улица, где этот дом?»
В доме старуха сидит у окна,
полубезумна, полусмешна,
в шапке мохеровой серым грибом.
Где эта девушка, вся в голубом?
…Голос из рупора громко поёт:
«Кавалер барышню не украдёт».
* * *
Вижу себя терпеливо бредущую
в сером берете, сером плаще.
Сумки-пакеты со снедью насущною
в каждой руке, на каждом плече.
Вижу себя монолитно шагающей
в людном потоке, след в след,
площадь безмерную пересекающей
на семафора мигающий свет.
Туча свинцовая – дождь надвигается.
Рук не хватает, чтоб зонтик
раскрыть.
«Юные ленинцы» – так называется
улица, где мне сподобилось жить.
Улица Юности, улица Ленинцев…
Вижу себя меж высоток крутых.
Лист облетевший надолго ль прилепится
к стеклопакетам окошек твоих?
Ливни кислотные, взрывы, пожарища…
Рук не хватает, чтоб маску надеть.
Вижу себя обречённо шагающей
улицей Юности –
в завтрашний день.