Когда Николай Алексеевич Некрасов ушёл из жизни, то хоронили его в Петербурге с небывалыми почестями. Впрочем, и многих других писателей в те времена провожали в последний путь громадные толпы поклонников – классики литературы пользовались необыкновенной популярностью.
Вот, например, как описывал похороны Некрасова его собрат по перу Короленко: «27 декабря 1877 года умер Некрасов, а 30-го, в день похорон, с самого раннего утра у его дома собралась огромная толпа, состоящая по преимуществу из учащейся молодёжи. Жестокий мороз в Петербурге, и от него живые цветы на венках блёкнут и съёживаются. Сухой морозный туман стоит в воздухе. Огни фонарей на Литейном не погашены, хотя уже около девяти утра. Море людей вокруг. Выносят гроб и поднимают его на плечи. Похоронная колесница не нужна – прах Некрасова понесут к кладбищу на руках. Депутации с венками проходят вперёд. Иней снежной пыльцой покрыл надписи на лентах: «От русских женщин», «Некрасову – студенты.», «От социалистов.».
Многоголосый хор стройно, величаво поёт «Вечную память». Медленно-медленно движется громадная процессия, чуть колыхаясь, плывёт над головами тысяч людей гроб с прахом любимого поэта и учителя. На Владимирском проспекте процессию встретили конные жандармы, полиция и сопровождали её до кладбища Новодевичьего монастыря. Толпа оттеснила жандармов к тротуарам и не позволила войти за кладбищенскую ограду.
Последняя молитва, дьякон возглашает «Вечную память», и тысячи голосов звенят последним прощанием. На опущенный в могилу гроб летят комья мёрзлой земли, глухо стуча. Падает дождь цветов. Минуты молчания. Вот над разверстой могилой встаёт старый друг Некрасова инженер Валериан Панаев. Он говорит, опустив голову;
– .Русская земля, которую так любил покойный поэт и которую он воспел, как никто, лишилась одного из величайших сыновей своих, которые умеют жить жизнью своей матери родины, умеют страдать её страданиями, плакать её слезами.
После Панаева говорил известный писатель-народник Засодимский, а затем вышел вперёд человек с трагически скорбным лицом. Тихим, слабым голосом произнёс Достоевский несколько слов, и стало тихо-тихо.
– .У Некрасова было раненое сердце, и незакрывающаяся рана эта и была источником всей его поэзии, всей страстной до мучения любви этого человека ко всему, что страдает от насилия, от жестокости необузданной воли, что гнетёт нашу русскую женщину, нашего ребёнка в русской семье, нашего простолюдина в горькой доле его. В поэзии нашей Некрасов заключил собою ряд тех поэтов, которые приходили со своим «новым словом». В этом смысле он в ряду поэтов должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым.
Несколько секунд тишины – и вдруг чей-то одинокий выкрик:
– Он выше их!..
– Да, да, выше, выше! – раздалось ещё несколько голосов из группы молодёжи, принёсшей венок «От социалистов». – Они только байронисты.
– Не выше, но и не ниже Пушкина! – обернувшись в сторону кричавших, с лёгким раздражением ответил Достоевский.
– Выше, выше! – упорствовали молодые люди.
Таких похорон на Руси не было
«Масштабнейшим явлением» назвал похороны в 1881 году в Петербурге самого Фёдора Достоевского критик Николай Страхов. По воспоминаниям современников, в траурной процессии участвовало около 60 тысяч человек. При выносе тела писателя из квартиры в Кузнечном переулке в церковь Сошествия Святого Духа в Александро-Невской лавре насчитывалось 67 венков. Пели 15 хоров певчих. Удивительно, что всё это шествие образовалось молниеносно, без приготовлений, поскольку смерть Достоевского стала для всех неожиданностью. Весь Невский проспект был заполнен народом. Это была величественная картина, процессия растянулась на огромное расстояние, более чем на версту, то есть около полутора километров. Чтобы проводить писателя на кладбище Александро-Невской лавры, собралась громадная толпа из самых разных слоёв общества. Гроб с телом Достоевского всю дорогу несли на плечах почитатели его творчества.
Михаил Александров приводит случай о том, как простой люд удивлялся грандиозному шествию и интересовался, кого хоронят с такими почестями. Когда же узнали, что это не какой-нибудь генерал или начальник, а писатель, то был сделан такой вывод:
– Стало быть, книги хорошие сочинил, – заключал свои расспросы уяснивший наконец себе простолюдин, что такое писатель, сочинитель.
– Стало быть, так!
Процессия уже приближалась к лавре, а толпа всё росла. В большинстве учебных заведений отменили занятия: их учащиеся и воспитанники колоннами шли к Невскому и присоединялись к провожающим. Гроб с Достоевским был установлен в церкви Сошествия Святого Духа: люди преклоняли колени и молились до самого вечера. Вечером толпа почитателей уменьшилась, чтобы явиться на следующий день на отпевание и погребение. На Тихвинском кладбище над открытой могилой произносились речи и читалось множество стихотворений, посвящённых памяти Фёдора Михайловича. Молодёжь пыталась пронести к месту погребения Достоевского кандалы в знак того, что писатель подвергался политическим гонениям. Гроб был накрыт принесёнными венками практически до верхней части склепа. От венков публика отрывала и уносила с собой цветки и листочки на память о любимом писателе...
«Поборнику правды»
При огромном стечении народа хоронили в Петербурге в 1889 году сатирика Михаила Салтыкова-Щедрина. «.Всех венков было перед выносом более 150, – писал в одном издании русской эмиграции очевидец этого события, – но среди них выделяется особенно один венок – из лавров и терниев с одной только розой и с надписью внутри, на чёрном бархатном поле: «Русскому гражданину», а на траурных лентах: «Обличителю мракобесия» и «Поборнику правды». Гроб вынесли учащиеся и поставили на катафалк, так как полицией запрещено было нести его на руках. Массы народа окружили катафалк, не производя, однако, беспорядка. Громадная процессия широко раскинулась вдоль улицы. Громкое пение студенческого хора слышно было уже издали и вызывало к окнам массу трудящегося, тёмного люда, который не понимал ещё смысла происходящего перед ним, но которого удивляла эта громадная толпа, шедшая за катафалком.
У свежевырытой могилы, рядом с могилой Тургенева, собралась такая громадная толпа народа, народа интеллигентного, среди которого отсутствовали шитые мундиры, ордена и ленты, но среди которого попадались кое-где и простые головные платочки, и серые солдатские шинели, которая давно уже не собиралась в Петербурге.»
Гроб нёс граф Орлов
Так торжественно хоронили в те времена не только писателей, которых восторженная молодёжь и интеллигенция считали тогда своими кумирами, но и признанных, обласканных властями литераторов. Как, например, баснописца Ивана Крылова, которому соорудили пышный памятник в Летнем саду на средства, собранные по подписке. Когда в 1844 году Иван Андреевич скончался, гроб его установили в Исаакиевском соборе, над ним совершались литии и панихиды при стечении, как писали, «огромного количества народа всех сословий».
Из Исаакиевского собора гроб с телом Крылова, который несли на руках студенты, доставили в сопровождении многолюдной процессии в Александро-Невскую лавру. Граф Алексей Орлов, один из первых людей в государстве, неожиданно отстранил одного из студентов и сам нёс гроб до дрог. В лавре после литургии отпевание покойного совершили владыка Антоний, митрополит Санкт-Петербургский, Новгородский, Эстляндский и Финляндский, викарный епископ Иустин и владыка Афанасий, епископ Винницкий. Весь высший аристократический и чиновный Петербург был здесь.
В день похорон друзья и знакомые Крылова вместе с приглашением получили по экземпляру изданных им басен, на заглавном листе которых под траурною каймою было напечатано: «Приношение на память об Иване Андреевиче, по его желанию».
«Как хороши, как свежи будут розы...»
Не всем, конечно, знаменитым петербургским литераторам удалось уйти из жизни в сопровождении толп опечаленных поклонников. В начале прошлого века в России мало кто был популярнее петроградского поэта Игоря Северянина. В феврале 1918 года в Политехническом музее Москвы состоялись выборы «короля поэтов». По итогам голосования победил Северянин, а Маяковский оказался лишь вице-королём.
«Я – гений, Игорь Северянин, своей победой упоён.» – торжествовал поэт. Он был уверен, что также триумфально он завершит свою жизнь. «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб», – писал Северянин сам о себе. Однако под конец жизни он оказался в эмиграции в Эстонии, в полной нищете, и на кладбище его отвезли на простой крестьянской телеге в сопровождении всего нескольких человек. И, конечно, никто никаких роз ему в гроб не бросал.
Андрей Соколов