Татьяна МОРОЗОВА
Люди сверху, люди снизу: Повести. – М.: Время, 2008. – 304 c. – (Самое время!).
Сборник Натальи Рубановой составлен из трёх текстов: 1. «Люди сверху, люди снизу» – «текст, распадающийся на пазлы»; 2. «Школьный роман» – повесть; 3. «Эгосфера» – «нероман вполоборота». А чтобы вытащить из-под всей этой груды слов и рефлексий собственно Аннушку, можно предложить читателю запустить своё изобретение – буквоочистительный комбайн. Он к тому же понадобится и при чтении неоромана «Эгосфера». Оговоримся: если бы вышеперечисленные соло, вердикты и пр. были исполнены виртуозно, никаких комбайнов изобретать бы не пришлось. Но как-то это… невкусно, что ли. Обычная такая болезнь роста – написать абзац, а потом «защитить» его от ретрограда-редактора. А такого рода вставочка «ВОПРОС РЕДАКТОРА: прилагательное «классная» и наречие «более» плохо сочетаются друг с другом. Не опустить ли наречие?» при всём своём намёке на ехидство (приведена после использования известной неприличной поговорки с опущенной ненормативной лексикой) не даёт тексту ни-че-го. Ну, кроме, может быть, визуальной отбивки мысли одной от мысли другой. Но читателю-то – за что?
Текст «Люди сверху, люди снизу» – жизнеописание лапочки по имени Аннушка из уездного города N – распадается всего на два пазла. Малое число пазлов компенсируется большим количеством прибамбасов.
Едва читатель, малость очарованный неоязыком сказки (мамо и папо, инженегры, очень средняя школка) и ностальгически взгрустнув о временах, когда за колбасой и ирисками ездили в Москву, расслабляется, в бой вступает артиллерия. Литобстрел мощный, прописными к тому ж буквами. Соло реанимационной машины; вердикты подглядывающей в рукопись сломанной пишущей машинки; репризы от кутюр (тень г-на Набокова); бормотание, шёпот, крик и пр. редактора; заметки редактора на полях; реплики суфлёров корректора. И уже на добивание – бесконечные разборки автора с самим собой и писательской своей сущностью, с раздваиванием на автора-мужчину и автора-женщину, препирательства с «пис-сателем», а заодно и со всеми суфлёрами и прочими артиллеристами. Чувствуется большой опыт работы над рукописью под чутким руководством опытных литработников. Поучительно, конечно, но читателю почему-то интересно про Аннушку, уж извините.
Отшелушивающий буквы комбайн. Применяется в тех случаях, когда начинающий автор, обалдевший от свалившейся на него власти (а это сладкое чувство – ты владеешь миром, потому как можешь описать его, гадкий, или, напротив, создать собственный, волшебный или ещё более гадкий, но СВОЙ), начинает баррикадироваться, защищая своё настоящее Я, заворачивать свой пока слабый (но СВОЙ) внутренний замок во множество одёжек, забывая о застёжках. И чем больше «откровений», тем большего пространства требует защита, больше букв, слов, откровений реанимационной машины и пр. Чистим. Текст сжимается, проявляется хрупкий стержень.
Собственно история Аннушки достаточно проста. Юная девушка приезжает в Москву. Кажется, учиться. И попадает, как и положено, в ад. Главный тренажёр – ОНО. Общежитие (комната 127) и становится главным учителем и, пожалуй, что и самым жизнеспособным персонажем повести. Страшное бытие комнаты 127 не нуждается ни в комментариях редактора, ни во всхлипываниях суфлёров.
Пройдя испытание в ОНО с минимальными потерями, Аннушка продолжает искать себя. Находит: работу в ненавистной школе, комнату с ненавистными соседями и – главное – буквы. Она начинает писать. Сублимация в чистом виде. Дальше. Поиски лучшей доли, попытка любви, нахождение лучшей (хотя и не настолько) работы, замужество. Чем дальше, тем более пунктиром. Замужество (у «Чёрта Иваныча» возраст и московская прописка), собственное дело, быстрые и невнятные любовные связи. С героиней надо что-то делать, но что именно, автор не знает. Похоже, Аннушка ей порядком поднадоела. Наскучив героиней, автор (мужчина-женщина всё спорят, препираются: разводить не разводить, фабула, то-сё) отправляет Аннушку к морю с юным «малчиком» и там, запустив в воду, хочет (но жалеет) утопить… «Полный абзац». Пазлы закончились.. Муму, где ты?
«Нероман вполоборота» «Эгосфера» этаким сиквелом-приквелом возвращает Homo читающего в обволакивающе рефлексивную среду «Людей сверху». Интернет-язык (аффтор, фтопку и проч.) сгущается, уменьшительные суффиксы (школка, работка и мн. др.) начинают раздражать. Вместо Аннушки в главные персонажи выходит клон – Savva Pe4onkin (или наоборот – Аннушка есть клон Savvy, что несущественно) и пытается существовать. Напрасные попытки: «гнобь за копейи» парень, снимай квартиру! А ведь Savva не просто ник, он страдает, вдобавок его бросила подруга Крысёныш. Крысёныш, впрочем, пропадает недолго – она появляется несчастная и беременная от неизвестного «малчика», которого сняла на пару с подругой, дабы утешиться от обмана (злодей-политик, которого Крысёныш пиарила, не щадя живота своего, не заплатил обещанного гонорара). Благородный Savva предлагает экс-подруге оставить ребёнка, и спустя полторы съёмных квартиры рождается однорукая мёртвая девочка с шестью пальчиками.
Так в эгосферу повествования с его плоскими персонажами, похожими более на героев компьютерной стратегии, чем на Homo настоящих, вклинивается обрывок реальной жизни. Эта реальность цепляет, да ещё как! Savva дальше функционирует, Крысёныш пьёт, появляется персонаж Лора, Savva ищет правды у индусов, а Homo читающий то и дело лихорадочно перелистывает назад страницы книги: показалось? Нет, всё верно. Мёртвая однорукая девочка с шестью пальцами. Если бы «простигосподи критик» осмелился на изысканность и неземную красоту, непременно сравнил бы прозу Натальи Рубановой с такой вот девочкой. Но – зачем? Автор и сам (а) всё понимает: «В моих руках голые без кожи, буквы. /…/ Они скачут ко мне как блохи. /…/ И все – смеются: «Ты до сих пор не знаешь, о чём писать? Подавись, подавись нами!» – мне некуда от них деться».
Текст распадается на абзацы, абзацы на буквы. Одушевлённые предметы не оживают, неодушевлённые становятся живыми. Люди сверху, люди снизу, а посередине – эгосфера.
Кстати, для непосвящённых: «Эгосфера – это афедрон, в который попадает индивид, достигший определённых высокочастотных низот, благодаря которым не может воспринимать трёхмерное пространство вне контекста собственного квадрата».
Ну вот, наконец-то всё стало просто и понятно. А вы говорите – повести.