Римма Ханинова
Родилась в 1955 году. Поэт, переводчик. Член Союза писателей России, доктор филологических наук, заслуженный деятель науки Республики Калмыкия, лауреат литературной премии РК им. Д.Н. Кугультинова.
* * *
Под Смоленском в сентябре 1943 года его батальон трое суток не мог взять высоту. Враг сопротивлялся, ведя огонь из тяжёлых орудий с разных позиций. Несколько наших танков было подбито, и в бинокль были видны развороченные снарядами, почерневшие от копоти машины, на башне – не успевшие спастись танкисты в обгоревших шлемах и комбинезонах. Пехота полегла уже на подступах к высоте.
Дмитрий Горбов командовал пулемётным расчётом. И, когда батальон пошёл ночью на штурм высоты, он вскоре заменил погибшего наводчика. После короткой очереди ужас охватил его: пулемётная лента оказалась с трассирующими пулями, выдавшими противнику его расположение. Сразу рядом стали ложиться немецкие пули. Но Дмитрий продолжал стрелять, решив вызвать огонь на себя, чтобы помочь продвижению атакующей пехоты. Не успев вскрикнуть, погиб и помощник наводчика.
Вражеские пули уже стучали по щитку пулемёта. Одна из них, найдя смотровую щель, пролетела и ударила Дмитрию в лицо. Он тут же лишился сознания. Когда пришёл в себя, ничего не увидел и не услышал – кругом тьма и тишина. Не сразу понял, что случилось. Подумал: ночь, наверное, оглох от канонады, да и отстал от своих, которые ушли вперёд. Нащупал рядом автомат, горячий, будто нагрелся на солнце.
На самом деле прошло более суток после боя. Санитары, собирая раненых, приняли его за мёртвого: всё лицо залито кровью, тело недвижно. Пуля же, попав в правый глаз раненого, прошла дальше в голову, застряв в двух миллиметрах от мозга.
Дмитрия настигла боль – он прикоснулся к глазам: сплошная рана. Он ничего не видел! Озираясь, услышав близкий стон, осторожно спросил:
– Кто тут?
– Свой. Рядовой Савельев. Ранен в ногу.
– Что сейчас – ночь?
– Полдень, товарищ сержант. – Полдень?.. – помолчал. Значит, почти ослеп. Сколько времени прошло после боя?..
Потом позвал:
– Идти можешь, хлопец?
– Сам не смогу.
– Ползи сюда. У меня с глазами беда: ничего не вижу, темень сплошная, як в подполе.
– Тут я уже, товарищ сержант, – отозвался чужой голос.
– Сержант Горбов, запомни на всякий случай. С Ростовской области.
– Есть запомнить, товарищ сержант.
– Ну, вот и ладно. Давай выбираться, боец. Слепому безногий – поводырь, а безногому слепой – что костыль. Что ж тебя санитары не подобрали?
– Мимо прошли, наверное, товарищ сержант. Да я их и сам не заметил. Наверное, сознание потерял на время… Кое-как позже себе перевязку сделал. Может, вам тоже перевязку, товарищ сержант?
– Не надо. Кровь давно остановилась, аж корка на лице, не сколупнёшь. Лучше не трогать лиха, пока оно тихо, как у нас говорят в сальских степях.
Так с трудом и пошли, помогая друг другу, по пути останавливаясь передохнуть. Разговорились на привалах.
– Товарищ сержант, а вы воевали раньше?
– Досталось, боец.
– Видать, вы человек бывалый. А я со школьной скамьи. Из Ельни я.
– На финской был, ранило меня, в госпитале лежал. Летом сорок первого пришёл домой. Думаю, всё, отвоевался. Двадцать пять годков как-никак. Жена у меня, Аня, двое сынишек. Решил дом строить. Из самана. Знаешь, что это такое? Слышал? Ну, так в субботу, 21 июня, кончили делать этот саман, полсела подмогнуло. А в воскресенье, 22 июня значит, начали всем миром строиться. Днём пошёл я в магазин за водкой, чтобы отметить, как полагается, стройку. И там узнал новости. Прибежал домой с пустыми руками, кричу: «Война с немцами, хлопцы!» А никто ещё не знал, сразу даже не поверили. Как же, договор ведь с Германией этой заключили.
– Да, кто мог подумать, товарищ сержант.
– Через день ушёл на войну германца бить.
– А меня недавно призвали, товарищ сержант. Я все пороги военкомата оббил, пока добился своего. Одноклассники на фронте тоже.
– Всем миром, как с Наполеоном. Страна наша большая, народу много, сдюжим, хлопец.
– Одолеем, товарищ сержант. Как же иначе?
– Да, боец, никак иначе нельзя. Вот только дойдём с тобой до наших, подремонтируемся малость – и в строй. Я до войны, видишь ли, на тракторе трудился. Не понаслышке знаю: коли механизм в порядке, то и работа всякая спорится.
Так и дошли до своих. «Битый битого ведёт», как пошутил сержант Горбов.
Осмотрели его как следует и отправили самолётом в Москву, в госпиталь. Уж очень необычный случай. Удивились те врачи такому пациенту, принялись за лечение. А пуля в голове сержанта оказалась блуждающей. И доставляла ему мучения.
– Братцы, хоть башку себе отрывай и выковыривай эту гулёну оттуда, – говорил он, преодолевая боли.
Однажды в палате Дмитрий стал задыхаться. Раненые соседи послали за доктором. А один из них, могучий сибиряк, чтобы прекратить его страдания, не выдержав, вздумал помочь народным средством: несколько раз стукнул со всей силы здоровенным своим кулаком Горбова по спине.
И вдруг что-то металлическое цокнуло во рту по сцепкам, которыми раненому укрепили раздробленные зубы. Сразу стало легче, дыхание выровнялось, сержант повеселел.
А тут и доктор прибежал.
– Ну, вот, кричали, что Горбов умирает, а он улыбается, – говорит.
Разжали сержанту зубы, вытащили ту самую пулю, что тогда в правый глаз залетела, – позеленела она уже за это время.
– Зелёная какая, – только и выговорил Дмитрий.
– От злости, наверное, – пошутил сибиряк. – Загостилась, негодяйка.
– Подальше бы от таких непрошеных гостей, – поддакнул другой раненый сосед.
– Доктор, а скажите, какая уникальная операция – без скальпеля. Удар кулаком – и вот она, пуля-то, – недоуменно вымолвил сибиряк.
– Да от твоего кулака и снаряд выскочит, – не то что пуля, – радостно отозвался сосед.
А Дмитрий молча смотрел на пулю, которую дал ему в ладонь доктор, и только задумчиво качал головой.
– Пуля дура, а штык молодец, недаром говаривал Суворов, – заметил сибиряк, заключив свой диагноз.
– Если хочешь, оставь себе на память, сержант, – сказал доктор, наблюдая за Горбовым.
– Навроде оберега? – уточнил Дмитрий.
– Что-то вроде этого, – ответил тот.
– А я бы выбросил, – сказал сибиряк.
– Оставлю, – решил Дмитрий.
– Ну, и хорошо, – согласился доктор. – А левый глаз мы тебе подлечим.
– Будешь бить фрица одним глазом, – подхватил сибиряк. – Кутузов разбил же француза.
Горбову врачи вернули зрение на левом глазе.
И после выписки он снова ушёл на фронт. А за тот бой наградили его орденом Славы третьей степени.
Воевал до самого конца войны. И всюду с ним во время войны в завязанном платочке кочевала та пуля. Время от времени он вынимал её из кармана гимнастёрки, рассказывал эту необыкновенную историю по просьбе любопытных людей, сам удивляясь своему везению.
Привёз её с собой, когда в 1948 году переехали в калмыцкие степи. Лежала она теперь в комоде, на дне металлической коробки из-под леденцов, откуда хозяин изредка её вынимал, сопровождая свой рассказ.
Жена при этом снова начинала плакать, никак не привыкнув к пуле.
Дети осторожно дотрагивались, переспрашивали, гордились отцом.
– Батя, ты как Кутузов!
– Ну уж Кутузов! – неловко отмахивался отец, но самому было приятно, что дети чтят память о войне.
– Ты бы написал об этом, – посоветовал ему сосед-инвалид. – Как всё было. Пусть внуки и правнуки знают, как нам досталась эта победа.
– Запишу как-нибудь, – согласился Горбов.