ЛИТПРОЗЕКТОР
Эмигрантская лира: Сборник стихов, переводов и эссе финалистов, членов жюри и иностранных участников. – Бельгия, Льеж, 2011. – 256 с. – 300 экз.
Игорь ДУАРДОВИЧ
Сегодня существует пугающее разнообразие литературных конкурсов, известных и не очень, и почти в каждом к пьедесталу протискивается хотя бы один графоман. А когда они собираются «шумною толпой», это называется фестиваль.
Всемирный поэтический фестиваль русского зарубежья «Эмигрантская лира» в 2011 году был проведён в бельгийском Льеже в третий раз и стал уже традиционным. Организатор и автор идеи Александр Мельник, члены отборочного и финального жюри добиваются общих целей: привлечь внимание к литературному процессу русскоязычных авторов-эмигрантов, «усилить объединительные тенденции в развитии рассеянной по миру русской поэзии, сблизить поэтов диаспоры и поэтической митрополии».
Одним из способов привлечения внимания и консолидации стал очередной итоговый сборник стихов, эссе и переводов, в котором были напечатаны произведения не только финалистов, но и членов жюри (А. Грицмана, Д. Чконии, А. Радашкевича, О. Горшкова и др.), а также иностранных внеконкурсных участников. Всего около пятидесяти авторов. Но нас будут интересовать конкретно произведения поэтов-финалистов, так как фестиваль позиционирован, напомню, именно как поэтический.
С сорока сороков… Стародавних времён
в переулках московских затеряно время…
И, светясь на Ордынке в проёмах окон,
март, продрогнув, заходит погреться
в кофейни.
С сорока сороков – гулким отзвуком звон
донесётся, как эхо, до самых окраин,
где машинным сигналам звуча в унисон
вместе с мартом взовьётся
в грачиные стаи.
Стихи Татьяны Скориковой, финалистки в номинации «Неоставленная страна», абсолютно тривиальные, с провальными образами и скучным жизневоззрением. Есть и неловкости звучания, как, например, в заглавном словосочетании «С сорока сороков», выполняющим роль анафоры, где предлог просто «тонет» в числительном.
Лишь воском плачется свеча
За всех ушедших раньше срока,
Прощальный отблеск свой меча
На лики божьи. Ночь глубока…
Это строки уже другой финалистки, представленной в эмигрантских номинациях под инфантильным виртуальным псевдонимом ella vita. А стихи всё о том же и, кажется, по-прежнему голословны. С напыщенной церковностью всегда так, и вряд ли она свидетельствует о какой-то глубокой тоске по Родине. Вряд ли вообще сегодня она может о чём-либо свидетельствовать, не важно, сочинил эти стихи поэт-эмигрант или поэт митрополии.
Такими же пошлыми и замусоленными выглядят тексты других авторов, где «Слишком ранняя осень», «Кружится вечер за окном», «Александровский ангел, два белых крыла», «Скрипка и кларнет – души отрада…» или блоковская парцелляция (стилистический приём расчленения в поэтическом произведении фразы на части или даже на отдельные слова. – Ред.) «Фонарь. Аптека» – давно примелькавшаяся аллюзия.
Произведения многих участников сборника тенденциозны: герой стихотворений, а иногда стихопрозы выглядит старомодным: «От ностальгии нет лекарства, / Хоть водку вёдрами хлещи. / Перед глазами красный галстук, / В столовой школьной снова щи», а в конце «Запущенная коммуналка, / Полураздолбанный трамвай… / И так всей дряни этой жалко – / Хоть водку пивом заливай!» (Наталья Резник). А эти стихи абсолютно ирреальны, будто бы написаны в постнаркотическом воодушевлении: «Ужаленный на голову крестьянин / Среди растений босяком стоит / На страже пограничных состояний / С копьём в руке, и непреступен вид, / А мог остаться просто человеком…» – и ещё: «Крестьянин провозил на страх в желудке / Новейшую религию стрекоз…» (Ламволь Хейнрих). Во-первых, нельзя «ужалить на голову», хотя оно и понятно, так как автор – иностранец, сочиняющий на русском. Во-вторых, в такого фэнтези-крестьянина не веришь. Любое искусство, не только поэтическое, лишается смысла, когда в нём что-либо «искусственно».
Немного об авторах-победителях: в номинации «Эмигрантский вектор» таковой признана Римма Маркова, в номинации «Неоставленная страна» – Илья Рубинштейн. Маркову можно отличить по строфическому аскетизму, точным рифмовкам и достаточно сильным концовкам: «Вне условностей или условий / с погремушкою в каждой руке… / Дай им Бог утешения в слове. / Всё равно, на каком языке». Хотя Маркова в своей номинации немногим интереснее и трогательнее остальных, поэзия её по духу – из семидесятых. Самое слабое звено в подборке автора: «В том городе, где я живу всегда, / в каких бы городах ни проживала, / фонарь, аптека, улица, вода, / и снова – ледяная рябь канала» – опять тот случай с аллюзией к Блоку, когда классик «мстит» своим любителям.
Рубинштейн ничем не примечателен: «Вот и было нам счастье. Пусть самая малость. / В двадцать первом не сыщешь на счастье подков… / День Победы и ты – это всё, что осталось / От минувшего века стране дураков...» Читая подобное, остаёшься в лёгком недоумении. Эти стихи версификатора, то есть, по первому определению в словаре Ефремовой, стихотворца, владеющего техникой стихосложения, но не обладающего поэтическим талантом. Они написаны с обывательским безвкусием и дёшево драматизированы. Темы стихотворений Рубинштейна, представленные в фестивальном сборнике: «наследие прошлого», «воспоминания о «битловской» юности», «танки в сорок третьем – бабушкины воспоминания».
Итоговый сборник «Эмигрантская лира», если выводить общую черту, оказался средним по версификаторскому уровню. Таким образом, читатель становится жертвой чьего-то дурного вкуса и, скорее всего, непрофессионализма членов отборочного жюри. Возможно, именно они в ответе за выбор такого количества сенситивных (неуверенных в себе, застрявших на своих переживаниях. – Ред.) дилетантов.