«Большая книга» приближается неотвратимо
Осенью этого года мы во второй раз узнаем имена трёх счастливчиков, которые получат за свои произведения самые большие в России денежные призы в области литературы (исключая Государственную премию, которая в области литературы вручается не ежегодно). Первый лауреат получит 3 миллиона рублей, второй – 1,5 миллиона и третий – 1 миллион. Сколько стоит литература – неизвестно. Ещё сложнее определить: какая книга реально является Большой, если, конечно, исходить не из листажа, а из качества текста, его общественного значения, а тем более – перспектив на будущее. Поэтому моя экспертиза пяти произведений из «длинного списка» премии «Большая книга» будет традиционной: анализ текстов и их оценка по пятибалльной шкале с соответствующими «звёздочками».
НЕ «ЖД»АЛИ?
В отличие от многих своих коллег, убеждённых в том, что Дмитрий Быков – замечательный журналист, неплохой поэт и плохой прозаик, я считаю Быкова прозаиком хорошим. «Орфография», «Эвакуатор» и «Оправдание» – весьма порядочные романы. Особенно «Орфография» с его игрой в культурные знаки эпохи 20-х годов прошлого века, в которых Быков хорошо разбирается и которые хорошо, хотя и по-своему, чувствует. Но «ЖД» – вещь, на мой взгляд, совершенно провальная. Псевдощедринская фантасмагория на тему борьбы «евреев» и «русопятов» (будем называть вещи своими именами, хотя у Быкова они на скорую нитку зашифрованы) лично мне ничего нового не сказала об этой известной культурной парадигме, зато много не самого лестного сказала о самом авторе. Во-первых. Дурновкусием несёт от жанра – поэма. Если это шутка, то не смешно. Если это всерьёз – то по’шло. Во-вторых. Провокационность названия романа остаётся на совести автора. В чём провокация – понятно. Зачем она нужна – непонятно. Кого Быков хочет этим разозлить (напугать, рассмешить и т.д.)? В-третьих. Быкова, очевидно, сильно обидели во время службы в рядах Советской армии. По-человечески можно ему посочувствовать. Но читать садомазохистские страницы о внутриармейских неуставных отношениях – неприятно, потому что в них нет ни боли, ни весёлой злости, а есть лишь какая-то запоздалая тоскливая ярость. В-четвёртых. Парадигма «евреи – русопяты» при всей своей неприятности на самом деле куда интереснее, чем её изображает Быков. Это кривое зеркальное отражение вполне реальной культурной проблемы, о которой Солженицын написал в книге «200 лет вместе», которую Быков, естественно, терпеть не может, потому что это книга серьёзная, а Быков на эту тему серьёзно рассуждать не может – кишка тонка. И, наконец, в-пятых. К качеству текста это не имеет отношения. Но по совести, Быков, как первый лауреат «БК» прошлого года, был просто обязан снять свою кандидатуру с нынешнего марафона. Возможно, ему наплевать, что кто-то из-за него вылетел из «короткого списка». Он, допустим, тяжеловес и презирает хлюпиков. Он, допустим, ницшеанец и не терпит слабых. Но дело, боюсь, в другом. Быков слишком влюблён в свой последний роман. В свой слабый последний роман. Дружно пожалеем Быкова.
ДУШЕВНО И СО ВКУСОМ
Я с удовольствием отдал бы повести (а не роману) Слаповского все пять «звёзд», потому что писателя этого давно люблю, а человека очень даже уважаю. Но объективно Слаповский проигрывает другим финалистам. И это при том, что он написал, может быть, лучшую свою вещь. Герой повести страдает амнезией. Память возвращается к нему, когда рядом с ним вспыхивает огонь, и каждый раз он оказывается другим человеком, с другой судьбой, воспитанием, образованием и т.д. Сама по себе эта сюжетная находка могла бы стать холодной литературной игрой. Но Слаповский одушевил её темой любви. В героя (то есть героев, ибо герой предстаёт в разных качествах) влюблена простая деревенская (полугородская) женщина. Она любит его в любых качествах и мучается из-за того, что после каждого «перевоплощения» ей приходится заново объяснять, кто она такая и почему ему нужно жить с ней. Этот бесхитростный, по сути, ход наполнил повесть каким-то удивительно мягким, человеческим светом. Это и есть самое лучшее в Слаповском. Это и сериалы его («Участок», «Остановка по требованию» и др.) заметно выделяет на фоне других. Слаповский человечен, как это ни банально звучит. В наше время это очень редкое качество, если оно ещё и соединяется с литературным вкусом. Я бы очень хотел, чтобы Слаповский получил хотя бы третью премию «БК». Но «Синдром феникса» Большой книгой, конечно, не является.
ПРОХАНОВУ ПОВЕЗЛО
Лев Данилкин, популярный литературный обозреватель журнала «Афиша», никакой «БК», конечно, не получит. «БК» по определению не дают за сочувственные романы о таких личностях, как Проханов. Лично мне всё равно. Я Проханова-писателя не люблю. Всё это подростковое «декадентство», замешенное на войне и геополитике, мне представляется выморочным и даже вредным. Если Проханов не доиграл в литературные игры ХХ века – это его личная проблема. Но когда «декадентство» переносится в область политических интриг и провокаций – лично мне смердит. Тем не менее Проханов – личность крайне интересная. Он – умница, игрок, острослов и, наконец, просто человек очень насыщенной внешней судьбы. И это прекрасно, что ему повезло со своим биографом. Больше того – со своим Эккерманом. Если бы его биографию написал какой-нибудь присяжный критик с Комсомольского проспекта, где находится «патриотический» Союз писателей, вышла бы гадость. Но когда роман (именно роман!) о нём пишет молодой, подтянутый сноб из «Афиши», выходит конфетка. Данилкин написал замечательную книгу. Я ему искренне завидую. Он чуть-чуть моложе моего поколения критиков и уже показал, на что он способен в большом формате. Единственный недостаток книги – многословие (местами), повторы (местами) – можно легко устранить при издании или переиздании. Читать роман – одно наслаждение. Автор оказался конгениален своему герою. Он такой же неисправимый эстет, сноб и всезнайка. Эдакий Набоков в шортах. Но пишет вкусно, азартно, зло. Книга очень амбициозная, местами неприятная, но и ресурсов на неё затрачено немало. Кто бы мог подумать, что «глянцевый» Данилкин часами, днями и месяцами специально беседовал с Прохановым, ездил с ним по «местам боевой славы», сидел в редакции «Завтра», слушая бредни прохановских сотрудников. Наконец, он перелопатил гору газет, журналов 60–70–80-х годов. Наконец, он прочитал (и въедливо) всего Проханова! Книга отменно выстроена и закольцована. Браво. Завидую.
ФЕДЯ МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ
Вообще-то «Empire V» было бы правильнее перевести как «Империя В», то есть империя вампиров. К стилю «ампир» роман не имеет прямого отношения, в нём нет монументальности. Это довольно грустная сага о том, что люди старательно создают собственный мир как обустроенную тюрьму. «Философия» Пелевина в чистом виде всегда скучна и непродуктивна, потому что это писатель органически «не чистый», смешанный. Его главная сила возникает в точке пересечения социальности и метафизики, которые в принципе не должны пересекаться. Если ты социален, то не метафизичен, и наоборот. Если тебя заботят проблемы современного общества, то мало волнует вечное, а если тебя волнует исключительно вечное, уходи в монахи. Пелевин каким-то образом меняет траекторию этих параллельных линий и заставляет их пересекаться. В точке пересечения происходит вспышка. Там всё искрит и шипит, как при грубой сварке. Но это и есть тот самый Пелевин, которого ни с кем не спутаешь и который занял своё прочное место в литературе. «Социально-метафизическая» проза – это пелевинский конёк. Это и есть его «ампир». А уж с вампирами, оборотнями, финансистами или рекламщиками – не суть важно, тем более что в пелевинском мире между ними нет принципиальной разницы. «Когда-то звёзды в небе казались мне другими мирами, к которым полетят космические корабли из Солнечного города. Теперь я знаю, что их острые точки – это дырочки в броне, закрывающей нас от океана безжалостного света. На вершине Фудзи чувствуешь, с какой силой давит этот свет на наш мир». Этот финал пелевинского романа решительно отличает его от плоской, неметафизичной (даже если пишется о религии) прозы наших дней. Хотим мы этого или нет, но Пелевин – это наш современный Достоевский. Если не Фёдор Михайлович, то как минимум Федя. И – ещё… В последнем романе Пелевина очень возвышенно звучит тема любви. И откуда это вдруг в нём?
ПРОСТО ХОРОШИЙ ПИСАТЕЛЬ
Разбирать прозу Дины Рубиной я принципиально отказываюсь. Просто ставлю ей пять звёзд. Есть за что. Сегодня я не знаю писателя более цельного и внятного. Именно внятность, прозрачность смысла и языка, на мой взгляд, главное её достоинство. Не могу сказать, лучше её последняя вещь прежних вещей или хуже. Это не суть важно. Дина Рубина – явление всегда законченное, всегда неожиданное и всегда феерически талантливое. Она – просто писатель. Без выкрутасов, без самолюбования, без намёков на «нечто такое, чего вы не знаете, а я вам скажу». Она пишет не о себе (хотя и всегда о себе тоже), она пишет о мире, в котором живёт. Она – литературный работник. Литературный работник – это звучит гордо. И Дина Рубина это знает и этим, по-моему, счастлива. Я всегда заряжаюсь от её прозы позитивной энергией, которой хватает на несколько месяцев. Поэтому чем чаще выходят книги Рубиной, тем лучше. Последний роман – о ташкентском детстве. Не так лаконичен, как прежние книги Рубиной, но такой же вкусный и освежающий. Главный секрет Рубиной – совершенная адекватность её языка изображаемому миру. Кажется, так просто, но эта тайна недоступна 99% писателей. Они элементарно не умеют говорить литературой. Они не знают тайны литературной речи. Не диалогов и монологов, но – авторской речи. Рубина знает эту тайну. И поэтому она первая.
