ИНТЕРТЕКСТ
Сегодня у нас в гостях Михаил Попов – известный прозаик, поэт, киносценарист, лауреат премий имени Ивана Бунина, Андрея Платонова, Василия Шукшина, премии Москвы.
– Михаил Михайлович, недавно вы отметили пятидесятилетний юбилей, что считается поводом для подведения предварительных итогов. А кажется, ещё недавно числились в «молодых»…
– В советское время было очень легко стать молодым писателем. Напечатал подборку стихотворений, рассказ, а то и просто мелькнул на каком-нибудь семинаре, и ты уже член корпорации. Зато выбраться из этой колеи было почти невозможно. В «молодых» ходили до седых волос. Я и сам ещё не так давно слышал, бывало, в свой адрес – «молодой писатель». И тут вдруг – «подведение итогов»! То есть получилось так, что я долго-долго ехал на ярмарку, а тут неожиданно спрашивают: что, уже домой едешь? что приобрёл? Оказывается, что на самой ярмарке я так и не побывал. Или просмотрел её. Только-только начал разбираться, что тут к чему в сочинительском деле, а меня уже, говоря словами президента, «выпихивают куда-то».
– Ну это явное сгущение красок… А что касается «сочинительского дела», то как бы вы сформулировали особенности своего творческого метода?
– У меня есть несколько авторских комплексов. Мне почему-то важно, чтобы мои произведения дочитывали до конца. И как я догадался довольно уже давно, что не всё здесь решает серьёзность содержания, важность материала и почти ничего не зависит от качества намерений автора. Человек бросается к листу бумаги, чтобы осчастливить человечество, а оно брезгливо отворачивается и называет человека графоманом. Графоман чаще всего опознаётся по грандиозности замысла. Данте и Толстой – исключения.
Автор помимо всего прочего обязан позаботиться об удобстве читателя. Неловко ведь пригласить человека к накрытому столу и не дать ему вилки и ножа. Одним словом, я считаю, что серьезная литература обязана быть по возможности интересной. В позднее советское время возобладало в «просвещённых кругах» и держится до сих пор странное убеждение, что произведение интересное и популярное обязательно есть произведение подозрительное, «продажное». Если книга пользуется кассовым успехом, значит, она автоматически переходит в разряд ширпотреба. Солидность, скука, «важность темы» – вот якобы признаки серьёзной литературы. Мне представляется, что не все успешные книги плохи. Правда, и сам по себе голый кассовый успех – совсем не гарантия шедевра.
Участвовал недавно в дискуссии на тему: «Имеет ли право русский роман быть занимательным?» Занимательно то, что такую тему поднимают внутри литературы, имеющей в своём активе и «Пиковую даму» и «Бесов». А разве не занимательны, сверх всего остального, что в них имеется, «Тихий Дон» и «Мастер и Маргарита»? Впрочем, тут можно погрузиться в пучину бесплодных рассуждений. Что есть занимательность? Кто-то с увлечением читает «Господ Головлёвых», другой увлечённо перелистывает томик Донцовой. Это картина, увиденная мною на днях в вагоне метро.
– Недавно вышел ваш новый роман «Плерома». Это ведь не первый ваш опыт в области фантастики?
– Никогда не ставил себе никаких жанровых ограничений. Сочинял разнообразно, особенно в юности, стихотворные драмы, частушки, эпопеи. Очень плохие. Писал и фантастику, самую разную. Сейчас в мире западной литературы, особенно англоязычной, широко разрастаются разного рода контрстандартные движения: другая история, неортодоксальная фантастика, киберпанк, стимпанк, в общем, за всем не уследишь да и не надо. У нас этого добра тоже хватает. Простая принадлежность к модному течению абсолютно не оплодотворяет текст. Сколько писателей сгинуло в своём стремлении стать правоверными постмодернистами. Книги сначала пишутся, а потом уже подвергаются какой-то классификации. Вот и я писал роман, как водится, о жизни, времени, смерти, а потом уж выяснилось, что у меня вышла некая некондиционная сайенс-фикшн. Конец света в среднерусском райцентре. Казалось бы, ну кому это нужно? Но, что интересно, и для этого странного дитяти вскоре отыскались ясли в виде издательства «Корпорация «Сомбра». И обнаружилось, к моему искреннему удивлению, некоторое количество поклонников этого сочинения.
– О чём ваш новый роман, отрывок из которого мы сегодня предлагаем вниманию читателей «ЛГ»?
– Несколько лет назад я довольно неожиданно и почти невольно (по совету друзей) написал небольшой роман «План спасения СССР». Там ставился вопрос: каким образом можно было бы в начале 90-х годов, без всякого кровопролития, с помощью ряда волевых и бюрократических усилий предотвратить развал сверхгосударства СССР, развал, наделавший столько исторического вреда. Ответ был такой: следовало отдать неизбежную теряемую часть, удержав основное целое. Мысль, смею думать, была хорошая и даже убедительно, как мне кажется, доказанная. Но слишком запоздалая. Лестничное остроумие. Попытка поработать в приёмах той самой «другой истории». «Россия, которая могла бы у нас быть». И вот несколько лет после этого я даже не смотрел в сторону политической карты родины. Было полное ощущение, что действительно «история кончилась». И вот совсем недавно я понял, что не прав. И даже категорически не прав. И написал другой роман. Только теперь мой взгляд обращён не в прошлое, а в будущее. Не как у Герберта Уэллса на тысячи лет, а всего на год вперёд. Роман описывает картину президентских выборов 2008 года. Конечно, рискованно. Всем известно, что труднее всего предсказать погоду на завтра. Посмотрим, до какой степени я в состоянии конкурировать в качестве автора прогнозов с Гидрометеоцентром.