«Фильм о Анне Ахматовой» Хельги Ландауэр и Анатолия Наймана
Картина с весьма незамысловатым названием была показана в ноябре в Центре искусств Михаила Барышникова в Нью-Йорке, а российская её премьера прошла на днях в Доме кино. Режиссёр - наша соотечественница, выпускница сценарного отделения ВГИКа, проживающая в США. Причастна к рождению этого фильма-копродукции также американская компания Turnstyle TV, производившая предыдущий фильм Хельги Ландауэр (в соавторстве с Оксаной Дворниченко) «Путешествие Дмитрия Шостаковича».
Желание прикоснуться к творчеству Анны Андреевны Ахматовой вновь, попытаться запечатлеть дыхание её музы на киноплёнке вполне объяснимо и само по себе прекрасно. Для этого и был написан литературный сценарий Анатолия Наймана, называющего себя исполняющим обязанности литературного секретаря великой поэтессы.
Но что добавляет данный фильм к широко известным «Рассказам о Анне Ахматовой», изданным тем же Анатолием Найманом два тилетия назад? Разумеется, никто и не ждёт биографической картины о такой фигуре, как Ахматова. Интересно - о тайне поэзии, об удивительном «существе человеческой расы», о том, «из какого сора». Об этом - заявлено, но не звучит. Между тем в фильме наряду с бессвязным, почти любительским подбором кинохроникальных кадров соседствуют фрагменты аудиозаписей, известных так же хорошо, как и отдельные фотопортреты и просто фотографии, и элементы «говорящей головы». Принцип, в документальном кино уже давно замыленный, ничего нового зрителю в процессе общения не передающий. Вот Найман вспоминает, что Её с детства называли лунатичкой, выходила на крышу, и «близкие боялись за неё». В книге всё есть про «лунные ночи с тоненькой девочкой в белом платьице на крыше зелёного углового дома». И про причуды «вольнолюбивого ребёнка».
105-минутный хронометраж ко многому обязывает. Нелепо думать, что, привнеся в неё камертоном фрагменты оперы Перселла «Дидона и Эней» (центральной темы творчества А. Ахматовой, как своеобразно выражается А. Найман), можно исчерпать всю конструкцию. В фильме Хельги Ландауэр её, искомой конструкции, просто нет. Вдруг рассказ о дружбе с Модильяни, потом переброс к Гумилёву, к царскосельским аллеям, к Пунину, к «Реквиему», Крыму и богемному Парижу 1910-х. Или - чем был для неё Павловск? Да, Ахматова видела конец страны. Но какой, кем была Ахматова для этой страны, почему выбраны именно эти аудиофрагменты, всё остаётся растворённым в потоке сознания, не увязывающем видеоряд с информативным текстом. Для человека с культурным бэкграундом картина выглядит по меньшей мере странно, для поколения, только открывающего для себя классику, - останется совершенно непонятной ни фигура Ахматовой, ни время, которое она выражала.
«А потом началась советская кошмарненькая жизнь», «...и тогда кончился большой террор, и пошёл рутинный, малый» - за весьма привлекательными ремарками нет фильма, нет того дыхания, к которому апеллировали создатели картины. Первая часть с её общими местами не обязательна в принципе, во второй, уже более «раскачанной», живым эпизодом выглядит тот, что в музее в Слепневе. Когда женщина, смотрительница в зале, сокрушается, мол, как же «моя Анна Андреевна без зеркала»? Приезжают ахматоведы и диктуют своё, вот она и сокрушается, верная хранительница очага.
Роб-Грийе, шестая элегия, дворы и скверы Петербурга, и «смуглый отрок бродил по аллеям». Всё это мы можем прочесть, открыв «Рассказы» А. Наймана. Ещё лучше - вновь обратиться к самой Ахматовой. Какова целевая аудитория данной картины, совершенно непонятно. Если для эмигрантских кругов, что помнят исход и конец той страны, так ведь их почти не осталось, тех стариков. Нынешние ностальгировать не станут. И радиоверсией их не прельстишь.