Балетный репертуар «Золотой маски» в чём-то озадачил, но в целом порадовал. Большой театр предложил реставрацию «Корсара» и кое-что из современной хореографии. Мариинка привезла Баланчина и Петипа–Иванова. Пермский балет давал вечер хореографии Джерома Роббинса, баланчиновского соратника по работе в New York City Ballet. Эта вот классика с неоклассикой и рассматривалась, собственно, в качестве среды, способной выдвинуть претендентов на главный приз.
Скажу сразу, что ожидания оправдались в полной мере. «Приёмочная комиссия» чётко дала понять, какой танец нужен сегодня России. Незамысловатый, наивный, имперский. Всё в одном флаконе. Место балету было указано твёрдо. Императив «не умничать!» прозвучал громко.
Пижоны в шоке. Эстеты радуются: лучшим спектаклем названо «Пробуждение Флоры» Рикардо Дриго, балет, что восстановил по «шпаргалке» Льва Иванова и Мариуса Петипа хореограф Мариинки Сергей Вихарев. Который и был специально отмечен в качестве лучшего балетмейстера.
И то сказать: пятьдесят человек кордебалета, живой осёл на сцене, плюшевые хищники, запряжённые в колесницу, пропасть богов Римского пантеона – что нужно ещё для счастья? Разве что хороший танец, за которым у Мариинского театра «никогда не заржавеет»!
Безмерную радость омрачило лишь одно обстоятельство. Тогда как в опере приветствуются разнообразные новации, вовсе не все из которых лишены эстетической ценности, работа современников в балете почти не видна.
Прекрасная «Чайка» Джона Ноймайера (Театр Станиславского и Немировича-Данченко) осталась ни с чем. За Ноймайера обидно, за «масочное» жюри, из двух «Чаек» выбравшее ту, которая Бориса Эйфмана, стыдно. Утешает лишь то, что создан балет Ноймайером давно, в шедеврах числится плотно, а эйфмановский вариант отмечен лишь частной номинацией «Лучшая мужская роль» (Юрий Смекалов). С современностью «Маска» разобралась, приплюсовав к петербужцу москвичку Наталью Осипову («В комнате наверху», Большой театр). Возражений ноль: Наташа – сверхновая русского балета. Классическая танцовщица, обладающая всеми качествами, коими надлежит украшаться выдающейся балерине. Что ж, если отдавать предпочтение «старине», то лучше уж «глубокой». Как в хореографии (Иванов–Петипа), так и в выучке (Большой театр).
А что там с актуальными процессами?
Ноймайера, конечно, жаль, но ещё более жаль Константина Уральского, чей балет «El mundo de Гойя», поставленный в Челябинске, вообще не прошёл сквозь «сито» оценочной комиссии. Полностью оригинальная работа была сделана в рамках традиционной хореографии, совместившей танцевальное качество с повествовательным. Чем не формат и/или вектор? Музыка же Валерии Бесединой вполне могла претендовать на участие в соревнованиях композиторов на музтеатре.
Уж её-то «Гойя» точно поинтереснее оперы «Маргарита» (Владимир Кобекин, лучшая работа композитора), показанной нам Саратовским театром оперы и балета. Монотонной и навязчивой работе Кобекина не хватило чуть-чуть, чтобы стать полноценным мюзиклом, что пошло бы на пользу и спектаклю, и зрителю: возможность хореографии примирила бы с тем, что музыкальные темы русского автора слишком уж взывают к светлой памяти Равеля, Пьяццоллы, Гершвина. Для мюзикла допустимо. Лёгкий жанр. В остальном – незачёт экспертному совету «Маски».
Смягчающим вину обстоятельством может стать лишь то, что «умничанье» в балете «Золотой маской» не поддержано. Детское восприятие, надменный аристократизм, игнорирование претензии «не понял!» – наконец-то балет отвергает буржуазную внимательность к «личности» персонажа. Сводя её до «типажа», об укоренённости которого как в дворянской, так и в пролетарской культуре писал Эрнст Юнгер.
Драмбалет перестал быть магистралью.
Верной дорогой идём, товарищи.