Скандал вокруг вручения премии Кандинского-2008 продемонстрировал, что бунтари от современного искусства приветствуют лишь те перевороты, которые не оттирают их от кормушки
НАЗНАЧЕННАЯ ВСТРЕЧА
Представители контемпорари арта любят назвать себя ниспровергателями традиций, поиграть в лёгкую фронду, совершить даже небольшой личный подвиг. Странно лишь то, что свой протест они удивительно ловко конвертируют в наличность. В чём крайне буржуазны, а потому для будущего малоинтересны.
Ещё они не очень умны. Когда на арт-рынок ворвался фонд «Арт-хроника» с учреждённой им премией Кандинского, ни кураторы, ни художники, ни критики в большинстве своём не поняли, что первый победитель смотра ничуть не отражал актуальный вектор развития русского авангарда. Что смысл премии и её прошлогодний лауреат находились не в лёгкой оппозиции – в состоянии жесточайшего антагонизма.
Я попробовал чётко разделить претендентов и чемпиона. Писал о поисках национальной идентичности первых en masse и игрой в «национальную резервацию» второго, Анатолия Осмоловского, с его «Хлебами». Не понял я одного: ни председатель фонда Шалва Бреус, ни главный редактор одноимённого журнала Николай Молок просто не в силах были сразу победить ту силу, имя которой – деньги, отчество – власть, а фамилия – рынки сбыта.
Заканчивая обзор итогов премии-2007, я написал: «Встретимся на баррикадах». Не нужно было обладать пророческим талантом, чтобы понять, к чему всё идёт. Впрочем, тогда борьба казалась виртуальной, кроме меня, кажется, никто публично не оспорил решение жюри. Сегодня баррикады превратились в материальную данность. Хотя остались игрушечными, ибо вывел на них сторонников всё тот же Осмоловский, прошлогодний художник-лауреат.
Что вызвало гнев плюшевого провокатора и стаю ему подобных организмов?
Сначала имя Беляева-Гинтовта, внесённое в шорт-лист номинантов категории «Художественный проект года», а затем – и вручение премии Алексею. Вот так: если Осмоловскому – правильно, если Беляеву – нет.
КРАСНЫЙ ПЕРЕДЕЛ
О проекте «Родина-дочь» Алексея Беляева-Гинтовта мы писали, добавлять к сказанному ничего не стану, отмечу лишь, что ключевым словом было «аристократизм», а центральным – «патриотизм». Немаловажно и то, что эстетика Беляева, являясь имперской, остаётся советской, красной.
Поговорим о самой премии.
Я очень хорошо отнёсся к выставке номинантов и год назад. Сегодня моё отношение к премии лишь улучшилось. И дело вовсе не в том, что лауреатом стал Беляев, полюбил которого я ещё за «Ново-Новосибирск». Уже список претендентов-2008 поведал о том, что «Арт-хроника» сумела вырваться из круга арт-тусовки. Фонд продемонстрировал такую степень приязни к инакомыслию, какая и не снилась записным либералам, из всех литературных жанров предпочитающим донос.
Посудите сами: на премию рассчитывали традиционалист и евразиец Алексей Беляев, марксист Дмитрий Гутов и антисоветчик со стажем Борис Орлов. Коктейль Молотова! Но ведь и срез нынешней русской действительности!
Кажется, ещё вчера я обращался к Гутову и Гинтовту за экспертной оценкой результатов премии, а сегодня они – фавориты забега. Недавний критик превратился в основного игрока – не это ли говорит о том, что премия Кандинского действительно стала национальной?
Не нравиться такая «всеобщность» может лишь тому, кто чувствует свою неполноценность в реальной, а не выдуманной жизни. Им было сытно, когда комиссар Московской биеннале Иосиф Бакштейн осуществлял идеологический надзор над современным искусством, а Андрей Ерофеев, будучи заведующим отделом Третьяковки, производил закупки исходя из личных пристрастий и групповых интересов «тусовки». В такой «революции» Осмоловскому было уютно. Было уютно и Гутову, которому я искренне симпатизирую. Неуютно оказалось Дмитрию рядом с Гинтовтом, о чём марксист заявил публично, отозвав свои работы с зарубежного представления премии. Это его право, моё отношение к Гутову останется неизменным.
Консерваторы великодушны. Мы живём вечными ценностями европейской цивилизации и к войне относимся почтительно: рыцарский кодекс чести для нас никто отменить не в силах.
Передел – вот что испугало «тусовку». Раньше на поляну современного искусства чужих не пускали. Дубоссарский мог сколько угодно сетовать на то, что новых имён Московская биеннале не даёт, всё оставалось без изменений: Врубель (не автор «Демона»), «Синие Носы», покойный Пригов, здравствующий Гутов, отвратительный Кулик. Ну и «миманс», конечно.
Наивно думать, что нынешними «протестантами» (кроме Гутова, я полагаю, но об этом потом) руководят эстетические или политические пристрастия. Вопрос в самой жизни – сытой, спокойной. Вдруг выяснилось, что деньги есть не только у зарубежных «спонсоров», но и у наших «меценатов». И что вот эти последние в лице Шалвы Бреуса и Захара Емельянова не хотят делиться с «куликушествующими».
Страшно. Отсюда и разговоры про немагистральный путь русского искусства.
К чему, простите, он не магистральный? Европа живёт национальными государствами и основной добродетелью числит патриотизм. Европа помнит о всех своих выигранных войнах и гордится каждой. Европа по-прежнему – союз христианских держав, сохранивших кое-где даже монархии, а Америка – вообще религиозна и мракобесна донельзя.
Выход? Любите государственность. Или становитесь изгоями. По-честному. Тогда и вам перепадёт. Кому заказ, а кому милостыня.
ЕРОФЕЕВ И БАКШТЕЙН МЕРТВЫ
И это, к счастью, не единственные жертвы культурной революции, совершить которую взялась «Арт-хроника».
К сожалению, они и не последние. Будут павшие с обеих сторон. Борьба только начинается, и она смертельна. Государство как принцип выступает сегодня против анархии, а последняя весьма привлекательна для незрелых мозгов. Государство – это запреты, это воинский дух гражданина, это лишения и доблесть в их переживании. Это аскеза и восприятие истории живым процессом. Это «героический реализм» Эрнста Юнгера, это онтологическая страстность и созидательный пафос.
Анархия – безответственность и инфантилизм.
Поиски Большого Стиля, которыми была беременна прошлая премия Кандинского, разрешились убедительной победой Порядка над Хаосом, Солдата над Поэтом.
В прорастающей на глазах России будущего места хватит всем. Даже Кулику с Осмоловским, правда, вряд ли оно понравится данным художникам. Не беда – мы долго терпели их упражнения. Почёта не обещаем, но скромную старость обеспечим.
Нам, в общем-то, до Европы и нет дела, но и она нас поймёт. Мы оставим лиричнейшего и философичного Гутова для внутреннего потребления – всё равно его искусство глубоко и по-хорошему провинциально. Дмитрий обращается только к нам, советским, но с подкупающей теплотой. Той теплотой, за которую можно простить многое. Мы оставим скоморошествующих «Синих Носов». Пусть будут бедны, злы, тогда и мы не зажиреем. Вот только пусть всегда помнят об «усекновении языка» и держатся в тонусе. Мы даже Осмоловского оставим – пусть заведует артелью псевдонародных промыслов, а то чем торговать на Арбате? Только не пекарней – его «Хлебами» не насытишься. И Кулику будку выделим, правда, поводок укоротим. Вдруг бешенство?
Но мы не дадим марксисту Гутову трибуну. Мы должны чётко понимать, что евразийский интернационализм Беляева-Гинтовта объединяет этносы для строительства Империи, а апелляция Гутова к внутреннему и внешнему пролетариату (см. Тойнби) направлена исключительно на уничтожение государства. Я буду с радостью приветствовать новые проекты Дмитрия. Я писал восторженно о его «Б/У» и ни от одного доброго слова в его адрес не отрекаюсь. Гутов не стяжатель – мечтатель.
Но я читал Тойнби и знаю, как умирают Державы.
Нам не должны быть интересны проигравшие Историю. Критикесса Ирина Кулик и независимый куратор Андрей Ерофеев, комиссар Иосиф Бакштейн и неудачник Анатолий Осмоловский, снова критики Андрей Ковалёв и Екатерина Дёготь – политические и эстетические трупы.
Они не отличались при жизни благородством по отношению к нам, консерваторам. Простим им это. Европейские ценности, похоже, действительно для них – математический предел, недосягаемый в принципе. Особенно – понятия боевой нравственности. Мы не станем вслед за героем Вернона Салливана (Бориса Виана) мстительно объявлять: «Я пришёл плюнуть на ваши могилы». У нас есть свои, очищать которые после погребения упомянутых придётся ещё долго.
Мы выздоравливаем. В рядах государственности – новые бойцы.
Я рад, что не зачислил некогда Н. Молока поспешно во враги, и почтительно прошу прощения за резкость.
Я благодарен Бреусу за революцию, которую он начал и которая оказалась совсем не такой приятной, какой её заказывали арт-либералы.