Сегодня так уж заведено, что любой текст, объём которого перевалил за сотню страниц, автор, не краснея, называет романом. Все хотят писать «по-крупному»! Роман ведь не какая-нибудь повестушка или рассказ, роман – это масштаб, «нетленка»! Вот и Роман Сенчин замахнулся.
Филологов учат, что роман – это многоплановое произведение, где изображена жизнь человека и общества, показаны социальные типы, раскрыта психология характера. Что же мы видим у Сенчина?
В книге три части: «Один плюс один», «Ничего страшного» и «Малая жизнь». По сути это три никак не связанные между собой повести. Герой первой части – питерский дворник Игорь, во второй описана жизнь семьи преподавателя Юрия Андреевича, в третьей рассказывается о сибирском художнике Сергее. Сюжетные линии никак не связаны, нет сквозного героя, общей идеи – нет ничего, что могло бы объединить все эти истории. Тогда по какому признаку эта книга названа романом? Тут есть два варианта: или издательство отказалось печатать повести поодиночке, и Сенчин слепил из них «роман», или в теории литературы произошла революция.
Предположим третий вариант: Сенчин решил объединить части своего романа по территориальному признаку. Может быть, он хотел окинуть писательским взглядом всю страну, показать быт города и деревни, жизнь люмпена и доцента и создать тем самым единое художественное целое? Но если замысел и был таким, Роману Сенчину удалось воплотить его лишь формально. Да, в книге действительно «срезано» несколько социальных пластов: дворник и официантка, преподаватель и владелец казино, художник и деревенская женщина. Но объединяет их отнюдь не единое культурно-историческое пространство, все эти характеры не собираются в большую мозаику под названием Россия. Они перебирают гречку, собирают бутылки, читают скучные лекции, пьют водку и курят плохой табак. Все они сами по себе, будто нет ничего вокруг.
Ладно, оставим Россию в покое. Допустим лучше, что автор хотел построить идейную концепцию текста на сходстве характеров героев. Здесь действительно есть за что зацепиться – герои похожи. Никто из сенчинских персонажей ни на что не способен. Дворник Игорь не может заинтересовать девушку, поэтому мечтает «снимать» проституток; официантке Марине не удаётся разбудить настоящее чувство ни в одном мужчине, поэтому она радуется возможности повеселиться в ночном клубе и с кем-нибудь наспех переспать; преподавателю Юрию Андреевичу давно неинтересны его лекции, он подрабатывает ряженым в казино; художник Сергей не способен состояться в искусстве и сделать женщину счастливой, поэтому пьёт и бродяжничает. Автору удалось сделать своих героев одинаково никчёмными – это факт. Но только зачем? Я бы понял замысел романа, если бы мне стало от этого всего страшно. Так бывает, когда в тексте ничего не происходит, одна «бытовуха», а отложишь книгу – пот прошибает. Но роман Сенчина называется «Ничего страшного», и действительно – ничего.
Он нас не пугает, и нам, соответственно, не страшно.
Лучше всего содержанию романа соответствует название: «Ничего не происходит». Или – «Бессилие». Персонажи книги ходят на работу, готовят еду, считают деньги. И где-то там, за бесконечными хозяйственными манипуляциями и бессмысленными диалогами, начинает слабо брезжить действие. Дворник Игорь хочет пригласить на «вечер» официантку Марину, доцент Юрий Андреевич втайне от родных решается подработать в казино, а художник Сергей сходится с деревенской женщиной. Но конфликту не суждено разрешиться, автор бросает своих героев там, где они могли бы хоть как-то проявиться. Дворник Игорь убегает сразу после объяснений с официанткой; дочь доцента Ирина напивается по дороге в казино, так и не встретив отца в шутовском наряде; художник Сергей бежит из деревни, как только сын любовницы начинает тянуться к нему. Герои Сенчина бегут от жизни, а сам он избегает решения главной писательской задачи. Какой выход предложил он нам, что хотел сказать, размножив зацикленных на быте героев? Непонятно.
Роман Сенчин определяет своё творчество как «новый реализм». Отличается новое направление, по его мнению, жёсткостью и правдивостью описания действительности. Доцентам и дояркам платят копейки, трактористы и художники пьют запоями, женщины разучились любить и отдаются от скуки, здоровые мужчины не умеют работать – это и есть жёсткое, правдивое описание по-сенчински. Вот только ничего принципиально нового в этом нет. Так же, через запятую, похожие события перечисляются в новостных роликах, люди жалуются друг другу на жизнь на трамвайных остановках. Текст Сенчина неоригинален и вял. Писатель считает пельмени в тарелке дворника Игоря, снимает показания счётчика в квартире преподавателя Юрия Андреевича, приводит литраж выпитой минусинскими художниками водки. Эта маниакальная точность не помогает читателю проникнуться жизнью героев, не несёт никакой функциональной нагрузки, в ней реализуется сам автор, и только ему это интересно.
В третьей части романа есть такой персонаж – «неважный писатель Роман», который вращается в минусинской богемной компании. Не знаю, насколько этот герой автобиографичен. По его словам, писатель «как глист – в пищеводе жизни, всё в него сыплется. А он перерабатывает и выдаёт ложь». Не хотелось бы думать, что ложь – это позиция автора. Но минусинские художники вторят писателю: «Всё ложь, всё!» Да и главный герой этой главы после недолгих колебаний бежит в привычный ему пустой и лживый мир, словно подтверждая этот неприятный тезис. Как тогда эта ложь уживается с правдивостью описания и «новым реализмом»?
«Ничего интересного» не представляет собой и авторский язык романа. Текст написан скучно и серо, бесконечные повторения, пробуксовки на одном и том же месте. Если это «проза среды», зачем при описании города Минусинска сбиваться на очерковый стиль? Так можно писать краеведческую брошюру по заказу администрации города, но не роман о невыносимости быта. Забавляет протокольное перечисление должностей выступающих на художественной выставке. Здесь текст приближается к репортажной журналистике. Сенчин выстраивает неуклюжие синонимические ряды, чтобы дотянуть объём до романного, и местами допускает откровенные небрежности. Так, дворник Игорь живёт в Питере целый месяц на тысячу (!) рублей, а доярка Надя просит купить художника Сергея два кило яблок и протягивает «десятитысячную бумажку». Наверное, объединяя три разные и написанные в разное время повести в «роман», Сенчин не удосужился устранить элементарные анахронизмы.
Однажды в интервью Захару Прилепину Роман Сенчин признался: «Мне, подобно Обломову, самому живущему ещё бездеятельней, хотелось кричать: «И это жизнь?!» Да и до сих пор хочется». Однако в тексте Роман не кричит, он только бубнит и разводит руками. Его герои говорят про свою серую жизнь: «Привыкли. Да и как не привыкнуть?» К сожалению, Сенчин умеет писать только обломовых (да и то каких-то неколоритных), а где же штольцы? Без них, по-видимому, «новому реализму» придётся туго. «Старый» выглядит куда привлекательней.
Дмитрий ДЕНИСОВ