Старшеклассник Коля Старшинов ушёл на фронт в 1941-м добровольцем из девятого класса средней школы, как и многие из будущих поэтов давних лет. Участвовал в боях, был ранен.
После войны он поступил в Литературный институт. Люди старшего поколения помнят эту романтическую историю о том, как в Литинституте молодой Старшинов подружился с молодой и ещё никому не известной Юлией Друниной. Это была самая красивая пара Литинститута. Юлия Владимировна стала его женой и впоследствии знаменитой советской поэтессой. Однако этот союз распался. Впоследствии Старшинов встретил свою новую любовь в советской Литве. Эмма Антоновна стала второй и последней женой поэта. От этого брака родилась дочь Рута.
Читатели отметили горькие и звонкие строки послевоенного стихотворения Старшинова:
Когда, нарушив забытьё,
Орудия заголосили,
Никто не крикнул «За Россию!..»,
А шли и гибли за неё....
Уже став известным поэтом, Николай Старшинов, как, кстати, и многие поэты-фронтовики, щедро помогал молодым поэтам. Рекомендовал их книги, печатал стихи в альманахе «Поэзия», которым заведовал много лет, способствовал приёму в Союз писателей.
Кроме наставничества им владела ещё одна страсть: любовь к рыбалке. Рыболов Николай Константинович был неистовый, мог сутками сидеть с удочкой где-нибудь на берегу речки Суши или на среднерусских озёрах, ожидая скромного пескарика. Часто он выезжал на рыбалку вместе с одним из своих учеников – поэтом Геннадием Касмыниным. Он был по сравнению со своим наставником просто великаном. А Николай Константинович всегда был тощий, поджарый, очень подвижный человек.
Но в течение длительного времени он предавался пагубному недугу российских и мировых поэтов – выпивал, временами самозабвенно. В ЦДЛ за ним знали эту особенность и побаивались. Николай Константинович был способен на непредсказуемое. Так, например, году в семидесятом он появился в Дубовом зале – ресторане писательского дома с гармошкой. Он вообще любил сыграть на гармошке что-нибудь весёлое, любил аккомпанировать самому себе, когда пел задорные частушки. Частушки – это особая «песня» нашего рассказа. Николай Старшинов был неутомимым собирателем частушек, в том числе и «заветных», то есть непечатных до поры до времени. Но вернёмся в ЦДЛ.
Однажды поэт был весел и развернул меха в ресторане. Это не понравилось. Появился Аркадий Семёнович, администратор дома. За ним подошёл и замдиректора дома. Они попросили прекратить хулиганство.
На это Коля в знак протеста сыграл то ли «Интернационал», то ли проиграл музыку Гимна Советского Союза. Это был убойный аргумент. Администрация отступила. Запретить исполнение государственных песен никто не решился.
Вообще Старшинов любил пошутить, ему нравилось посмеяться и над собою. Не раз, но по разным поводам он цитировал озорную строфу, посвящённую то ли хоккеисту Старшинову, то ли себе самому:
Раз попал Старши’нов,
видимо, косой,
в синюю машину
с красной полосой...
Не стоит, наверное, уточнять, что машина эта – милицейский газик.
В 50-е годы XX века поэт «вёл» поэзию журнала «Юность». А в 1972 году его пригласили возглавить единственный в стране поэтический альманах «Поэзия». Но Николаю Константиновичу было поставлено условие: навсегда «завязать» с зелёным змием. И знаете, он завязал. Для этого ему пришлось лечь в наркологическую клинику, адрес которой был знаком многим тогдашним деятелям литературы и искусства. Мы, несколько молодых поэтов, навестили его в этой клинике. Он повёл нас в сад, и мы присели на лавочку.
– Вот в том окне, – показал Старшинов на окна второго этажа, – сейчас пишет новый роман прозаик Виль Липатов...
По тропинке прогуливались пациенты. Один с преувеличенным чувством собственной значимости поздоровался с нами и прошёл дальше.
– Ребята, – сказал Старшинов, – имейте в виду: это Наполеон Бонапарт...
Причём сказано это было на полном серьёзе в точном соответствии с тем, как держался император, который прошёл мимо нас по больничной дорожке!
Но шутки шутками, а в альманахе «Поэзия» Николай Старшинов почти два десятилетия делал серьёзное дело. Первое – он занимался пропагандой поэзии, по нынешним временам фантастическими тиражами альманаха, второе – он окружил альманах творческой молодёжью и за годы своего редакторства ввёл в поэзию несколько десятков одарённых поэтов не только из Москвы, но в основном из самых глухих закоулков страны.
Я упомянул о собрании частушек Николая Старшинова. Своё собрание он увидел при жизни, ещё в конце 80-х. Когда с надзором над печатью стало полегче, он издал книгу частушек «Я приду на посиделки». Там собраны тексты народные, но, думаю, отчасти написанные и самим Старшиновым и тоже ставшие народными. Он, городской житель, очень хорошо знал, чувствовал и понимал жизнь российской провинции, её неповторимую интонацию. Поэму Николая Старшинова «Егоровна» можно смело назвать народным эпосом.
Старшинова любили и читали, особенно в провинции, где он часто бывал и часто выступал перед своими читателями. Сколько помню, он всегда читал своё любимое стихотворение, в котором попытался определить и своё место в поэзии. Стихотворение 1957 года называлось «Я был когда-то ротным запевалой»:
...А у меня ни голоса, ни слуха
И нет и не бывало никогда.
Но я упрямо собираюсь с духом,
Пою... А голос слаб мой, вот беда!
Но тишина за мною раскололась
От хриплых баритонов и басов.
О, как могуч и как красив мой голос,
Помноженный на сотню голосов!
И пусть ещё не скоро до привала,
Но легче нам шагается в строю...
Я был когда-то ротным запевалой,
Да и теперь я изредка пою.
Вот это деликатное «изредка» очень хорошо характеризует Николая Константиновича как человека скромного и уважительного к другим. Он был в хороших отношениях почти со всеми своими коллегами по литературе, за исключением нескольких поэтов. К трём или четырём из них он был непримирим. И все попытки его оппонентов, если это можно так назвать, помириться ни к 
чему не привели. Но, повторюсь, это было именно исключение из правил.
Он умер десять лет назад – 6 февраля 1998 года – после второго инсульта. Но его друзья и ученики не забывают Николая Константиновича. Только вот беда: умирают уже и те, кого он вводил в мир советской и русской поэзии. Пару лет назад ушёл из жизни самый любимый его ученик Николай Дмитриев. Но многие из тех, кого Старшинов дарил своей дружбой, ещё, слава богу, помнят об этом прекрасном и талантливом человеке. Увы, время сметает все ценности недавнего прошлого, а наше общество не склонно оглядываться назад.
Сергей МНАЦАКАНЯН