Духовный предтеча нынешнего издания – изданный в Париже альманах «Аполлон-77», детище Шемякина, названный им так в честь мирискусснического «Аполлона» С. Маковского.
С каким жадным интересом листали тогда в Питере и Москве этот альманах, чудом проникший за железный занавес. Как страстно вглядывались в страницы, вобравшие в себя живопись, фотографии, манифесты, образцы поэзии и прозы андеграунда той взрывной эпохи.
И сегодня с тем же азартом перелистываешь из конца в конец страницы магистрального тома «Круг Шемякина» – наследника «Аполлона-77». Его издатель и куратор проекта – Исаак Кушнир, крупный инженер-электрик, а одновременно страстный коллекционер и пропагандист искусства творцов «ленинградского подполья».
«Этот человек – завпроизводством на заводе «Электросила». Хотя главные силы его жизни – не электрические, а вовсе другие...» – весело объяснял М. Шемякин на презентации, состоявшейся в парижской резиденции посла Российской Федерации во Франции*. В среду 17 марта в особняк д’Эстрэ (творение Робера де Котт) сошлись гости – бывшие советские нонконформисты, ныне ключевые фигуры в российском современном искусстве – Оскар Рабин, Олег Целков, Владимир Макаренко, Олег и Владимир Лягичевы и др.
Их всех радушно принимал хозяин сих мест – посол РФ Александр Константинович Орлов, который постоянно проводит интересные мероприятия для ознакомления французов с русской культурой. В этот вечер даже обошлись без перевода речей на французский язык, чтобы не «ломать» атмосферу, – и как неудивительно, французские гости всё равно всё прочувствовали и всё поняли.
У Шемякина много имён. В Кабардино-Балкарии, откуда родом его отец, он получил имя Мохамед Карданов. В США, где он жил, творил и основал Институт философии и психологии творчества (ни больше ни меньше!), он Майкл. Во Франции, где отныне его дом, он Мишель. А в России его величают Михайлой Михайловичем.
И где бы ни странствовал Шемякин, его «узловой центр» – Северная Пальмира. И где бы ни жил Шемякин – он петербуржец, только петербуржец и навсегда петербуржец.
На обложке книги – облики, блики, лики. И в этой толпе скромно затерялся совсем молодой денди в цилиндре, оскар-уайльдовском фуляре – душа всего предприятия, художник Михаил Шемякин.
Вокруг друзья. Десятки друзей – поэты и художники – участники фантасмагорического перформанса «странной поры» странного города Петербурга-Ленинграда, ну и Москвы, конечно. С поистине кавказской щедростью распахивает М. Шемякин сердце всем им – ныне знаменитым и несправедливо забытым.
Перед читателем-соглядатаем налицо подлинный гимн в честь братьев в андеграунде 60–70-х. И хотя там все «свои», это отнюдь не «семейный альбом». Ибо «Круг Шемякина» – групповой портрет целого поколения. После страшного террора, уничтожившего и изъявшего из общемирового контекста грандиозный слой русской культуры, это поколение пыталось стянуть оборванную нить времён, восстановить утерянное и разрушенное.
Я листаю мелованные страницы. Там россыпь рисунков, фото, портретов и карикатур друзей юности М. Шемякина, о которых он говорит нежно и хорошо:
«Мои друзья – это талантливые, смелые, сложные и необычайные люди, которые окружали меня, дарили мне свою дружбу и любовь и боролись вместе со мной с хрущёвско-брежневской рутиной, бездарностью, серостью и пошлостью...»
Эти лица прекрасны, необычайны и всегда значительны.
Вот «юноша бледный со взором горящим» – неистовый Александр Нежданов (Ней) – с его керамическими ажурными головами-тотемами. Далее Олег Григорьев, Олежка, общий любимец, художник, поэт, автор незабываемого макабра: «Я спросил электрика Петрова: / – Для чего ты намотал на шею провод? / Петров мне ничего не отвечает, / Висит и только ботами качает...»
В когорте славных – Рихард Васми, недавно скончавшийся Владимир Овчинников, художница Ревекка Модлин, тоже не дожившая до выхода книги. Ещё в этой плеяде галерейщица Дина Верни, миллионерша и меценатка, муза Майоля, открывшая Западу советских нонконформистов.
...И ещё, и ещё: мистики, философы, безумцы, лицедеи, натурщицы-змеевы; подпрыгивает в костюме Адама лидер богемы Константин Кузминский. Здесь же «пришельцы» – сибиряк Эдуард Зеленин, «питерский казак» – Владимир Макаренко, которому М. Шемякин устроил на Западе первую выставку.
– Мои галерейщики тогда сказали: «Ну как же так? Ведь он же похож на тебя!» – вспоминает Михаил Шемякин. – Я им ответил: «Ну и что ж, что похож? Да, существует группа, существует движение, а в схожести ничего плохого нет».
– У меня к Мише вопрос, – говорит Оскар Рабин. – Как один человек, каким образом может делать всё, что ты успеваешь делать? Вот ты, Миша, говоришь, что 10 лет делал эту книгу. Но разве только книгу? Если перечислять, что ты ещё за это время сделал, хватило бы и на двадцать, и на более лет. Мы пока ещё живы – те, кто сегодня здесь в зале, – добавил он. – Но пройдёт ещё сколько-то лет, и большинства из здесь сидящих не будет. Так что хорошо, что они остаются на этих страницах. Хотя неужели кто-то из нас ещё думает о будущем?
– Надо сказать, что Оскар меня опередил, – подхватывает Олег Целков. – Работоспособность Шемякина поразительна, но не это главное. Потому что просто работоспособность ничего не значит: для неё нужны идеи, мотор должен заряжаться горючим – внутренней энергией. А внутренняя энергия не берётся из ничего. Её должен питать Господь Бог.
В книге «Круг Шемякина», как говорится, никто не забыт и ничто не забыто. На её страницах Михаил Шемякин вступает в единоборство с фатумом, как с мельницами – Дон Кихот.
И как бы пафосно это ни прозвучало, эта книга – истинный, искренний рукотворный памятник, воздвигнутый, дабы не заросла народная тропа к друзьям сквозь годы жизни.
Ибо в дружбе равновелики все.
И победа одного – всеобщая победа.