В 1969 году, когда молодого Ренэ Герра, аспиранта-стажёра МГУ, выслали из СССР, никто не мог предположить, что придёт время, и в российской прессе о нём будут писать: «Во внешности Ренэ, с его седоватой окладистой бородой, есть что-то российско-провинциально-купеческое», – ивановский журналист А. Гладунюк. «Плотного телосложения, с окладистой посеребрённой сединой бородой, он как будто шагнул в нашу реальность из нашего Х1Х века» – корреспондент газеты «Труд» В. Прокофьев. «В самом облике господина Герра виделось что-то бурлацкое, почти стилизованное – в мощной, погрузневшей к исходу пятого десятка лет фигуре, в густо вьющейся седеющей бороде. В большелобой, чуть склонённой вперёд голове, в умных, дерзких и часто смеющихся светлых глазах. Русак! Природный русак» – корреспонденты ивановской газеты «Рабочий край».
Эти восторженные отзывы опубликованы в начале нового тысячелетия, а в советской, да и в постсоветской печати отважный, влюблённый в Россию француз не один раз был обруган и оклеветан… Да, роман Ренэ Герра с любимой им с детства Россией с самого начала развивался весьма драматически. Высланный из России советской, молодой учёный продолжал любить Россию дореволюционную. Безупречный русский язык французского слависта, его блистательное знание отечественной культуры не раз вызывало подозрение в русском происхождении, по каким-то причинам тщательно скрываемом. Сегодня хорошо известно – в жилах Ренэ Герра нет ни капли русской крови, хотя его предки по линии матери и по линии отца в силу бытовых и служебных обстоятельств оказались связаны с Россией. Дед Ренэ по материнской линии по имени Анж во время Первой мировой войны стал инвалидом (его ранило в лицо осколком немецкого снаряда и он потерял глаз) и какое-то время служил в Ницце мажордомом у Екатерины Долгорукой, морганатической вдовы императора Александра П. А дед по отцовской линии, владелец кровельной фирмы, обладая богатырской силой, в 1912 году устанавливал крест на главном куполе русского православного собора Святого Николая в Ницце.
«Русская болезнь»
Так называет Герра то, что с ним произошло. Эта «болезнь» началась в раннем детстве. В 1954 году родители Ренэ переехали из Страсбурга на Лазурный берег, в Канны, где матушка получила место директора гимназии.
А в Каннах в 50-х годах прошлого века проживало несколько сот русских эмигрантов первой волны. И однажды к мадам Герра пришла скромно одетая русская дама с просьбой о частных уроках по математике для внучки. Вместо денежной платы она предложила обучить русскому языку кого-либо из детей. Ренэ было в то время десять лет, он и его брат Ален изучали в лицее латынь, английский и немецкий. Не желая обидеть посетительницу, мать сказала младшему сыну: «Ну, сходи туда несколько раз, а там – видно будет». Так французский мальчик попал в семью русских эмигрантов. Учившая его русскому языку дама оказалась талантливым педагогом и незаурядной личностью. Её звали Валентина Павловна Рассудовская. Русские семьи в Каннах тесно общались, и Ренэ твердил азбуку с «ятями», наблюдая за колоритными гостями. Мальчик увлёкся языком, столь не похожим на родной. Усидчивый лицеист выучил русский в его дореформенном виде, по старой орфографии. Когда он стал в этом доме своим, хозяева, шутя, пророчили: «Ренэ, у вас будет русская судьба». Учёный и сегодня хорошо помнит удивительных русских людей, которые часто бывали в этом доме в гостях: они произвели на мальчика огромное впечатление. «Это были обаятельные, интеллигентные, трогательные люди, – вспоминает Герра русских наставников. – Я не мог понять, почему эти милые люди оказались не нужны России. После великого крушения они жили вне времени и надеялись вернуться. Ну, а я был просто любознательным ребёнком». В русских людях Герра обнаружил качество, восхитившее когда-то А. Доде в Тургеневе, – «утончённость духа». С двенадцати лет Герра продолжил изучать русский язык под руководством поэтессы Екатерины Леонидовны Таубер, по мужу Старовой. С 1955 по 1971 год она преподавала русский язык в каннском лицее Карно, выпустила несколько сборников стихов. Екатерина Леонидовна, дочь юриста, доцента Харьковского университета, стала первым проводником будущего литературоведа по удивительному миру русского зарубежья.
Уроки проходили в лицее, а встречи и дружеские беседы – у Екатерины Леонидовны дома в Мужене, где часто собирались русские эмигранты. Перед юным французским лицеистом открылся мир дореволюционной России. Эти взрослые люди казались ему жителями неведомого града Китежа, ушедшего под воду. Многие бедствовали, но достоинства никогда не теряли. Вскоре французский мальчик бегло заговорил по-русски, читал наизусть к восторгу русских слушателей «У Лукоморья дуб зелёный…» и его представляли на литературных вечерах как чудо-ребёнка. Постепенно он глубже и глубже впитывал в себя всё русское, вникал в иной стиль жизни, в богатейшую русскую культуру. Спустя годы профессор Герра, отвечая на вопросы об истоках интереса к России, будет шутить: «Моей встрече с Россией я обязан Октябрьской революции».
Сейчас он в совершенстве владеет русским языком, говорит без малейшего намёка на пресловутый «прононс», любит щегольнуть сленгом, блеснуть полузабытой россиянами шуткой-прибауткой, остроумным старинным присловьем или молодёжной поговоркой, которые славист бережно коллекционирует.
«Несозвучны эпохе»
Подростком Ренэ несколько раз ездил в летний лагерь Русского студенческого христианского движения (РСХД) и там в Альпах познакомился с философом-богословом В.Н. Ильиным. Когда пришло время поступать в университет, юноша не раздумывал: конечно, факультет славистики Сорбонны, где в тридцатые годы преподавали великие русские философы Шестов и Бердяев. Он начал профессионально заниматься Серебряным веком русской литературы. В 1963 году переехал из Канн в Париж, где учился в Национальном институте восточных языков и цивилизаций, и одновременно – в Сорбонне. Русские друзья с Лазурного берега дали ему адреса в Париже, что позволило молодому человеку встретиться почти со всеми живущими в столице выдающимися изгнанниками из России, удивив молодостью и блистательным владением их родным языком.
В те годы, по свидетельству Герра, французские слависты были настроены глубоко просоветски. В университетах оказалось сильным влияние левых идей, и преподаватели сознательно игнорировали русское зарубежье, не желая конфликтовать с московскими коллегами. С университетской кафедры звучали лекции о творчестве М. Горького, А. Фадеева, Ф. Гладкого, Н. Островского, Д. Бедного, В. Маяковского, М. Шолохова, а творчество «несозвучных эпохе» эмигрантов считалось засыхающим сорняком на колосящейся ниве советской литературы.
Ренэ оказался единственным студентом-славистом, который не только не чурался «старых русских», а тянулся к ним. Ему пришлось вести двойную жизнь, воспроизводя во Франции ситуацию советского диссидента. Его совершенное владение русским языком дало повод завистникам сочинять небылицы, что он, то ли незаконнорожденный сын беглой русской княгини, то ли агент КГБ. Навязываемой французским студентам советской литературе, молодой Герра предпочёл классическую русскую изящную словесность с её героями, которые увлекли его ещё в юные годы. Чацкие, онегины, печорины, базаровы, болконские были дороги ему самодостаточностью, нежеланием приспосабливаться, чего он не находил в героях советской литературы. Само понятие, созданное русской классикой, – «лишний человек» – многое объясняло ему в драматических судьбах достойных русских людей, оказавшихся вне Родины. Книжные герои на глазах Ренэ словно материализовались. Этими «лишними людьми» для России и Франции стали выдающиеся русские писатели-эмигранты, отторгнутые его соотечественниками. И юный Герра оскорбился за них. Это чувство обиды за талантливых и бескорыстных людей, непонятых, отвергнутых и недооценённых современниками, живёт в его душе и сегодня. Недаром он любит вспоминать слова из книги Варшавского «Незамеченное поколение» (Нью-Йорк, 1956): «Они были обречены стать людьми гораздо более лишними, чем все «лишние люди» русского прошлого».
В магистерской диссертации молодой учёный доказывал: Серебряный век русской литературы не закончился в 1917 году, а продолжался в творчестве русских писателей и художников-эмигрантов во Франции вплоть до начала Второй мировой войны. Он стремился опровергнуть общепринятый тезис советского литературоведения – русский писатель или художник, оказавшись за рубежом, непременно становился жертвой творческого бесплодия. Герра хорошо помнил: «Тёмные аллеи» И.А. Бунина, «Дом в Пасси» Б.К. Зайцева, «Солнце мёртвых» И.С. Шмелёва написаны в эмиграции.
Следы друзей, оставшихся в Париже
В 1966 году французский студент впервые ступил на землю бывшей Российской империи, с которой он уже чувствовал некую духовную связь. Он ходил по московским заснеженным улицам и искал следы оставшихся в Париже русских друзей. В 1968-ом Ренэ вновь командировали от Сорбонны в СССР – на этот раз на стажировку в МГУ. В Москве его поселили в университетской высотке на Ленинских горах. Здесь ему пришлось пережить всё, что ожидало непослушного иностранца в Советском Союзе: наружное наблюдение, недвусмысленные угрозы и выдворение из СССР за несанкционированные встречи в подмосковном писательском посёлке Переделкино с Корнеем Чуковским.
В классике советской детской литературы молодой славист видел, в первую очередь, талантливого литературного критика, знатока Серебряного века, не только оригинально писавшего о Блоке, Ахматовой, Зайцеве до переворота 1917 года, но и дружившего с ними.
Для будущей диссертации молодой учёный считал необходимым записать беседу с Чуковским, высоко ценившим творчество Зайцева. Ренэ передал Корнею Ивановичу новую книгу – литературное завещание Бориса Константиновича «Река времён», (Нью-Йорк: Русская Книга, 1968), и письмо от старого знакомого, считавшегося советскими спецслужбами авторитетным вождём всей белой эмиграции. Зайцев с Чуковским познакомился задолго до октябрьских событий 1917 года, вскоре после первой рецензии молодого критика на прозу писателя, которая появилась в «Речи» 4 ноября 1907 года.
Три экземпляра этой книги, по просьбе автора, Ренэ привёз из Парижа, хорошо понимая, насколько опасно это поручение (за «тамиздат» советскому человеку грозило пять лет лагерей, а иностранцу – высылка из страны), но всё же молодой француз его выполнил. Хотя уже во время первого визита в Переделкино в электричке и на платформе славист заметил двух мужчин в шляпах и похожих плащах, следивших за братьями Герра, торопившимися на встречу с Чуковским. Возможно, это было связано с тем, что в доме Корнея Ивановича какое-то время жил преследуемый властями А. Солженицын, и все контакты классика детской литературы отслеживались сотрудниками спецслужб.
В конце декабря этого же 1968 года бдительные советские таможенники конфисковали у невесты молодого слависта, приезжавшей к нему из Парижа, магнитофонные записи бесед с К. Чуковским и Ю. Трифоновым. Беседа с Чуковским спустя десятилетия – в 1993 году – оказалась напечатана в сокращённом виде в журнале «Вопросы литературы» (выпуск VI) без ведома и разрешения не побоявшегося нарушить запреты советских властей молодого француза. В марте 1969 года аспирант Герра был выслан из СССР. На пятнадцать лет перед Ренэ закрылась советская граница. Но молодой человек не собирался перестраиваться и искать лёгких путей. Недаром звонком-мелодией в его мобильном телефоне и сегодня служит ария Тореадора из оперы Бизе «Кармен».
По высокому праву
В том же 1969 году дипломированный славист успел выдержать трудный конкурс на должность преподавателя русского языка. Его направили в Лион – в старейший лицей, основанный в ХVIII веке и расположенный в бывшем аббатстве на берегу реки Роны. Молодой учитель приехал из Парижа в Лион ночью, поселился в первой попавшейся недорогой гостинице напротив лицея. Герра проработал там всего несколько дней. Лион показался чужим, оставаться здесь не захотелось. Ренэ подал заявление с просьбой об увольнении и ушёл отбывать воинскую повинность.
В течение пятнадцати лет молодой славист работал и синхронным переводчиком на переговорах высшего уровня. Как только появилась возможность, вернулся к преподавательской деятельности. Более сорока лет Герра преподавал русский язык и литературу в университетах Франции – в Париже, в Дижоне, в Ницце.
Понимая уникальность культуры русского зарубежья, уже в юности молодой Ренэ начинает собирать коллекцию рукописей, книг, картин, открыток. Ренэ активно помогали его русские друзья – писатели и художники. Сегодня это самое большое собрание в мире (5 тысяч картин, 100 тысяч книг – из них более 20 тысяч с автографами), позволяющее себе представить, какой была подлинная русская культура Серебряного века, столь быстро задохнувшаяся в Советской России.
Ориентируясь на традиции малотиражных частных издательств Серебряного века, Герра в 1970-1980-е годы занимается издательской деятельностью. Сначала под маркой издательства «Рифма», получив на это благословение и моральное право от поэта Юрия Терапиано. Затем создаёт издательство «Альбатрос» и небольшими тиражами выпускает книги поэтов, прозаиков, художников-эмигрантов, сегодня ставшие библиографической редкостью.
С 1975 года французский славист начал читать лекции о литературе русского зарубежья в Национальном институте восточных языков и цивилизаций Парижского университета. В 1982 году – выпустил в Сорбонне монографию «Биобиблиография Б.К. Зайцева» в серии «Русские писатели во Франции», задуманной не без его участия.
Вовлечён в трагедию
Летом 1975 года Герра специально отправился в Америку, чтобы встретиться с русскими эмигрантами – писателями и художниками. Он провёл в США два месяца. За это время Ренэ познакомился с художником Сергеем Голлербахом, писателем, (главным редактором «Нового журнала» Романом Гулем (портрет которого он попросил выполнить Голлербаха), с писателем и журналистом, бывшим секретарём Бунина Андреем Седых, с философом Н. Арсеньевым, с писательницей Н. Берберовой, поэтессами Лидией Алексеевой, Ольгой Анстей, Ираидой Лёгкой, с историком Н. Ульяновым, с поэтами Иваном Елагиным, Николаем Моршеном, учеником Репина художником Михаилом Вербовым.
Ещё задолго до перестройки Ренэ понял, что судьба поставила его в сложное положение: он оказался, помимо своей воли, вовлечён в трагедию русской культуры. Это одной из первых почувствовала и поэтесса Белла Ахмадулина, обронившая во время встречи с собирателем-исследователем во Франции в 1977 году: «Низкий вам поклон за то, что вы делаете, и, дай Бог, чтобы это не принесло вам беды».
Белла Ахмадулина и её муж, художник Борис Мессерер познакомились с Герра в 1977 году во время трёхмесячного пребывания в Париже по приглашению актрисы Марины Влади, жены Владимира Высоцкого. В мемуарах «Промельк Беллы» Борис Мессерер вспоминает «увлекательные поездки по городу и окрестностям. Мы ездили в Версаль, в Во-ле-Виконт, в замок Шантильи, на русское кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Рене был близко знаком с русскими эмигрантами разных поколений и старался сделать так, чтобы мы увидели кого-то из тех, кто ещё жил в это время. Сам он несколько лет был литературным секретарём Бориса Зайцева и написал диссертацию о его творчестве… Ренэ был в курсе литературной жизни России, и ему не нужно было объяснять, кто такая Белла Ахмадулина. Он предложил быть нашим гидом и с удовольствием показывал свои любимые места в Париже… Мы объездили с Ренэ все цветаевские места, начиная с Медона, все дома, где жила Марина Цветаева». До 1976 года дом французского слависта, хорошо знакомый русским эмигрантам, находился в Медоне, пригороде Парижа. В 1937 году неподалёку жила Марина Цветаева – это здание сохранилось, теперь там мемориальная доска.
Мессерер и Ахмадулина во время этих встреч заметили, что Ренэ равнодушен к внешней стороне жизни, которую высоко ценят обыватели и позёры: «У него был автомобиль «Ситроен», находившийся в очень плохом состоянии, но ездить на нём всё-таки было можно. Мы его называли «жучок» и шутили, что Ренэ тормозит ногой – подошвой ботинка, потому что вся обшивка прогнила, и были видны дыры в кузове и в полу, кроме того, в машине было много хлама. Но тем не менее мы с благодарностью к доброжелательному хозяину садились в кабину…».
На столь же скромном, видавшем виде автомобиле мы с художницей Наталией Баженовой путешествовали вместе с Ренэ по Лазурному побережью в июле 2007 года. Зато эту многое пережившую машину можно было, не беспокоясь о её судьбе, оставить не закрытой прямо у ворот виллы на улице Альфред де Мюссе.
Герра так прокомментировал свои отношения с техническими достижениями цивилизации: «Сначала ты владеешь собственностью, потом собственность владеет тобой». Ему так удобно: старость машины его не смущает, мысли постоянно заняты другим – тревогой за судьбу уникальной коллекции, поиском новых книг, рукописей, картин русских эмигрантов, которые часто появляются на парижских аукционах, а также в книжных и антикварных магазинах Ниццы и Канн. На моих глазах Ренэ в октябре 2010 года обнаружил в витрине книжного магазина в Каннах рисунок Юрия Анненкова на пожелтевшей от времени бумаге
Иван Калита русского зарубежья
…В 1982 году Герра победил на конкурсе: 20 человек претендовало на должность заведующего кафедрой славистики в государственном университете Дижона (столицы Бургундии). В течение двух лет молодой учёный возглавлял кафедру в местном университете, раз в неделю приезжая из Парижа читать лекции и принимать экзамены, но полюбить этот город так и не смог. В 1987 году Ренэ получил от французского правительства первую государственную награду – орден «За заслуги».
А в июле 1988 года Герра стал последним французом, которому в эпоху «перестройки», известную своим либерализмом, советское посольство официально отказало в визе, хотя направлен он был руководителем солидной делегации в двухмесячную командировку. Славист увидел в этом отголоски скандала, предшествовавшего отъезду в 1987 году из Парижа в СССР Ирины Одоевцевой, с которой дружил и чьи книги выпускал в издательстве «Альбатрос».
Позднее, получив официальное приглашение в СССР от Советского фонда культуры, возглавляемого академиком Д.С. Лихачёвым, славист отказался принять это приглашение и потребовал от советской стороны официальных извинений.
Но на любви к русскому языку конфликты с советскими чиновниками никак не отражались. Французский учёный не просто преподавал русский язык, он влюблён в него страстно и искренне: внимательно следит за его чистотой и точностью. Ещё Б.К. Зайцев был удивлён – классик рассказал в письме с добродушной иронией и восхищением одному из корреспондентов: юный Герра однажды его поправил, обнаружив в речи небольшую неправильность. Преподавать русский язык в Парижской академии финансов Ренэ начал уже с 1985 года. С 2002-го – заведует кафедрой русского языка в государственном университете Ниццы.
В декабре 1991-го славист создал Ассоциацию по сохранению русского культурного наследия во Франции и стал её президентом, организовал первый во Франции частный дом творчества – Франко-Русский дом. В нём побывали многие русские писатели и художники, как живущие в России, так и эмигранты третьей волны.
Выставка из собрания Ренэ Герра в Государственной Третьяковской галерее, состоявшаяся в 1995 году, принесла собирателю, которого в то время уже нередко называли Иваном Калитой русского зарубежья, не только восторги потрясённых её уровнем зрителей, но и серьёзные неприятности – часть картин таинственным образом исчезла на таможне, несмотря на страховку и договор с самым престижным музеем страны. Полный список 22-х украденных работ был опубликован в журнале «Золотая Палитра» (М., №3, 2010). В новых книгах Герра бесследно исчезнувшие в это время его любимые работы (например, портрет молодого Владимира Набокова работы Мстислава Добужинского 1937 г. и портрет Бориса Зайцева работы Юрия Анненкова 1968 г.) печатаются с пометкой: «Украден во время выставки в России в 1995 г. Разыскивается Интерполом».
Сегодня Ренэ Герра – наследник прав известных зарубежных писателей и художников – В.В. Вейдле, Ю.К. Терапиано, С.И. Шаршуна, М.Ф. Андреенко, Е.Л. Таубер, Г.Н. Кузнецовой, А.Е. Величковского, Т.А. Величковской, Я.Н. Горбова, Б.Г. Заковича, С.П. Жабы, Д.И. Кленовского, Н.И. Ульянова.
В гостях у Екатерины Таубер, 1983 год
ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА РЕНЭ ГЕРРА
Награды и признание
В 1999 году просветительская и популяризаторская деятельность учёного была отмечена очередной правительственной наградой: французским государственным орденом Искусств и словесности. Но работа продолжалась. Исследования воплощались в книги. Выдержавший в Петербурге три переиздания сборник статей Герра «Они унесли с собой Россию… Русские эмигранты – писатели и художники во Франции (1920-1970)» так же, как и его новые книги «Младшее поколение писателей Русского Зарубежья» (запись цикла лекций, прочитанного Ренэ в 2009 году в Петербургском гуманитарном университете профсоюзов), «Когда мы в Россию вернёмся…», «Семь дней в марте» (диалоги с А. Ваксбергом об эмиграции), «О русских – по-русски», «Культурное наследие Зарубежной России», многие другие книги и статьи Герра открывают читателям целые пласты культуры русского зарубежья.
Научная и творческая общественность Петербурга, оценив огромный вклад французского исследователя в изучение культуры города на Неве и его талантливых уроженцев, в 2003 году – вручила слависту золотой «Невский Атлант», звезду лауреата «В деле сохранения памяти и культурного наследия россиян-эмигрантов, чьи имена связаны с Санкт-Петербургом, его славой и историей», и фамилия Герра была торжественно внесена в «Золотую книгу Петербурга». В 2004-м – учёный был избран Почётным академиком Российской Академии Художеств. В 2007-м – Правительство России отметило его подвижническую деятельность высокой государственной наградой – орденом Дружбы «За большой вклад в развитие российско-французского сотрудничества».
В последнее десятилетие Ренэ всё активнее участвовал в работе постсоветских литературных журналов и альманахов, выходящих в России и США. В начале ХХI века в России появлялись новые издания, руководители которых понимали: сотрудничество с самоотверженным французским учёным способно вывести их журналы и альманахи на более высокий интеллектуальный и творческий уровень, привлечь тысячи новых читателей. По инициативе старинного друга, авторитетного московского писателя Евгения Попова, с 2003 по 2009 год французский славист оставался членом редколлегии литературно-художественного журнала «Взор», выпускавшегося в Самаре. В разное время был членом редколлегий журналов «Жук» (для любителей открыток), альманаха «Литературные знакомства».
Летом 2009 года по телеканалу «Культура» показали четыре серии из документального телесериала «Мы унесли с собой Россию», задуманного в восьми частях и посвящённого судьбам творческой и интеллектуальной элиты «первой волны» эмиграции. К сожалению, вместо задуманных восьми телезритель увидел только четыре. В 2011 году французский славист вошёл в состав редакционного совета московского научного журнала «Культура и искусство».
Серебряный век продолжается
До начала пандемии учёный постоянно путешествовал по любимой русской провинции, бесплатно читая лекции в местных университетах, выступая перед юными россиянами в летнем лагере «Орлёнок» в Крыму, участвуя не только в Лихачёвских чтениях в Петербурге, но и в научных конференциях, организуемых отечественными филологами в разных российских городах. В 2008 году Герра посетил Брянск, выступил на международной научной конференции «М.К. Тенишева и её время», посвящённой 150-летию со дня рождения известной просветительницы и благотворительницы. Ренэ назвал М.К. Тенишеву «великим гражданином мира», рассказал о впечатлении, которое производит могила княгини на кладбище Ла Сель-Сен-Клу под Парижем: «Она царственна, как и сама княгиня». 18 октября 2009 года в Парадном зале Императорского Царскосельского Лицея, в том самом, где когда-то юный Александр Пушкин на выпускном экзамене читал стихотворение «Воспоминания о Царском селе» в присутствии Державина, французскому слависту была вручена «Царскосельская художественная премия». 28 августа 2010 года французский славист вновь побывал в Брянске. Благотворительный Фонд имени братьев Могилевцевых в рамках русско-французского года организовал в местном музее творческую встречу с исследователем на тему «Имена и судьбы людей, связавшие Россию и Францию». Выступая, Герра вспоминал Ф. Тютчева и А. Толстого, К. Паустовского и супругов Тенишевых, связавших Брянск с Парижем. «Для меня Брянск – это, безусловно, Мария Тенишева, много сделавшая для диалога русской и французской цивилизации, и Тютчев, увековечивший Ниццу в русской поэзии», – подчеркнул учёный.
На международном книжной ярмарке в Москве в сентябре 2010 года учёный получил ещё одну престижную награду – редакционная коллегия «Литературной газеты» приняла решение присудить ему традиционную премию имени Антона Дельвига за 2009 год «за исследование литературы Русского Зарубежья и укрепление русско-французских культурных связей».
Завершая этот перечень творческих побед Ренэ Юлиановича Герра (так, на русский лад, называли молодого француза его друзья русские писатели-эмигранты первой волны) и поздравляя учёного с 75-летним юбилеем, приведём точную оценку, которую даёт феномену Ренэ Герра молодое поколение россиян – критик и поэт новой волны, молодой кандидат филологических наук Елена Погорелая, познакомившаяся с собирателем в 2005 году во время международных литературно-образовательных чтений в Гданьске: «Ренэ Герра взял на себя миссию хранителя памяти. Один только факт существования его уникального архива – лучшее доказательство того, что за пределами «1/6 части суши» действительно продолжала жить ещё одна Россия, Россия Серебряного века, чей конец пришёлся на искусство эмиграции…».