Пять лет назад, накануне 200-летнего юбилея Тараса Шевченко, «ЛГ» сообщала о готовящемся тогда к изданию «Кобзаре» в новых русских переводах. Многие из них уже тогда увидели свет в электронных выпусках «Избранные страницы альманаха Библиотеки украинской литературы», ныне, увы, закрытых.
Казалось, начавшиеся на Майдане трагические события на Украине, омрачив шевченковский юбилей и столь пагубно отразившись на украинско-российских отношениях, сделают невозможным выпуск главной книги украинского гения в русских переводах. И всё же анонсированный «ЛГ» «Кобзарь» смог прийти к своему читателю, чему в решающей степени содействовало издательство «Букрек» (город Черновцы). Эта книга впервые в XXI веке явила читателям долгожданный корпус новых переводческих интерпретаций стихотворений и поэм Т.Г. Шевченко на русском языке (почти не обновлявшийся с 1939 года).
С какими мыслями переводчики приступали к работе над шевченковскими текстами, что вынесли из перекрёстного соприкосновения с духом и словом Кобзаря? Об этом рассказали они сами.
Юрий Петров:
– В капитальной монографии «Тарас Шевченко» Мариэтта Шагинян заметила, что «не только сносных, но и просто приемлемых переводов «Кобзаря» – нет», и сказала о Шевченко, что «читать его в оригинале очень легко, настолько же легко, насколько труден перевод Шевченко на русский язык именно в силу близкого родства языков».
Мысль Шагинян о переводах «Кобзаря», высказанная ещё в первой половине ХХ века, увы, во многом соответствует истине и сегодня. С тем же, что стихи Шевченко «легко» читать в оригинале, согласиться труднее. Да, украинский язык – родной брат русского. Но не русский. И читатель, не знакомый с украинским, читать «Кобзаря» в оригинале не сможет.
Переводчики Шевченко, как правило, именно из-за похожести языков стремились переводить как можно ближе к оригиналу, едва ли не буквально. Но украинский язык имеет иную оркестровку, и подобное копирование зачастую приносило обратный эффект.
«Кобзарь» – исключительно органичная, монолитная книга. Существующие же переводы выполнены целым рядом поэтов, пусть даже самого высокого уровня. Цельность и органичность книги при этом неизбежно пропадают.
Последнее, пожалуй, больше всего и навело меня на дерзкую мысль – перевести весь «Кобзарь» самостоятельно. Начав эту работу по окончании Литинститута и посвятив ей 13 лет, я завершаю полный перевод «Кобзаря»…
Александр Тимофеевский:
– В детстве мне довелось жить у бабушки на Украине в городке Изюм.
В четыре года свободно разговаривал на украинском и русском, не понимая, какая между ними разница… Один язык просто дополнял другой.
С ранних лет полюбил поэзию Шевченко. Когда любишь поэта, непросто сказать за что. Но в детстве, помнится, особенно нравилась его маленькая поэма «Лилея». Между прочим, Шевченко лучше всех перевёл «Плач Ярославны», наполнив его яростной и живой, а не многовековой давности страстью.
Думаю, что даже германское ухо, не знающее славянских речений, услышит в этой звукописи плач женщины или ребёнка и звон колоколов… Не буду более задерживаться на маленьком шевченковском шедевре, он требует отдельного исследования. Напомню только: скупой на похвалы Бунин называл автора «Кобзаря» гением.
Переводить со славянского на славянский трудно. Шевченко переводили отменные переводчики, лучшие советские поэты: Твардовский, Исаковский, Тихонов, Тарковский и другие. Но ближе всего к украинскому поэту, на мой вкус, оказался изысканный и сложный Пастернак... Мне всю жизнь хотелось переводить Шевченко. Наконец, со свойственной мне чудовищной самонадеянностью, решился.
Посвящаю этот труд моим наставникам в детстве: бабушке Юлии Васильевне Наседкиной и тётке Екатерине Павловне Тимофеевской.
Александр Илюшин:
– Кем вот уж точно не был Шевченко? Он не был ювелиром. Он не в ряду тех поэтов, которых уместно хвалить за тонкую отделку стиха. Поэтому в «Кобзаре» естественны рифмы типа «пору-море» или «наш-погас», нарушающие строгую традицию, а также ритмические сбои, противопоказанные классическим стихотворным размерам. Вместо шлифовки – рустовка, грубо отёсанные камни. Мастеру ни к чему красноречие и даже хороший вкус, он прост (простонароден) и мощен, хотя жизнь его замучила, истерзала тело и душу…
Есть опасность невольно пригладить, упорядочить, логизировать шевченковские стихи в переводе с украинского на русский. Этой опасности я стремился избегать и не подменять рустовку шлифовкой. Пусть и в переводе останется первозданная неприглаженность «Кобзаря» с его нервной и неровной пульсацией. Вменяю себе в обязанность бережное отношение к тексту оригинала – не менять бы в нём ничего, переводя, если нет в том крайней надобности! Как, например, перевести такие стихи: «думу тяжкую мою немым стенам передаю»? В одном старом русском переводе вторая строка передана так: «Безмолвным стенам отдаю».
Зачем эта переделка, если можно и нужно оставить авторское: «Немым стенам передаю»? Может быть, переводчик полагал, что по-русски нельзя сказать «стенам» с ударением на последнем слоге, а только на первом. Но ведь можно! А и было бы нельзя – всё равно надо сохранить авторский текст, «незаконно» поставив знак ударения на втором слоге. Читатель не удивится, поймёт, что «так в оригинале».
Неплохо, если в переводе не только будет дан – через адекватное воспроизведение смысла и ритма – так называемый образ автора, но и просквозит «образ» того языка, с которого сделан перевод. Замечательно, когда переводчик вправе чуть ли не переписывать четверостишие (незачем переводить, если можно переписать). Конечно, в целом это по понятным причинам несбыточно. Но там, где к этому можно максимально приблизиться, приветствуешь игру редкого и счастливого случая.
Николай Кобзев (из рабочих записей переводчика):
– Я – Кобзев. Стало быть, сам Бог велел мне каким-то боком быть причастным к «Кобзарю». Это, разумеется, шутка. Простое совпадение. Но, как видите, судьба распорядилась именно так.
Очень ответственное дело – перевод.
Когда пишешь своё, можешь позволить себе всё, что угодно. А переводя, трактуя кого-то, ты должен стать, быть им. Иваном Франко, Владимиром Сосюрой, Тарасом Шевченко... И ты не имеешь право на послабления, ты – Шевченко, а Шевченко ученических ошибок не допускает, не должен их допускать!
Прежде чем начинать работу, надо было определить принцип. Правда, она уже была начата ранее, без всякого принципа. Но тогда я просто переводил отдельные стихи, поэмы, не думая, что дерзну замахнуться на весь «Кобзарь». Так вот, как переводить? У Шевченко стих иногда как бы музыкально хромает. По-украински это получается здорово, на народный лад. А по-русски – не совсем, потому что музыку этой самой хромоты точно не угадаешь (как сказочная кривая уточка «сиротке сказала»), не повторишь, а случайно она выходит дёргано и порой коряво. Как быть? А очень просто. Прочитаем поэмы Тараса Григорьевича «Тризна» и «Слепая», писанные им по-русски. Там этой самой хромоты нету. А есть строгий, стройный, иногда внутри меняющийся поэтический ритм. Значит, так он видел свои стихи по-русски. Уже легче. Себя, впрочем, убеждать всегда легко…
«Тополя». На украинском хорошо, всё на месте. Она, девушка, женского рода, превращается в топол(ю?), тоже женского рода. А в переводе у Александра Безыменского – «Тополь» – мужского рода. Тут получается уже смена пола, что не очень здорово. Однако есть и в украинском, и в русском такое дерево «раина». Тополиного рода. То, что надо.
Думаю, что где-то существует информационный слой, в котором хранятся стихи поэтов, имеется в виду настоящих, на всех языках мира. Надо только проникнуть туда и взять нужное, искомое.
Советуюсь с Тарасом Григорьевичем, правильно ли выбираю то или иное слово...
Полагаем, что публикуемые нами записки переводчиков помогут читателям полнее, объёмнее понять и воспринять современные русскоязычные интерпретации поэзии Тараса Шевченко, сохранение в них традиций и появления новаций.
Формируя сборник, составитель руководствовался желанием донести до современного читателя адекватное восприятие поэзии «Кобзаря» русскими переводчиками конца ХХ – начала ХХI века.
В полном согласии с авторитетным мнением украинского поэта-академика Максима Рыльского, отмечавшего, что когда речь идёт о переводах в современном понимании этого слова, то мы требуем точности – содержательной и формальной – и верности – только не рабской.
Виталий Крикуненко,
поэт, литературовед, переводчик
Переводчика на сцену
В создании новых переводов «Кобзаря» на русский язык участвовала целая группа авторов. Четверо из них – члены Союза писателей России Павел Панченко, Юрий Петров, Николай Кобзев, Вячеслав Шевченко – положили лучшие годы своей творческой деятельности на создание каждым своей книги переводов «Кобзаря». Будучи россиянами, все они находились в духовной связи с родиной своих предков – Украиной, глубоко знали и любили украинский язык, поэзию Тараса Шевченко. Лучшие их переводы легли в основу нашего сборника. Свой яркий вклад внесли русский поэт из Киева Василий Дробот, москвичи – известный поэт, сценарист Александр Тимофеевский, выдающийся российский филолог, дантолог, переводчик, профессор Александр Илюшин.