Когда-то давно, со страстью оглашенного впитывая в себя Италию, что хоть однажды в жизни случается со всяким относительно культурным человеком, в «Corriere della Sera» прочитал эссе одного писателя родом с Сицилии. Имя писателя позабылось, но написанное запомнилось надолго.
Речь шла о послеполуденном дремотном оцепенении, что у некоторых южных народов называется сиестой. Но трактовал он её не чисто физиологически, а в каком-то очень тонком культурном, едва доступном пониманию смысле: мистика пищеварения и её последствия для культуры – как-то так…
Раскалённый воздух дрожит и струится, предметы теряют твёрдые границы, как будто испаряются. А ежели прихлебнуть холодного белого, то блаженное состояние плывущего ступора продолжится и заиграет полутонами (идеальное место для сиесты – гамак). До предела обостряется интуиция, и напоследок замирающее сознание одарит тебя парой редких по силе и ясности прозрений экзистенциального характера: жить – быть, не жить – не быть, любить – умереть, – способных изменить жизнь.
Но не только этой креативной трактовкой сиесты запомнилось эссе, но ещё и неожиданной аналогией с Россией. Писатель, судящей о России исключительно по книгам (прочитанным наверняка в гамаке), почему-то считал, что эти состояния «задумчивого оцепенения» объединяют южных итальянцев с русскими. И если на Сицилии этому способствует жаркое марево, то в России... Ну, как обычно – «бесконечные заснеженные пространства, где человек переживает особое чувство тоски от бесконечности и ужаса бесприютности...» Но одновременно это очень умственно плодотворное состояние, о чём свидетельствует хотя бы русская литература…
Это я пытаюсь реконструировать читанное более 20 лет назад эссе талантливого сицилийца. Это был красивый замах на построение поистине метафизической географии. Ох уж эти заснеженные просторы! Не дают они покоя пытливому зарубежному уму…
Поначалу мысль о нашем сходстве по признаку «оцепенелого умствования» показалась мне притянутой. Но чем больше бываешь в России зимой, а в Италии летом, тем больше проникаешься.
Вспомнить хоть медленное просыпание зимнего дня в глухой деревне, запорошенной снегом по самые скворечники. Что делать в деревне зимой? Встать, надеть тулуп и дойти до края села, а потом вернуться обратно… Засыпать немного снега за воротник и заскочить обратно в избу. Долго топать, отрясая сугробик с валенок, снова лечь, взять очень толстую книжку с жёлтыми страницами, перелистнуть и бросить, взять другую (про Италию): вот и день прошёл – под вой метели и треск в печи, вот и жизнь…
Ну чистая же Сицилия!
Кажется, рассуждения автора эссе были навеяны в основном чтением «Обломова», в котором он разглядел квинтэссенцию русской мысли и воли. Ведь совершенно очевидно, что Обломов не может встать с койки не от лени, а «от просторов»! Он наш – «русский Гамлет» (других Гамлетов у нас для вас нет), он не просто лежит, он постоянно совершает титаническую умственную и нравственную работу, разрешая самый больной из «русских вопросов» – встать или не встать? И не для одного себя, а для поколений. И ведь главное – что же будет, ежели он наконец встанет? Лучше бы уж лежал…
Честно говоря, сейчас уже не припомнить – всё ли это содержалось в том прекрасном эссе или всплыло в результате реконструкции. Но в любом случае, сиеста это вам не просто – нажрался пельменей и в койку...