Фрагмент из романа
Через несколько лет молодой русский художник будет приглашён в итальянский ресторан… Ему вежливо предложат сделать выбор, и он, теряя даже свободу речи от ужасного напряжения, как будто меню содержало перечень самых изысканных пыток, боясь признаться вежливым людям, что не может его прочесть, и уж тем более не зная, какие прелести скрываются за названиями всех этих блюд, ткнёт пальцем в очень знакомое почему-то слово, заказав ещё, как все, бокал пива – и вдруг, не стерпев, – водку, её, непереводимую, чтоб хотя бы ничего не чувствовать. Мерещилось ему или так было, что за ним с удовольствием пристально наблюдали, но выбор его произвёл огромное впечатление: «Водка c пивом, ой-ля-ля!» А он снова вывернулся, солгал: «Это мой любимый русский коктейль…» «О, русский, да, да! Коктейль! Водка с пивом! Молотов! Пожар! Ой-ля-ля!»
Официант, простодушно улыбаясь, поставил пред ним пиво и порцию водки – в графине, больше напоминающем вазу для цветов. Все улыбались, ожидая продолжения… Пугаясь, что гость помрачнел, – тут же спрятали улыбки… Желая, наверное, сделать ему приятное, сидевшая ближе на правах переводчицы суховатая профессоресса маленького, но древнего университета, полжизни корпевшая над каким-то «сюрнатурализом», вдруг вспомнила, что в Ирландии тоже существует народный обычай смешивать виски с пивом… Он молчал как немой. Дама смутилась, подумав, что молодой русский художник, возможно, услышал в этом сообщении нечто такое, чего она не предполагала сказать. «Вы поймёте меня, что я имею для вас сообщать?» – теперь, от унизительного для себя волнения, несчастная с усилием складывала чужие тяжёлые слова. Вдруг у столика возник официант, преподнёс тарелку… И воркующий ресторанчик потряс неудержимый радостный хохот… Вежливые люди обиженно-воинственно застыли с прямыми спинами, думая, что отражают удар: русский заказал для себя спагетти с кассатой из запечённых помидоров – и ему в прекрасном виде их приготовили, подали – однако, похоже, сделал это, желая увидеть в тарелке что-то очень смешное перед тем, как захлебнуться своим коктейлем! Но, поняв, что вызвало его смех, испытали облегчение… О, в тот вечер ему любезно поведали о макаронах всё… Всё!
Мог ли он знать, что в городе Понтедассио, неподалёку от Генуи, открыт Музей спагетти, в котором собраны сотни рецептов соусов и приправ! Что в этом музее хранится нотариальный акт из архива Генуи от 4 февраля 1279 года, подтверждающий существование кулинарного изделия под названием «макаронис»! Вообще-то, надо отдать им должное, это изделие из теста изобрели китайцы – там, у себя, в этой Поднебесной, куда проник бесстрашный итальянец, запомнив и передав своей цивилизации множество их секретов – и среди прочих рецепт приготовления макарон… О, но китайцы никогда бы не догадались, как делать спагетти! Они до сих пор питаются своей лапшой! И до сих пор пользуются при этом своими палочками. Да, да… Странно, что Марко Поло не убедил их в преимуществе такого предмета, как вилка… Что вилка удобнее, практичнее, чем какие-то палочки, как это было не понять? Человек перестал быть дикарём в тот момент своего развития, когда научился есть с помощью столовых приборов… Это сильно умерило его зверский аппетит… Ха, ха! Это сделало процесс его общения с едой искусством… Ха, ха! О, это очень-очень многое изменило в человеческой природе… На смену поведению пришло воспитание, а потом образование… Да, да! Человек разумный превратился в человека воспитанного. Воспитание, только воспитание – вот что такое эволюция! И эти люди – они, знавшие обо всём и умевшие рассуждать обо всём – не умели понять, почему гость из России так радовался обыкновенной пасте, испытывая почти детский восторг… И хотел, чтобы все как можно больше о ней говорили, но при этом даже не притронулся к блюду, о котором забыл, когда с тоскливой нежностью то грезил, то размышлял о каких-то родных ему в прошлом макаронах…
Спагетти в Советском Союзе были главной пищей для населения, государство бесплатно кормило его ещё ребёнком, а потом и в школе этой едой, и он очень её любил. У них это называлось «макароны с сыром», да, именно так. С каким сыром? Он говорит, что с простым сыром. Сыр был только «простой» – нет, это не сорт сыра. Простой – значит для всех жителей. Думаю, можно ещё перевести как «народный», да, сорт сыра или «советский», для советских людей. Только сыр, да, без соусов и приправ. И если не было сыра, тогда их жарили и ели с «томатной пастой». Нет, конечно, сначала отваривали, а потом жарили! Это, наверное, они взяли у китайцев, да, китайцы вроде бы жарят свою лапшу, он говорит, получаются как бы спагетти во фритюре. Но иногда они едят макароны отдельно, это называется у них гарниром. И когда живут очень бедно, едят только гарнир, варят, посыпают сахаром, да, стараются почему-то сделать их сладкими, наверное, так сытнее. Он говорит, в России существует даже такая пословица: если сидишь в тюрьме, будут кормить только макаронами. Нет, он не был заключён в тюрьму, но было время, когда они с женой жили очень бедно и ели только спагетти. У них было много денег, но на эти деньги ничего нельзя было купить. И тогда они ели спагетти с красной икрой. Шампанское и спагетти с красной икрой… Икра была как бы вместо сахара. Нет, это не ошибка. Продукты раздавали по каким-то билетам, и сахар тоже, но свои билеты на сахар и русскую водку они меняли на билеты для сигарет. Да, билеты ограничивали потребление алкоголя и табака. Наверное, это была такая конвенция: думаю, Горбачёв пытался ограничить в своей стране курение и пьянство… Шампанское продавалось свободно… Какое? Вы не поверите, он говорит, оно тоже было простое, да, да «советское»! Что, почему сахар? Зачем Горбачёв сделал так, чтобы в его стране ели меньше сахара? Потому что ели слишком много, думаю, в этом духе… О да, этот народ ни в чём не знает меры. Я бы тоже запрещала столько курить. Видите, как много он курит, очень много, это невыносимо… Я сама уже ничего не понимаю… Он говорит, что красную икру передавала в банках мама его жены, которая живёт где-то там, где Япония. Нет, она была очень бедной. У неё не было денег, но было много икры. Да, в больших банках. Вот он показывает вам, какого размера, очень большие. Она очень много работала, но ей не платили деньги. Она разделывала эту рыбу, из которой добывают икру, и ей так платили, потому что фирма, в которой она работала, была банкротом и всем работникам за их труд отдавала икру. Да, да, он говорит, что фирма совершенно разорилась, видимо, никто не покупал икру. Видимо, икры в России столько много, поэтому. И ещё в России есть блюдо, которое называется спагетти по-морскому, это когда любой мясной фарш пережаривают с луком и заправляют этой поджаркой пасту! Он его очень любит. О, но как это может быть? Дары моря? Но почему? И почему «пастой» у них называют соус из томатов? Может быть, они что-то когда-то перепутали?
Только никто его об этом уже не спросил. Профессоресса, пропустившая сквозь своё сознание потоки буйно-помешанных реалий, дожидалась возможности произнести последнее слово и с благодарностью распрощаться… Но русский заказал ещё водки, и опять не рюмку, а целый запас, всё сразу, как будто много или мало было для него лишь вопросом времени, и даже официант, видавший всякое, прислуживая, был смущён, растерян: на своей памяти никому он не подавал этот напиток в декантере, как вино.
Твой праздник, жратва, празднуй! Только он не сплясал – а спел. Посетители оборачивались, улыбались, всем казалось, за столиком происходило что-то необычайное. Дама перевела своим коллегам: «Это песня о дороге и туманах. Видимо, наш простодушный друг загрустил и очень хочет вернуться домой». Сказав это и сомкнув рот с улыбкой, такой же твёрдой, как шрам, она попыталась обрести опору в своих мыслях, собрав всю волю в кулак… Русские – это смесь поляков с китайцами, распущенность и всеядность, больше ничего. Да, их нужно исследовать, однако не проявлять никакой мягкости, не пускать на свой порог, в свой милый, ухоженный ещё предками дом, куда им хочется пробраться, чтобы забыть о своих кошмарах. Впрочем, эти вечно ноющие о своих бедах, как евреи, первобытные мученики ничего не способны забыть. Нет, поэтому их даже нельзя перевоспитать. Ну а стоит им ощутить, что всё позволено, очутиться на свободе – спиваются и развращаются. Вот и этот экземпляр, он молод, только начинает жить, но уже не чувствует себя личностью без глотка огненной воды и, судя по его нытью, прибыл сюда не выставляться со своими картинами, а умирать! Нет, уж лучше дать приют африканцам, туркам, арабам, от них больше пользы, потому что тяготы жизни приучают их к труду, а не к пьянству! А этот народ склонен к разрушению, опасен и занимает слишком много пространства. Жадная дикая орда. Они уже взорвали Чернобыль, хватит. Они совсем не принесли миру пользы, но сделали слишком много вреда. И зачем она изучила когда-то этот язык, посвятила свою жизнь этой ледяной пустыне? Теперь и у неё нет будущего, и она, со своим умом, силой, волей, вынуждена прозябать… Да, студенткой она почти восхищалась этой страной… Какая великая идея – свобода, равенство, братство! Освобождение человечества! Всеобщая социальная справедливость! Но что они с ней сделали, во что превратили? Кто, кто теперь поверит после всех этих ужасов, которые они устроили, погрузив в своё безумие ещё и полмира, что человек по натуре не алчен и жесток, а наивен и добр?! Теперь миром с полным на это правом будут править узколобые жадные капиталисты, распоряжаясь будущим всей планеты, как своим кошельком. Они победили интеллектуалов и людей труда. Победили, когда почти сдались, начали отступать. Сколько умов, сколько сил, сколько терпения вложено в эту борьбу! За право человека быть творцом! За веру в красоту! Художники, философы, ведь это было их мечтой… И вдруг её украли, как огонь, эти дикари, но устроили пожар… Теперь бегут, разбегаются… А быстрее проституток и мафиози прибежали их писатели, поэты, художники, музыканты, артисты… Они надеялись, надо думать, спастись первыми, искали признания и славы, думали, что пробил их час. Глупцы. Они, как это сказать, сами же принялись пилить ветку, на которой собрались вить гнёзда и насиживать свои золотые яйца… Мир постигло куда большее разочарование, чем в этой их коммунистической системе. Да, да. И теперь, когда обесценились идеи равенства, справедливости, когда смешны высокие прекрасные идеалы, даже искусством восторгаются, если оно сделало капитал. Сердца человеческие оглохли! Все думают об одном: деньги, деньги! Стало так тяжело жить. Вот и она никому не нужна, одинока. Женщина, у которой нет мужа. Женщина, у которой не было и уже не будет детей. Её друг и ребёнок – чёрная кошка с вышитой жемчугом шлейкой. Милая, милая Юдифь! Это маленькое живое божество! Она любит и лечит свою мамочку, уложишь тёплый урчащий комочек на больное место – и становится значительно легче. Надо отдать должное, русские умеют любить. Они любят свою Россию, они так и называют её – «матушкой»… Они любили Бога, рисовали его лики на иконах – и страстно молились… Их Андрей Рублёв – это нечто! Да, Рубенс был ревностным католиком и тоже выполнял заказы для церкви, но разве представишь, чтобы он молился перед «Снятием с креста» или тем более дал обет безбрачия, стал монахом? Столько деталей, плоти: шума, шума… Леонардо, Рафаэль, Эль Греко… И её любимый Босх, столь безжалостный к человеческим грехам – ангел, который первым протрубил миру о его конце… Наверное, в этом шуме и возможно услышать Бога, но эти русские слышат даже е г о молчание! Джотто – вот кто русский в душе… Но всё же его смирение было вызвано уродством, увечьем. Боль. Примитивность сознания. Вот он, этот коктейль. Пиво с водкой, что-то в этом духе. Вот и этот пьяный мальчик – примитив, напичканный всеми болезнями своего народа. И неужели поэтому они умеют так глубоко чувствовать? Их чувственность как звериный инстинкт… «Троица»… «Чёрный квадрат»… А этот Кандинский? Они всё чувствуют, чувствуют… Святой дух, бесконечность космоса, точку и линию на плоскости… Чувствуют c такой силой, что даже могут изобразить, как будто они видят это! Возможно, и этот молодой русский художник именно сейчас полон таких животных чувств…
Мозг её ещё цеплялся за каждую мысль и вершил свою работу – изучал, анализировал, когда предмет исследования вдруг сам же задал вопрос: «А здесь, в этом ресторане, есть в меню бульон из костей?» «Вы хотите знать, какой суп? – очень медленно и вяло произнесла профессоресса. – Из чьих он костей?»
И тогда раздался хохот, но уже потрясший уютный ресторанчик, будто атомный взрыв…