В постпетровской России начиная с XVIII века французский язык считался не просто окном в мировую культуру, просвещение и европейский универсализм, но и слогом свободомыслия. В дворянских и образованных кругах каждодневная речь была переполнена французскими словечками и выражениями. В общем, если выражаться сегодняшним языком, тогдашняя «образованщина» сильно комплексовала, ничуть не сомневаясь во вторичности и ущербности своей собственной культуры.
Ищите женщину
Ситуация изменилась с появлением Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова. Пытаясь объяснить французам, что такое для русских Пушкин, Александр Дюма сравнивает его с Шиллером. Не потому, что они стилистически похожи. А по причине того, что таким образом он хочет довести до европейского сознания степень важности для России неизвестного в Европе Пушкина.
Поэзия трудно переводима. Читая Александра Сергеевича в переводе на французский, невольно замечаешь в его стихах нечто «французское». Будто вне русского языка Пушкин – не Пушкин. Размышляя о Пушкине, Дюма развивает мысль о «национальной культуре». Он даже употребляет выражение «национальный гений» или «гений нации». По его мнению, ни один народ не может претендовать на национальное величие или даже идентичность без национальной литературы. Дюма считает Пушкина прародителем, родоначальником интеллектуального и художественного влияния России на мир. Он называет это явление «интеллектуальной эрой России».
Важнейшую роль в утверждении этой «интеллектуальной эры» сыграл Иван Сергеевич Тургенев. Сыграл достаточно парадоксально. Ибо выросший и воспитанный в Спасском-Лутовинове Тургенев был писателем провинциальным, даже деревенским. Не влюбись он в гастролирующую по России Полину Виардо, у русской литературы была бы, возможно, иная судьба. Строгая матушка Ивана Сергеевича вальяжную Полину невзлюбила, назвала её цыганкой и воспретила сыну появляться у неё с актрисой. Вот так безумно влюблённый Тургенев и оказался в Париже.
Совсем скоро его произведения переводятся на французский, и он становится одной из влиятельных фигур парижского литературного бомонда. Вот перечень друзей и почитателей его таланта: Гюстав Флобер, Жорж Санд, Ги де Мопассан, Виктор Гюго, братья Гонкур (главные законодатели литературной жизни Парижа), Эмиль Золя, Проспер Мериме, Александр Дюма. Благодаря влиянию Тургенева русская литература стала значимой в Париже. А Париж был тогда культурной и артистической столицей мира.
Тургенев любил ещё молодого Льва Толстого и всячески поддерживал его. С ровесником Достоевским у Тургеневы были сложные отношения. Фёдор Михайлович даже поглумился над ним в «Бесах», фактически сделав его прообразом Кармазинова.
Как бы там ни было, благодаря большому влиянию Тургенева Достоевского и Толстого стали переводить на французский. И вся читающая Европа открыла вдруг для себя глубины, о существовании которых даже не подозревала. Колоссальное влияние великих русских писателей объяснялось ещё и тем, что, в отличие от их французских собратьев, они были не просто гениальными художниками, но и мыслителями. Литература Толстого немыслима вне теоретического постулата, определяющего его сознание, строящего его мировоззрение. А Достоевский – так и вовсе философ в шкуре гения литературы. Лев Шестов сравнивает его с Ницше.
С этого времени всё резко перевернулось – французские писатели стали писать под влиянием русских. Андре Жид или Альбер Камю немыслимы вне Достоевского.
Величайшие стилисты неродных языков
В начале 1920-х годов русская интеллигенция массово мигрирует в Париж. В столице Франции оказываются и Бунин, и Мережковский, и Гиппиус, и Шестов, и Шмелёв, и Ходасевич, и Газданов, и Розанов, и Цветаева, и Зайцев, и Георгий Иванов, и Куприн, и Набоков, и Одоевцева, и Эренбург, и Бердяев. Всех не назовёшь. Некоторые из них – Цветаева, Куприн, Эренбург – вернутся в ставшую СССР Россию. Но большинство доживёт свою жизнь в изгнании.
Большинство писателей первой волны русской эмиграции бедствовали. Их не замечали, не переводили и попросту игнорировали. Даже Нобелевская премия Бунину известность в Европе не принесла.
Первый прорыв в этой блокаде совершил Владимир Набоков, но только после того как стал писать по-английски. Причём писать гениально, шедеврально. Да, скандальный сюжет «Лолиты» сыграл роль в мировом успехе произведения, но Набокова также определили и как одного из величайших стилистов английского языка! До него похожую участь познал лишь один великий английский писатель – поляк Джозеф Конрад.
Можно ли по-настоящему хорошо писать на «неродном» языке? Конрад и Набоков доказали, что да – можно! Сегодня одним из величайших французских писателей считается Андрей Макин. Уроженец Красноярска, он эмигрировал во Францию в 1988 году в возрасте 31 года. По-французски он до сих пор говорит с ярко выраженным русским акцентом, но языком владеет так, как мало кто им владеет вообще. Его самая знаменитая книга «Французское завещание» была одновременно удостоена Гонкуровской премии (престижнейшей литературной премии Франции), премии Медичи и Гонкуровской премии лицеистов. Подобного триптиха не удостаивался никто и никогда. Книга была переведена на 35 языков, включая русский.
Андрей Макин, безусловно, великий французский писатель, хотя действие большинства его романов происходит в СССР. Сам же он считает себя эмигрантом по национальности. По его словам, это когда русские корни сильны, но и влияние Франции огромно. В 2016 году Макин был избран членом Французской академии (Académie française), виднейшего института, основанного ещё кардиналом Ришелье. Стоить заметить, что пожизненным секретарём академии является Элен Каррер д’Анкосс, родившаяся в аристократической русско-грузинской семье белых эмигрантов. Её девичья фамилия – Зурабишвили. Она специалист по России и считается во Франции русской. Макин, кстати, тоже.
Лев по имени Анри
До него самым известным членом академии «из русских» был Анри Труайя, урождённый Лев Асланович Тарасов из кавказской семьи банкиров и предпринимателей. Спасаясь от большевизма, Тарасовы бежали в Константинополь. Другого пути с юга России не было. Позже Анри Труайя вспоминал: «В Константинополе нас ждали новые трудности: местные власти пересылали всех беженцев русского происхождения на остров Кипр и разрешали высадиться в порту Константинополя только беженцам-армянам. Мы же по документам считались русскими подданными армянского происхождения. Следовало нас принять или нет? Усложняло ситуацию и то, что все армянские фамилии оканчиваются на «ян», окончание же нашей фамилии на «ов» делало её совершенно русской. Отец, вконец измученный этой путаницей, согласился на уловку. Дипломатический представитель новой армянской республики в Константинополе выдал нам 19 марта 1920 года письмо, удостоверявшее, что предъявитель его, «известный в России под фамилией Тарасов», в действительности носит фамилию Торосян. «Торосян» не была нашей настоящей фамилией, но навсегда срослась с фамилией Тарасов, несмотря на все усилия, которые мы потом предпринимали, чтобы от неё избавиться».
Маленький Лёва, будущий Анри, приехал в Париж семилетним мальчиком в 1918 году. А в 1938-м, ровно через двадцать лет, он был удостоен Гонкуровской премии за роман «Паук». Труайя мгновенно стал одним из популярнейших и любимейших французских писателей. О странном своём псевдониме он написал: «Сам того не сознавая, я стремился к тому, чтобы моё новое имя начиналось с буквы «Т», как и прежнее, и у меня выходило: Тарао, Тарасо, Троа… Я остановился на Труайя. Теперь нужно было получить одобрение Плона (крупнейшего парижского издателя. – В.Л.). Время не терпело, корректура ждала. Я бросился в телефонную кабину и, вызвав издателя, сообщил ему результаты моих изысканий. Поразмыслив минуту, он одобрил Труайя, но потребовал ради фонетического благозвучия изменить и имя. «Лев Труайя! Тяжело, глухо, – сказал он. – Совершенно не звучит». По его мнению, мне нужно было имя с буквой «i» посередине, чтобы звучность была более чёткой. В полной растерянности я назвал первое попавшееся: «Ну, тогда Анри». Он согласился: «Анри Труайя! Неплохо. Ну что ж, пусть будет Анри Труайя». С яростью в сердце я повесил трубку. Вот так телефонная будка стала местом моего второго рождения. Сначала я изменил национальность, затем – имя. Осталось ли ещё хоть что-нибудь подлинное во мне? Мои родители, звавшие меня «Лев» со дня моего рождения, с большим трудом называли меня потом Анри. Я сам долго не мог привыкнуть к моему второму «я», и прошло много времени, прежде чем я обратился с просьбой официально изменить моё имя и фамилию. Теперь я по документам – Анри Труайя, но Лев Тарасов по-прежнему живёт во мне: сжавшись в комочек, он сладко спит в самых потаённых глубинах моей души».
Анри Труайя прожил долгую и плодотворную жизнь. Он написал более ста опубликованных при жизни произведений, многие из которых стали бестселлерами. Причём писал только стоя.
Лицо без гражданства
Известнейший французский писатель, сын эмигрантов из России Жозеф Кессель родился в 1898 году в Аргентине, в еврейском сельскохозяйственном поселении, основанном колонизационным обществом барона де Гирша. Но в начале XX века семья вернулась в Россию. С 1905 по 1908 год Кессели жили в Оренбурге, где отец работал врачом, а затем переехали во Францию.
В 1914 году юный Иосиф записался добровольцем во французскую военную авиацию и участвовал в сражениях Первой мировой войны. А в 1918-м тоже добровольцем пошёл в экспедиционные войска, в составе которых участвовал в интервенции на Дальнем Востоке. Вернувшись в Париж после окончания в России Гражданской войны, он стал печататься в эмигрантской газете Милюкова «Последние новости».
Но вскоре начал писать по-французски, да так здорово, что стал кумиром читающей молодёжи. Ещё и сегодня репортёр и писатель Жозеф Кессель, автор множества прекрасных книг, является культовой фигурой и объектом для подражания. Во время Второй мировой войны, будучи членом Сопротивления, он написал совместно со своим племянником Морисом Дрюоном «Песню партизан», ставшую гимном французского Сопротивления.
Ещё одной удивительной фигурой во французской литературе был Владимир Волков (Vladimir Volkoff). Сын белых эмигрантов (его отец воевал против красных), Владимир Николаевич сам был офицером французской армии и ветераном алжирской войны. Я горжусь тем, что мне довелось быть его другом и издателем.
Известность пришла к нему поздно, в 1979 году, после выхода его «метафизического триллера» о религиозном обращении офицера КГБ. «Перевербовка» стала мгновенным бестселлером, а в прессе о Волкове заговорили как о главной литературной сенсации года. Последовала масса книг, успехов, премий, наград. Владимир Николаевич был кавалером ордена Почётного легиона и ордена Искусств и литературы, лауреатом премии Французской академии и пр. Но Владимир Волков был монархистом и убеждённым православным христианином. Узнав об этом, французская пресса, столь воодушевлённо приветствовавшая его дебют и две-три последующие вещи, моментально отвернулась от него. Не отрицая при этом того, что он является великим писателем.
«Я считаю себя одинаково и французом, и русским, – говорил Владимир Волков. Но я предпочитаю писать по-французски, хотя мог бы писать и по-русски, и по-английски».
Литература в изгнании – важнейший культурологический феномен ХХ и ХХI веков. Многие величайшие писатели современности писали и пишут на «неродном» языке. Размышляя о своей русскости, Иосиф Бродский говорил, что «национальность поэта – это его язык». Русские, обогатившие своим талантом великую французскую литературу, привнесли то, чего в ней не было.
УДИВИТЕЛЬНАЯ СУДЬБА
Нельзя здесь не вспомнить и об удивительной судьбе Ирен Немировски (Irène Némirovsky), прекрасного французского автора, рано и трагически ушедшего из жизни. Родилась Ирина Львовна Немировская в Киеве в зажиточной еврейской семье, в лоне которой она получила, по её же словам, «французское воспитание». Семья сумела как-то бежать от революции, не обнищав. Очутившись в Париже, Ирина, в отличие от прочих эмигрантов, вела безбедный и богемный образ жизни. В эмиграции она вышла замуж за сына банкира Михаила Эпштейна. Но не это важно, а то, что в 1929 году она публикует свой первый роман – о еврейском банкире, который обнаруживает, что деньги не принесли ему счастья. Роман «Давид Гольдер» стал бестселлером и был экранизирован.
Удивительно талантливая Ирен мгновенно стала одним из известнейших французских писателей тридцатых годов. Но счастье её длилось недолго. Будучи еврейкой, она вынуждена была бежать из Парижа в самом начале войны. Увы, это не спасло её. В 1942 году она была арестована французской полицией как «лицо еврейской национальности без гражданства» (в гражданстве французы ей в 1938 году отказали) и сослана в Освенцим, где скончалась или была убита буквально через месяц.
«Французская сюита», самый известный роман Ирен Немировски, был написан во время войны, в период бегства и скитаний. Рукопись долго лежала в каком-то ящике, пока дочь Ирен не решилась разобрать вещи погибшей матери. Он был опубликован в 2004 году и получил большую известность.
«ЛГ»-досье
Виктор Лупан родился 3 апреля 1954 года в Черновцах. Через четыре года семья переезжает в Кишинёв, где отец Виктора становится первым главным редактором молдавского телевидения.
Окончил молдавскую школу и учился на факультете французского языка Кишинёвского университета. В 1974 году вместе с семьёй эмигрировал в Бельгию. Окончил в Брюсселе Институт театра и кино (INSAS) (1979), в 1981 году уехал в США, преподавал в Университете штата Луизиана. Окончил Высшие режиссёрские курсы в Американском институте кино в Лос-Анджелесе.
В 1985 году переехал во Францию, работал на телевидении, снял четыре полнометражных документальных фильма по своим сценариям. Фильм о советских пленных в Афганистане получил в 1987 году приз как лучший гуманитарный фильм года.
В 1986–2001 годах работал специальным корреспондентом и одним из ведущих журналистов-международников в журнале «Figaro Magazine», затем возглавлял французское издательство «Syrtes», издательский дом «Presses de la Renaissance», являющийся собственностью второго по величине французского издательского концерна «Editis».
С 2006 года – глава редакционного совета и главный редактор газеты «Русская мысль». С 2014-го – директор парижского издательства «Роше» (Editions du Rocher). Продюсирует и ведёт три еженедельные передачи на парижской радиостанции «Radio Notre Dame». Преподаёт киноанализ и язык кино в Институте Жорж Мельес (Institut Georges Méliès).
26 июля 2010 года вошёл в состав Патриаршего совета по культуре.
Виктор Лупан