С замиранием сердца

Александр ВОЛОБУЕВ


***
Дозволяется редко судьбою скупой
Позабыть о Москве, о навязчивом деле,
Никуда не спешить и брести еле-еле
По лужайке, пробитой зелёной тропой.
Мне и здесь хорошо, потому и не буду
Ждать каких-то особых, нездешних краёв.
Не одни здесь капустницы-бабочки всюду,
Здесь увидишь из птиц не одних воробьёв.
Обойду лупоглазую в травах лягушку.
Не настолько я глуп, не настолько жесток,
Чтобы походя плюнуть небрежно в речушку,
Чтоб жука раздавить, сбить ногою цветок.

ПОД ПАСХУ В ЦЕРКВИ

Тихо в храме. Серьёзные лица.
Не приходят сюда без забот.
Здесь не надо спешить-торопиться –
Здесь особое время течёт.

Оставляют тут люди записки –
На умерших, и списки живых,
Имена поминаемых близких
Прозвучат для спокойствия их.

Чуть колеблются свеч огонёчки,
Отраженья их – с разных сторон:
Как пушистые вербы комочки –
В темноте застеклённых икон.

Здесь понятней земная дорога,
И туманится мудростью взгляд…
Даже те, кто не верует в Бога,
С замиранием сердца стоят. 

ПЕРВАЯ ЖЕНА ТЮТЧЕВА

В незаслуженных муках она умирала…
Он боялся взглянуть на полночи вперёд
И дрожащей рукой поправлял одеяло,
И готов был кричать, что она не умрёт.

А она заслужила все лучшие блага
Добротою своей, чистотою души.
Только муж – неудачник, по службе – ни шагу,
И непросто хозяйство вести на гроши.

Всё долги, постоянно долги. И к тому же
Он увлёкся какой-то приезжей вдовой.
И однажды в протест похождениям мужа
Попыталась кинжалом покончить с собой.

Но и это прошло. И пожар парохода,
Где спасла она дочек с огромным трудом…
Но ведь были у них и счастливые годы,
Счастье очень надолго входило в их дом.

Вот и всё. Уже горечью согнуты спины,
И ползёт от кадила дурманящий дым…
Тридцатипятилетний поникший мужчина
Стал за эти часы совершенно седым.

***
Мне казалось: вдали столько радостных дел…
Я всю жизнь проискал эти дали.
А пока я искал их, мой дом оскучнел,
Под окном хризантемы завяли.
Эти дали… мне с ними порою везло,
Находил и терял я их снова.
Находил и терял… и не сразу дошло –
Ничего мне не надо чужого.
Край родной, дом родной, не бросайте укор…
Здесь естественно всё и весомо…
Далью пусть остаётся манящий простор,
Но цветут хризантемы у дома.
А мечта пусть живёт. Не грешно помечтать,
И есть польза от выдумки смелой:
Всё, что в сказочной хочешь дали отыскать, –
Дома сделай, в краю своём сделай. 

СТИХИЯ

Ливень градом в карниз бил, сверкая,
Низвергалась вода, тяжела.
Не поверишь, что тяжесть такая
Пред паденьем по небу плыла.

Как неслись по небесным ухабам,
На воздушных потоках паря,
Как держались на воздухе слабом
Обречённые падать моря?

Щели, ямы вода затопила,
Смыла павшие листья и хлам.
Необузданно-дикая сила
Высшей волею сброшена к нам.

Ливень в землю уйдёт. Но когда-то,
Словно слыша небес голоса,
В жаркий полдень, воздушно-крылата,
Вновь вода воспарит в небеса.

…Стих мой – друг мой,
будь чувству послушным,
Для меня ты – и буря, и бриз.
Стань же в светлое время – воздушным,
Чтоб в суровое – ринуться вниз.

***
Вновь нам побыть на даче удалось.
Пусть там всегда запущенные грядки
И доски у забора – вкривь и вкось, –
Когда душа на месте – всё в порядке.

Нам дача – не для алчной суеты,
Чтоб торговать и набивать карманы…
Нас ждали полудикие цветы –
Нарциссы, незабудки и тюльпаны.

Вдали кукушки «заводились» вдруг,
Накуковать нам много лет хотели.
Приветно одуванчики вокруг,
Хоть сорняки, как солнышки желтели.

Когда летели с яблонь лепестки
И тенькали доверчиво синицы,
С тобой мы были более близки,
Чем на казённых улицах столицы.

Когда под вечер месяц выходил,
А тёплый май всё не давал прохлады,
Нам соловьи старались что есть сил
Дарить неповторимые рулады.

Не может быть там приступов тоски,
Где житие спокойствием объято…
С тобой мы были более близки,
Улыбчивей, чем где-то и когда-то.

***
Для счастья одному хватает малого:
Побольше в дом свой натащил – и рад.

Другой живёт с порывистостью Чкалова,
Мечты – не вещи – зажигают взгляд.

Один юлит, лукавит, пресмыкается,
Ползком, глядишь, добьётся своего.

Другого быт как будто не касается,
И словно свет исходит от него.

Ну что ж – коль хочешь – в дом тащи охапками,
За личное, за шкурное борись…

От одного хрусталь остался с тряпками,
А от другого – солнечная высь.

***
Что читать о варягах и гуннах,
Поднимая истории пласт, –
Пусть она остаётся для юных,
Мне она ничего уж не даст.

В позднем возрасте поздно учиться –
Я почти что для вечности – свой,
Где живой или мёртвой частицей
Окажусь после жизни земной.

Что мне даты, цари и вельможи,
Ни к чему описанья боёв,
Я б хотел в мироздании Божьем
Ну хоть что-то оставить своё.

И оставлю в конечном итоге
То, чем далее буду согрет:
Сыновей и какие-то строки –
Пусть не многим, но видимый след.

Ко всему отношусь я серьёзно:
По минутам мне жить – не часам…
А история – это мне поздно, –
Становлюсь уже вечностью сам.