Беседу вела Наталья Пелехацкая
10 ноября в Московском международном Доме музыки состоится премьера спектакля «Распад атома», посвящённого трагической судьбе гениального русского композитора Германа Галынина (на фото). Он был одним из любимых учеников Дмитрия Шостаковича. В 1951-м в 29 лет получил Сталинскую премию за «Эпическую поэму на русские темы». Ему прочили блестящее будущее, но тяжёлая душевная болезнь это будущее перечеркнула. В спектакле музыку Германа Галынина исполнит симфонический оркестр радио «Орфей» под управлением главного дирижёра и художественного руководителя Сергея Кондрашева. Режиссёром, сценаристом и исполнителем главной роли стал Дмитрий Сердюк, который ответил на вопросы «ЛГ».
– Дмитрий, спектакль носит мощное метафорическое название – «Распад атома». Как вы раскрываете эту метафору на сцене? Что «распадается»: личность композитора, его талант, связь с миром?
– В сценическом языке метафора «распад атома» не связана с разрушением личности или таланта Галынина. Его дар не исчезает – он возвращается к своему истоку, к тому, кто его даровал. И сама личность остаётся цельной. Настоящая трагедия в том, что постепенно прерывается его связь с миром. Но название «Распад атома» имеет ещё более широкий смысл: распадаемся, скорее, мы – общество, которое оказалось слишком равнодушным к его судьбе, к тому, что он создал, забыв его. Поэтому в этом названии – не столько констатация распада, сколько глубокое сожаление и признание нашей ответственности.
– В анонсе говорится о соединении симфонических фрагментов с документальными свидетельствами. Как вы выстраиваете диалог между музыкой и словом? Что является главным двигателем действия – музыкальная или документальная ткань?
– Для меня нет главного и второстепенного: музыкальная и документальная ткань существуют как единое целое. Если убрать хотя бы одну составляющую, исчезнет полнота личности Галынина, полнота его творческого «я». Это не конкуренция жанров, а именно диалог, в котором одно невозможно без другого. Хотя сам Галынин считал, что слова обманывают, а музыка не может обманывать, в спектакле всё же важно их соединение. Слова окрашивают, задают контекст, музыка же передаёт то, что невозможно высказать. И только в симбиозе рождается подлинная драматургия. Поэтому я выстраиваю этот диалог так, чтобы музыка и документальные свидетельства не иллюстрировали друг друга, а создавали общую ткань, где одно без другого не существует.
– Судьба Германа Галынина – это трагедия одиночества и забвения. Как средствами театра передать ощущение человека, который «пришёл ниоткуда и ушёл в никуда»?
– Через театр важно не столько показать «уход в никуда», сколько дать Галынину возможность снова быть рядом со зрителем. Его судьба действительно связана с одиночеством, но это не частное чувство, а обратная сторона дара, удел многих гениев. Они живут в других ритмах и плоскостях, видят и чувствуют мир иначе, и именно это непонимание ведёт их к одиночеству. Задача театра здесь – не воссоздать биографию, а дать голос: позволить прозвучать его музыке, его мыслям, его миру. Это попытка деликатно пригласить его слова и его звучание в наш сегодняшний день, чтобы зритель ощутил рядом живое присутствие. И тогда формула «пришёл ниоткуда – ушёл в никуда» обретает иной смысл: всё зависит от того, с какой мерой внимания и любви мы сами будем относиться к его памяти и его дару.
– Почему именно эта история стала темой вашего спектакля? Что в его биографии отозвалось в вас лично как в художнике?
– История Германа Галынина для меня – прежде всего огромная загадка. О нём сохранилось так мало: нет дневников, переписки, лишь воспоминания сына и, конечно, его музыка. Через партитуры мы можем нащупать его характер, его внутренний мир, отношение ко времени и к жизни. Меня потрясло, что, несмотря на трагические обстоятельства – война, болезнь, пребывание в психиатрической клинике, он не перестал творить. Даже там он продолжал писать музыку. Эта судьба отозвалась во мне своей хрупкостью и силой одновременно. Человек, которого мир поставил в предельно сжатые, почти невыносимые обстоятельства, сумел сохранить и развить свой дар. Для меня как художника важно было попытаться приблизиться к его образу, соединить документальные факты и художественное осмысление, чтобы показать на сцене не только биографию, но и внутренний масштаб личности.
– В «Распаде атома» вы и режиссёр, и сценарист, и исполнитель главной роли…
– Я не думаю об этом в категориях «режиссёр» или «актёр». Конечно, ответственность за всё происходящее на сцене лежит на мне, но важнее другое: быть проводником, создать пространство, в котором Галынин сможет ожить хотя бы на полтора-два часа. Потому это не про баланс ролей, а про исследование. С одной стороны, я как артист думаю о воздействии на зрителя, с другой – стараюсь смотреть на спектакль со стороны. Но я не разделяю эти функции: это единый процесс, лаборатория, где мы вместе с залом пробуем заново услышать и понять эту личность. И если зритель удивится его дару так же, как удивляюсь я сам, значит, цель достигнута.
– Герман Галынин – фигура сложная и трагическая, с тяжёлой душевной болезнью. Как вы подходите к воплощению такого характера на сцене? Что самое трудное?
– Я не хотел бы делать акцент на болезни – это не главное. Для меня важнее искать не в том месте, где он «болен», а там, где здрав, где в нём проявляется свет. Вообще в театре так: если персонажа принято считать отрицательным – ищи в нём доброе, если «больной» – ищи живое и цельное.
Самое трудное в роли Галынина – не болезнь сыграть, а сыграть дар. Как воплотить на сцене талант, внутреннюю силу человека? Вот это настоящая задача. При этом важно не навредить, не исказить его образ своим личным отношением, а наоборот – сохранить личную связь, потому что без неё роль будет неправдивой.
Для меня театр – это пространство, куда зритель приходит за «маленькой порцией смерти», за возможностью экзистенциально прикоснуться к тайне. И такие фигуры, как Галынин, несут в себе эту тайну и загадку, которую мы никогда до конца не разгадаем, но которая притягивает. Через него зритель может пройти этот опыт и хотя бы на время почувствовать то, что делает театр живым и необходимым.
– При работе над сценарием вы опирались на документы. Что из найденных свидетельств или цитат стало для вас ключевым, поворотным в понимании его личности?
– Как я уже говорил, документов о нём сохранилось совсем немного: нет ни дневников, ни переписки, только редкие воспоминания сына и, конечно же, музыка. И именно в этой музыке проступает его характер сильнее всего. Ключевым для меня стало то, что, даже оказавшись в психиатрической клинике, он продолжал писать. Этот факт перевернул моё понимание его личности. Он показывает не болезнь, а силу и внутреннюю цельность: человек, у которого отняли многое, всё же сумел сохранить главное – способность творить.
И в этом для меня и есть разгадка Галынина: он как будто говорит с нами не через слова и документы, которых почти нет, а через музыку, которая всё выдержала и донесла до нас его подлинный голос.
– «Распад атома» – часть большого проекта по возрождению забытых имён, которым уже больше 10 лет занимается Телерадиоцентр «Орфей». Почему, на ваш взгляд, важно говорить о таких фигурах, как Галынин, сегодня?
– Мне кажется, важно возвращать имена не ради памяти, а ради нас самих. Через музыку Галынина мы можем услышать не только личность конкретного композитора, но и целую эпоху – с её трагедиями, недоверием, жёсткостью и вместе с тем с её огромным даром. Почему это важно сегодня? Потому что история Галынина – это история не только одиночества, но и силы духа. Человек, которому выпали невероятно тяжёлые обстоятельства, продолжал писать, продолжал создавать. Для современного зрителя это напоминание: дар и талант могут существовать вопреки всему, а наша ответственность – не пройти мимо, не допустить повторного забвения.
И ещё, наверное, потому что через такие фигуры театр возвращает нам чувство сопричастности. Мы начинаем иначе смотреть на время, на собственные судьбы, на ту меру внимания и любви, которую способны или не способны дать друг другу.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Дмитрий Сердюк. Родился в 1990 году. Окончил Харьковский лицей искусств, а затем ГИТИС (мастерская Сергея Голомазова). Был принят в труппу Московского драматического театра на Малой Бронной. В настоящее время служит в Театре Наций. Является автором и исполнителем моноспектаклей: «Наше всё… Бродский. Лица необщим выраженьем» и «Ахматова. Свидетель». Как режиссёр поставил спектакли «Наше всё… Метафизика любви», «Моими глазами». Лауреат премии президента РФ для молодых деятелей культуры (2021 год).