Нередко бывает, что смотришь себе, смотришь какое-нибудь кино, и оно тебе в целом нравится, порой даже очень – но вот дело идёт к финалу, а там сценарист с режиссёром нечто такое отчебучат... И одной короткой сценой, притянутым за уши хеппи-эндом, к примеру, сумеют начисто испортить всё впечатление. Голливудские мастера этим делом нередко грешат, что, в общем, объяснимо и даже для них извинительно: есть правила искусства, но есть и законы бизнеса. Наперекор ожиданиям большей части потребителей идти нельзя. По крайней мере не вполне правильно.
У фильма Никиты Михалкова «12» с финалом тоже не всё благополучно. Сквозит в нём и излишняя нарочитость, и перехлёстывающая за края нравоучительность, и по части густопсовой (со слезой) символики там также наблюдается очевидный перебор. Что, впрочем, лично для меня, общего, куда больше чем просто хорошего ощущения от картины перебить не смогло.
Никита Сергеевич, по-моему, впервые за много лет снял кино выдающееся, причём и с художественной, и с общественной точки зрения произведение, достойное создателя «Неоконченной пьесы...», «Пяти вечеров», «Родни». Мы об этом в своё время с удовольствием писали – готовы повторить снова. Мы искренне радовались ещё только предварительному выдвижению «12» на «Оскара», чему также торопились посвятить отдельную заметку. А теперь вот лента вошла в номинантский шорт-лист, а радости, прямо по известному анекдоту, нет! Более того, имеется глухое раздражение, прочно угнездившееся в душе после просмотра телетрансляции церемонии вручения премии «Золотой орёл». Этот своеобразный постскриптум к последнему михалковскому творению, его «второй финал», шагнувший, что называется, с экрана прямиком в нашу жизнь, смог задним числом изрядно поколебать не только нравственный, но и эстетический эффект, что возникли в тёмном зале кинотеатра, укрепились по выходе из него и не оставляли пишущего эти строки на протяжении нескольких месяцев.
На первый взгляд, чего, кажется, так переживать. Ну, подумаешь, получила картина пятерых «Орлов», в том числе двух главных – за «Лучшую режиссёрскую работу» и как «Лучший игровой фильм». С кем не бывает! Случались сходные казусы в истории мирового кинематографа и прежде, в богатой биографии «заокеанского дядюшки» аналогичные оглушительные победы за явным преимуществом при желании также можно отыскать. Но вот тот эмоциональный надрыв, с которым был обставлен данный триумф, честное слово, потрясал. Слеза в голосе у Михалкова набирала – с каждым новым его выходом на сцену, с каждым получением очередного пернатого – всё большую весомость и прозрачность. Апофеозом стало пылкое и многозначительное «Я знаю, как не просто даются такие решения», высказанное по адресу не поступившихся своими принципами академиков Национальной академии кинематографических искусств и наук России. Той самой, что в народе прочно именуется михалковской академией, поскольку была, как многие помнят, создана тогдашним председателем Союза кинематографистов Михалковым Н.С. в пику непослушной Российской академии кинематографических искусств «Ника».
Я далёк от того, чтобы огульно обвинить всех представляющих киноискусство и кинонауку учёных мужей в сервилизме – готов поверить, что голосовали они, невзирая на всю непростоту, исключительно сердцем. Что фильм им понравился, точно так же, как понравился он мне. Что он действительно дал нам образец лучшего в 2007 году: монтажа фильма, музыки к фильму и т.д. и т.п. Однако с «беспрецедентным» фактом увенчивания лаврами всей дюжины михалковских присяжных заседателей скопом примириться решительно не могу. Начнём с того, что далеко неравноценны в канве фильма сами эти роли. И куда как разнится их воплощение. Рядом с отточенными, филигранными работами исполнение, мягко скажем, несколько топорное. Не станем называть фамилий, дабы не вносить ненужный (особенно теперь) раздрай в стан победителей. Тем более столь искреннюю радость они продемонстрировали, высыпав бодрой стаей на подмостки за своим законным золотом. Так искренне радовались неожиданному решению академиков. «Стоянов говорит, что нас всех специально наградили, для того чтобы мы тут все прилюдно целовались», – во всёуслышание озвучил «лучший режиссёр» одну из междусобойных реплик одного из лучших артистов. Одним словом, шуткам, веселью, восторгу не было конца. Присутствовал и момент гражданственно-лирический: когда уважаемый Валентин Иосифович Гафт, словно бы во искупление грешков своей эпиграмматической молодости, принялся декламировать вирши – надо думать, прямо тут же, в зале, при оглашении результатов голосования родившиеся. Или же всё-таки заготовленные на всякий случай заранее. Стихи, надо отметить, были какие-то отчаянно невыразительные, что, заметим, крайне странно для острослова Гафта, и окончательно переводящие всю церемонию в разряд «домашних радостей».
А потом, когда коллективное самолюбие
(и самолюбование) было уже вдоволь натешено, и двенадцать, а точнее, десять – не знаю, по каким обстоятельствам акцию не почтили своим участием артисты А. Горбунов и А. Мадянов, но в этот момент их захотелось сильно зауважать – вроде бы уже сошли со сцены, на неё вновь взбежал Ю. Стоянов, которому в этот вечер опять-таки решительно изменило свойственное ему ироничное остроумие.
– А представляете, если бы Никита Сергеевич решил снять «300 спартанцев», – возопил он к вящему восторгу присутствующих.
А действительно, представляете?..