«Аэлита» Алексея Толстого очень петербургская повесть. И потому, что в Петербурге постоянно оформляется, реализуется то, чем беременна культура всей России.
Думали, чувствовали – все... А выразили петербуржцы: Алексей Толстой, потом Иван Ефремов, за ним – целая школа фантастики. Место действия описано поразительно точно: инженер Лось делает космический аппарат... в сарае, во дворе дома по Ждановской набережной, 11.
Автор этой статьи побывал в упомянутом дворе. Никакого сарая там уже нет. Как, впрочем, и нет самого дома, о котором упоминал А. Толстой. Его снесли и на этом месте в 1955 году построили другой. Ничего странного. Потому что и полёта на Марс, конечно, тоже не было – роман-то фантастический. А вот Петроград в нём – вполне реальный…
Прообраз очевиден
Несомненно, Толстой прекрасно знал этот район. Переписывая в очередной раз «Аэлиту» в конце 1920-х, в 1925–1928 годах жил в квартире 24 по Ждановской набережной, 3/1. А совсем рядом, на Ждановской набережной, 13, в школе авиационных техников преподавал авиаконструктор Юзеф Доминикович Лось-Лосев. Позже он стал разработчиком ракетных двигателей. Толстой познакомился с ним в 1916 году, будучи корреспондентом «Русских ведомостей». Прообраз «инженера Лося» очевиден. И место очевидно, описано до деталей... То «в раскрытые половинки ворот были видны багровые полосы заката и клубы туч, поднявшихся с моря». То «за воротами до набережной Ждановки лежал пустырь. За рекой неясными очертаниями стояли деревья Петровского острова. За ними догорал и не мог догореть печальный закат». Через этот пустырь инженер Лось идёт «к себе на квартиру», а ранним утром «его разбудил грохот обоза, ехавшего по набережной».
Где виден закат со Ждановской набережной? В какое время года? И оно раскрывается! И этим закатом, и описанием: через полгода после отлёта «облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли позёмкой по тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей; засыпало подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем парке». Видимо, вернулись в ноябре, а вылетели в апреле или в мае, когда ночи ещё не белые. В общем, довольно чёткая привязка к месту и времени. Описан совершенно опредёленный двор, в очень понятном месте, хорошо знакомом для петербуржцев.
На Ждановской набережной нет больше двора, где «чахлая трава растёт на грудах мусора, между спутанными клубками проволок, поломанными частями станков». Но место осталось. И память.
Как всякое сильное литературное произведение, «Аэлита» очень многогранна. Это повесть о гениальном инженере, революционном деятеле. О рефлексии и полном отсутствии рефлексии. О любви и грандиозном прорыве в космос. О половых страданиях и о «братьях по разуму» на соседней планете. О городе на Неве…
Поначалу не распробовали
Оценили роман Толстого не сразу. «Легковесное чтиво», – буркнул Иван Бунин. «Подражание Уэллсу и Бэрроузу», – полагали Чуковский и Тынянов. В книге видели и примитивное политиканство: возвеличивание красноармейца, намеревающегося присоединить Марс к Советской России. Видели даже «смерть Запада», «замаскированного» под Марс, на смену которому идёт молодая «прогрессивная» Земля в виде Советской республики. Будь критики правы, «Аэлита» никогда не превратилась бы в классику детско-юношеской литературы, не переиздавалась бы десятки раз. Аэлита не превратилась бы в популярное женское имя. Не было бы кафе и ресторанов, даже прачечных «Аэлита». Не назвали бы «Аэлитой» фестиваль фантастов и престижную награду в фантастической литературе.
Подражательство? Единственное прямое заимствование из Уэллса, кстати, это название музыкального инструмента марсиан: «улла». Кто помнит, этот клич марсиан, умиравших от земных микробов, летел над разорённым Лондоном. У Бэрроуза Марс населён враждующими расами, а попадают туда вполне мистическим способом. При желании можно найти море заимствований, хотя это скорее ветви одного дерева. Легковесность? До 1960 х годов на планетах Солнечной системы считали вполне вероятной высокоорганизованную, даже разумную жизнь. Тимирязев прямо связывал красноватый цвет Марса с цветом высокогорных растений. В 1910–1920-е годы далеко не устарела книга К. Фламмариона «Жители небесных миров с точки зрения строго научной, философской и фантастической». В 1925 году в Лейпциге вышло сочинение Феликса Линке «Родство миров и обитаемость небесных тел». В библиотеке Алексея Толстого была книга Иосифа Поле «Звёздные миры и их обитатели» (Петербург, 1903) с многочисленными пометками читателя. «Аэлита» – научно-фантастическая повесть. В толстовские времена представления о Марсе, населённом разумными существами, вовсе не противоречили данным науки. «Умирающий Марс»? Тоже логично – более древняя планета, там всё раньше началось и раньше закончится. Даже «Путешествие по планетам» Владимира Обручева в 1951 году включает подобное предположение.
Россия «болела» идеей космоса
Начиная работать над «Смертью Марса» в 1921 году в Берлине, Алексей Толстой спешил: хотел, чтобы выход повести произошёл до великого противостояния Марса и Земли в 1924 году. Сюжет не казался чем-то совершенно невероятным. У него получилась очень русская повесть. Россия давно «болела» идеей космоса, не случайно целое направление в философии получило название «русский космизм». В статье Андрея Белого в эмигрантском «Голосе России» «О духе России и о «духе» в России» прямо говорилось о «космическом сознании» страны.
В Советской России Циолковский открыто говорил о том, что космос – не отдалённое будущее. Возникали целые коллективы, целые учреждения, реально начинавшие готовить космическую программу. Не в первый и не в последний раз «фантастическую» проблему в России ставили как практическую инженерную задачу. Именно это и было сделано в статье Константина Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903 год).
Страны Старого Света тоже «болели» космической перспективой, но иначе – там ждали появления каких-то новых фантастических возможностей. В Европе «братьев по разуму» боялись, как Уэллс, или изображали чудовищами. В лучшем случае малоопасными для Земли (как у Бэрроуза). В России развивалось исследование закономерностей развития живых существ. Если условия жизни на разных планетах сходны, они порождают похожих созданий. «Они» могут быть не похожи на нас, но тоже двуруки, двуноги. С одной головой и могучим мозгом. Они не могут быть враждебны и опасны. Вот и инженер Лось рассуждает: «По-моему, там должны быть люди, что-нибудь вроде нас... Марс хочет говорить с Землёй. Пока мы не можем отвечать на эти сигналы. Но мы летим на зов. Трудно предположить, что радиостанции на Марсе построены чудовищами, существами, не похожими на нас. Марс и Земля – два крошечных шарика, кружащиеся рядом. Одни законы для нас и для них… Повсюду возникает жизнь, и над жизнью всюду царствует человекоподобный: нельзя создать животное более совершенное, чем человек».
А ведь сбылось!
Пройдёт всего 30 лет, и эту идею с огромной силой выразит Иван Ефремов. Все его «инопланетяне» человекоподобны и гуманны. Даже идея полумистической связи Земли и Марса не так уж «ненаучна», как кажется: о высокоразвитых цивилизациях до «нашей» говорили не раз, и не все такие утверждения абсурдны. Цивилизация атлантов? Какая разница, как их назвать... Тем более что в начале ХХ века такая вероятность была выше. Мы, чёрт возьми, стали слишком знающие и «умные». Даже жаль, что приходится отбрасывать такие увлекательные идеи!
«Аэлита» прямо вырастает из основных пластов нашей культуры. Нашей истории! Не уверен, что Толстой выводил Европу под видом Марса, однако Первая мировая война создала ощущение грандиозного крушения цивилизации. Почему на Марсе тоже не может разразиться социальная революция? Почему не может появиться «марсианская советская республика»? События 1917–1922 годов так невероятны, так фантастичны, что почему бы и не Марс? Повесть, кстати, может быть и продолжена. Ведь красноармеец Гусев, вернувшись в Россию, «основал «Общество для переброски боевого отряда на планету Марс в целях спасения остатков его трудящегося населения». Не один вояка ворвётся на Марс – целый отряд! И трудно сказать, что завертится... Причём начнётся всё опять из Петербурга! Ведь «Лось в Петрограде на одном из механических заводов строил универсальный двигатель марсианского типа». В конце повести он слышит таинственные сигналы из космоса, узнаёт голос Аэлиты... Желающие могут продолжить – и про «советскую республику на Марсе», и про брак Лося с Аэлитой, их разноцветных детишек…
Сегодня наивно выглядит созданный в «высоком сарае» космический корабль: «яйцо» 8 метров в высоту. Во дворе, «заваленном ржавым железом и бочонками от цемента», где «чахлая трава росла на грудах мусора, между спутанными клубками проволок, поломанными частями станков». Космическая программа требует намного больше усилий, времени и денег. Но ведь прав инженер Лось: «Я уверен – пройдёт немного лет, и сотни воздушных кораблей будут бороздить звёздное пространство. Вечно, вечно нас толкает дух искания».
В общем, лиха беда начало. Ведь сбылось!