А.П. Кузнецов. Этнографические очерки: Научное, литературное и публицистическое наследие. По материалам архивов и периодических изданий (XIX–XX вв.) / Составитель Геннадий Хомутов. – Калуга: Золотая аллея, 2007. – 352 с.: ил.
Эта книга интересна во многих отношениях. Колоритна фигура автора – Анания Павловича Кузнецова (1859–1938). По его собственному определению, «крестьянин-самоучка», человек нелёгкой судьбы и разносторонних дарований, он был фольклористом, бытописателем, агрономом, просветителем, поэтом и журналистом. Жизнь его закончилась трагически – в годы «большого террора» он был расстрелян по сфабрикованному обвинению в участии «в контрреволюционной повстанческой организации». И лишь после реабилитации Кузнецова в 1989 году, по словам составителя (кстати, внука Анания Павловича), «начался процесс реабилитации и его художественного, научного и публицистического наследия».
А.П. Кузнецов первым стал изучать культуру и этнографию русских крестьян Оренбуржья. До него основное внимание уделялось обрядам и обычаям либо оренбургских казаков, либо «инородцев» – башкир, казахов, калмыков… В то время как жизнь русского крестьянства этого края давала уникальный этнографический материал, поскольку в результате массового переселения из других губерний здесь во второй половине позапрошлого века образовался своеобразный национальный «плавильный котёл» России. Вот что пишет Кузнецов в очерке «Свадьба у крестьян Оренбургского уезда Оренбургской губернии» о местном населении: «оно здесь настолько разнообразно, разнохарактерно, что, кажется, не нужно объезжать всей Руси, чтобы описать её в этнографическом и тому подобных отношениях: для этого достаточно будет объехать только один Оренбургский уезд, имеющий в себе не только воронежцев, куряков, орловцев, пензенцев, рязанцев, тамбовцев и туляков, – этих везде сущих великороссов, но и всех других представителей «Руси великой». Кроме того, здесь много татар, чуваш, мордвы, башкир, сибиряков, есть даже вотяки и калмыки. Все эти люди живут вместе или рядом, бок о бок, имеют частые и даже постоянные сношения, дружат, – словом, смешались, говорят больше одним языком – великорусским, на «московском» наречии, но непременно с примесью всех остальных наречий, говоров и языков России». По признанию автора, ему также «доводилось встречать деревни с двадцатью и тридцатью особенностями, занесёнными из двадцати и тридцати губерний!»
Этот очерк, где подробно описаны свадебные обряды, классифицированы и приведены более 50 песен, был опубликован в сборнике «Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.» (СПб., 1900) видного фольклориста того времени П.В. Шейна. Кстати, он считал Кузнецова своим «обязательнейшим» корреспондентом. Сотрудничал Ананий Павлович с другими этнографами и фольклористами. Об этом, а также о научном и литературном значении трудов Кузнецова речь идёт в толковых, без академического занудства написанных статьях современных исследователей – историка Юрия Зобова, филолога Тамары Пузанёвой, философа Татьяны Скопинцевой.
Но творчество крестьянина-самородка имеет не только научное значение. Вот, например, «Уроки Анания Павловича Кузнецова» стремится осмыслить прозаик Пётр Краснов: «Главный из них, пожалуй, – глядеть на себя, на свой быт и бытие трезвыми глазами. Не поддаваться лести, самодовольству и хвалежу иных записных «народолюбцев», потому что в самовосхвалении достоинства теряется подчас не меньше, чем в унижении… И почти во всех бывальщинах, рассказах или переложенных «с народного» сказках и легендах Анания Павловича видна эта трезвая, здравая оглядка: а мы-то сами каковы – что, уж больно хороши?!
И в то же время везде и во всём надежда у него живёт: мы не безнадёжны и достойны лучшей участи – «если люди вспомнят Бога и начнут жить в мире». В мире с самими собой, с соседями по жизни, в ладу со всем живым и неживым обиходом её…»
Особенности, отмеченные П. Красновым, видны и в журналистских материалах А.П. Кузнецова – корреспонденциях и очерках, которые охотно печатали местные газеты. Это бесценные для современных историков и краеведов свидетельства повседневной жизни оренбуржцев рубежа XIX–XX столетий. Автор пишет о видах на урожай, ярмарках, эпидемиях, засухе и многом ином. Он не просто констатирует факты, но и выражает своё к ним отношение, призывает к помощи пострадавшим, например от пожаров («Село Абрамовка»), осуждает тех, кто пытается нажиться на несчастьях и невежестве простых людей («Кулаки такой народ…»). Нередко автор выражает свои чувства в собственных стихах, включённых в ткань журналистских текстов.
В корреспонденции «Ясли-приют» рассказывается о благотворительной акции в селе Покровском, где были открыты ясли для крестьянских детей из бедных семей. Нашлись добрые люди из сельской интеллигенции, которые собрали средства, организовали работу. Но, чтобы её продолжить, «патронессы отправились знакомить с добрым делом местных купчих и прочих дам села, а кстати – и за пожертвованиями на ясли. Но – опустим тут занавес: собрано всего рублей до 15, а наслушались наши патронессы разных «раций» вволюшку! «Каки-таки детки?» – говорили им в одном месте. «Что ж, мы можем пожертвовать», – и из купеческой кассы ленивою рукою вынут пятиалтынный. «Дармоедов изволите кормить, а опосля няньки не найдёшь даже за два рубля»… И т.д. и т.д. Жертвователями в конце концов оказались сами же труженики кружка, да г-н земский начальник прислал своих и собранных пожертвований 31 р. с копейками…» Как выразительно воссоздана вечная жизненная коллизия, где эгоизму и равнодушию противостоит сострадание к «малым сим», жадности – бескорыстие. Надо ли говорить, на чьей стороне автор?..
Книга богато иллюстрирована старинными фотографиями, с которых на нас смотрят крестьяне и сельские учителя, где запечатлены крестный ход и базарная торговля, а также многое иное – вплоть до такой местной экзотики, как пахота на верблюдах…
А закончить разговор о сборнике хотелось бы словами писателя Владимира Одноралова: «Это ценная и нужная сегодня книга. Она, во-первых, возвращает нас к нашему настоящему языку – полному жизни, тепла и света, к нашей подлинной, народной, а не книжной поэзии. Во-вторых, она исправляет тот извращённый, утвердившийся в результате исторического разлома взгляд на дореволюционный русский мир, на всю дореволюционную русскую жизнь как на средоточие «мерзости и запустения». В трудах-свидетельствах Анания Павловича, любящего свой край и болеющего за него, открывается перед нами честная, а потому настоящая, подлинная картина народной жизни одной из российских губерний. И счастлива та губерния, у которой есть такие свидетельства и свидетели».