В багаже Адели Алексеевой, юбилей которой отмечается в октябре, – более 20 книг, её темы: история и культура России (XVIII и начало XX века), подростки, детство, судьба женщины в современном мире. Одно из наиболее фундаментальных повествований – трилогия «Кольцо графини Шереметевой» (1995), охватывающая 300-летнюю историю рода Шереметевых. Ещё одна книга – «Три Музы Бориса Кустодиева» (2006), главное достоинство которой – тонкая и точная передача ощущений и настроений, вызванных творчеством художника.
Три книги Алексеевой, вышедшие в этом году, в какой-то мере воспринимаются как продолжающие одна другую – общее повествование об изяществе, красоте и непрочности прошлого, о любви, творчестве и смерти… Первая из них – дополненное переиздание цикла очерков «Звенигородская усадьба» – это одновременно и описание конкретной усадьбы «Введенское» под Звенигородом, с её историей и судьбами людей, и разговор о русской усадьбе вообще. Из всех фигур, так или иначе связанных с Введенским и описанных в книге, особенно интересны его предпоследний владелец граф С.Д. Шереметев и его дочь Мария (в замужестве Гудович). Граф Шереметев свою главную задачу видел в сохранении «корневой русской культуры», отводя в ней особое место русской усадьбе, и именно ему мы обязаны сохранением Кускова, Останкина, Михайловского, Остафьева, Воронова и Введенского. Он писал о значении дворянских имений: «Они крепко основаны на патриархальном быте семейном, на твёрдом единении с жизнью церковной и жизнью народной… Вот почему я каждой благоустроенной усадьбе придаю значение государственное». Эта идея характерна вообще и для творчества Алексеевой: как мы увидим далее, это естественное для неё сочетание – любовных историй, семейного очага и вопросов национальных, государственных…
Вторая книга – «Дамы печального образа» («Эксмо») – пёстрая и изящная череда тех женщин, которые вдохновляли правителей, художников, поэтов: Прасковья Ковалёва-Жемчугова, Наталья Гончарова, Наталья Голицына, Софья Строганова, Елена Голицына. Эта книга привлекает внимание и подбором ярких и интересных персонажей, и глубинными идеями, такими как мужество и стойкость героинь при любых стечениях обстоятельств, темой хранения русской культуры, роли аристократии в жизни страны. «Много написано о русской эмиграции, – замечает Алексеева, – ей воздали должное за «странствия поневоле», но гораздо большей хвалы заслуживают те люди из цвета нации, которые не покинули Россию, разделив её судьбу». Автору книги случилось «со многими из них познакомиться, увидеть их скромный быт, незначительные потребности и истинное православие», и именно это знание даёт ей такую живость и реализм при создании образов аристократии прошлого.
Сегодня активно обсуждается тема элиты и различных элит: политической, культурной и т.д. Адель Алексеева показывает русское дворянство как наиболее органичную для России элиту, превосходство которой не только и не столько в культурном или экономическом плане, сколько в нравственном. Например, благополучие жизни, согласно «Завещательному письму» графа Н.П. Шереметьева, зависит «от исполнения законов Божеского и человеческого; несчастие – от противного им и развратного поведения…». Не так просто эти очевидные, а потому бледные и выцветшие для нас истины показать в тексте достаточно выпукло, заставить сиять новыми гранями, но в «Дамах печального образа» такая ненавязчивая нравственность дана в обрамлении захватывающей интриги и ярких образов. «Мы с мужьями не разводимся – мы их хороним» – заголовок одной из глав, ёмкий и запоминающийся, выражает одновременно и семейное кредо русских аристократок, и неявный намёк нам сегодняшним, вечно недовольным всем женщинам: «Не хочешь по-моему, ну так давай разведёмся».
«Ещё одно знакомство с Натали» – так называется глава, посвящённая Наталье Николаевне Гончаровой. Признавая самим заголовком определённую «вторичность» своего взгляда, Алексеева называет вескую причину обратиться к этой теме: знакомство с правнучкой Пушкиных Натальей Сергеевной Мезенцевой. Так вся история любви Пушкина и Гончаровой и рассказывается – как беседа и воспоминания в уютной, бедно обставленной квартирке на окраине Москвы. Поэтому обращение к столь сложной и щекотливой теме оказывается тактичным и уместным. А как обращается писатель с историей, тем более когда речь заходит о личной жизни исторических персонажей – и многим авторам открывается простор для спекуляций и непроверенных, ничем не оправданных гипотез?.. Так вот наш автор счастливо избегает всех подводных камней данного жанра. Более того, догадки, если они есть, делаются с большим тактом, а авторская смелость сводится в основном к жанровым находкам, например идее переписки между провинциальной девицей и её тёткой – служащей – для рассказа об истории создания усадьбы «Введенское» или бесед леди Рондо с внучкой в новелле «Императрица на час». Разумное самоограничение прямо оговаривается в «Дамах печального образа». «Тут автор обязан капитулировать перед вымыслом, ибо не поднимается рука дорисовывать сцены, разыгравшиеся в царском дворце в момент смерти императора. Да и вправе ли он заставлять говорить и действовать своих героев по своему разумению в столь ответственный момент?» – резонно отмечает Алексеева.
История требует обращения к архивам – и А. Алексеева не только проводит часы в общедоступных архивах и библиотеках, но и публикует впервые попавшие к ней рукописи и письма дворянских семей, такие как, например, письма Марии Гудович отцу, графу Шереметеву, содержащие замечательную, богатую и информативную летопись усадебной жизни последних лет существования Российской империи и первых лет советской власти. Таким образом, история и культура в её прозе – это действительно цепь веков: коснёшься одного конца цепи – отзывается на другом. Поэтому историческая тема во всех трёх изданиях не затемняет от автора настоящее – напротив, именно в постоянных аллюзиях к настоящему, стремлении через прошлое проникнуть в закономерности развития страны и народного духа в наши дни и проявляются несомненная актуальность и значимость книг А. Алексеевой.
Третья книга – «Гумилёв и Рейснер» («Вече») – рассказывает о сложной судьбе Ларисы Рейснер («Это была очень красивая и смелая женщина, журналистка с острым пером, она могла укусить, как мангуста, и с годами вокруг неё всё сгущались и сгущались тучи… и её ранняя смерть всем показалась противоестественной») и её непростых отношениях с Николаем Гумилёвым. Как и в предыдущих трёх книгах, привлекательным моментом являются личные впечатления А. Алексеевой от общения с А. Ахматовой, Р. Ивневым, В. Шкловским, С. Городецким, с подругами Ларисы Рейснер, а также с почитателями Гумилёва. Например, с князем Шаховским, у которого сохранилась тетрадь с золотым обрезом, а в ней стихотворение, которое Гумилёв якобы написал кровью на стене камеры. Книга написана в живой художественной манере, отличным сочным стилем: «Пользоваться только воспоминаниями – это скучно, хотя необходимо, – отмечает Адель Алексеева. – Важно то, что кроме воспоминаний у меня были встречи с теми, кто её знал, а также автобиографические записки Ларисы. И потому тут уместным оказался жанр повести…»
А что же с сентиментальностью? Нормальная, здоровая сентиментальность нужна обществу, в том случае если она сделана качественно и со вкусом, потому что базируется на основных человеческих ценностях – будь то любовь, терпение или мужество. Отсюда, например, и неутихающая вот уже несколько десятков лет популярность Джейн Остин – и в интеллектуальных кругах, и у массового читателя. А русское лицо сентиментальности совсем особое. Как мы видим на примере творчества Адели Алексеевой, ведущими темами в целом сентиментального повествования оказываются темы России, национального уклада, государственности.
, кандидат филологических наук